Это стало началом дополнительного колоссального ущерба, беспрецедентного уничтожения благосостояния. Все банковские модели рисков развалились на глазах.

В основе кризиса, который неизбежно и окончательно разразился в середине 2007 года, лежало отсутствие транспарентности. Эта непрозрачность, как описывалось выше, была обусловлена тем фактом, что вместо распределения рисков на транспарентной основе, как это предусмотрено общепринятой экономической теорией, операторы рынка выбрали путь «секьюритизации» рискованных активов путём продвижения высокодоходных и высокорискованных активов без чёткой маркировки их рисков. Кроме того, кредитно-рейтинговые агентства закрывали глаза на присущие этим финансовым продуктам риски. А то, что эти облигации редко продавались на рынке, означало, что даже приблизительная стоимость этих финансовых продуктов не известна. ^{951}

Доверие между банками на международном межбанковском рынке, сердце глобальной банковской системы, которая торгует обеспеченными активами коммерческими бумагами, рухнуло в августе 2007 года. На фоне этого краха банковская система с изумлением увидела перед собой системный кризис. И сейчас этот кризис угрожает эффектом домино крахов банков сродни тому, как это случилось в Европе в 1931 году, когда французские банки по политическим причинам обрушили австрийский «Вьена Кредитанштальт». Новые финансы ФРС проявили себя грандиозным источником новой нестабильности. ^{952}

Мировая финансовая система столкнулась с угрозой системного кризиса ещё в сентябре 1998 года, когда обрушился хеджевый фонд «Долгосрочное управление капиталом», Гринвич, Коннектикут. Тогда лишь чрезвычайное и скоординированное вмешательство возглавляемой Гринспеном ФРС предотвратило глобальный крах.

Этот кризис содержал в себе зародыш всего плохого, что сегодня происходит на многотриллионом рынке секьюритизации активов всего лишь десять лет спустя. Любопытно, что Гринспен и другие ответственные лица систематически отказывались принимать эти уроки близко к сердцу.

Источником трепетного отношения к фонду «Долгосрочное управление капиталом» перед его оглушительным коллапсом в 1998 году была «команда мечты», которая им управляла. Исполнительным директором и основателем фонда был Джон Мериуэзер, легендарный трейдер Уолл-Стрит, который покинул «Соломон Бразерс» после скандала по поводу скупки облигаций Министерства финансов США. Скандал не уменьшил его самоуверенности. На вопрос, верит ли он в эффективные рынки, он как‑то скромно ответил:

«Я делаю их эффективными».

Среди основных акционеров фонда были два выдающихся эксперта в «науке» о рисках, Майрон Скоулз и Роберт Мертон. Оба в 1997 году были удостоены Шведской Академией наук Нобелевской премии по экономике за свою работу по деривативам. Майрон Шоулз и его коллега Фишер Блэк в 1973 году разработали оригинальные теории ценообразования опционов, модель Блэка-Шоулза, упомянутую в предыдущей главе, которая двадцать лет спустя легла в основу многотриллионного взрыва долларовых производных финансовых инструментов. «Долгосрочное управление капиталом» в своём совете директоров также имел ослепительный набор финансовых профессоров, докторов физико-математических наук и других «суперспециалистов», способных изобретать чрезвычайно сложные, смелые и прибыльные финансовые схемы.

Был только один недостаток. Основные аксиомы рисков Шоулза и Мертона, допущения, на которых были построены все их модели, были просто неверными. Они были построены не просто на песке, а на зыбучем песке. Они были глубоко и катастрофически неверны.

Их математические модели ценообразования опционов предполагали существование идеальных рынков, рынков столь чрезвычайно крупных и глубоких, что индивидуальные действия трейдеров не смогут повлиять на цены. Они предполагали, что и рынки и игроки рациональны. Реальность же предлагает нечто противоположное: рынки фундаментально иррациональны в долгосрочной перспективе. Но модели рисков ценообразования Блэка-Шоулза и других в течение последних двух или более десятилетий позволили банкам и финансовым учреждениям утверждать, что традиционное благоразумное кредитование устарело. С подходящими вариантами в качестве своего рода страховки можно уже не беспокоиться насчёт рисков. Ешьте, пейте, веселитесь и собирайте свои миллионные бонусы...

Допущения моделей рисков, разработанных Блэком, Шоулзом и Мертоном, однако, игнорировали фактические рыночные условия, которые преобладали в периоды каждой крупной биржевой паники с того момента, как модель Блэка-Шоулза была представлена и заработала на Чикагской фондовой бирже. Они игнорировали фундаментальную роль опционов и «портфельного страхования» в Крахе 1987 года, они игнорировали причины возникновения паники, которая в 1998 году утопила фонд «Долгосрочное управление капиталом», в котором и Шоулз и Мертон были партнёрами. Уолл-Стрит вместе с экономистами и управляющими ФРС и, особенно, Гринспен в блаженном неведении игнорировали очевидность.

Финансовые рынки в отличие от религиозной догмы, десятилетиями преподаваемой во всех бизнес-школах США и Британии, не столь гладко и хорошо следуют гауссовым кривым, выдаваемым этими школами за закон вселенной. Тот факт, что все основные архитекторы современной теории финансового инжиниринга (новомодное серьёзное звучащее наименование «финансовой экономики») получили Нобелевские премии, придал ущербным моделям ауру папской непогрешимости.

Всего лишь через три года после Краха 1987 года Нобелевский комитет в Швеции присудил премию Гарри Марковицу и Мертону Миллеру за продвижение всё той же ущербной точки зрения на риски. В 1997 году в разгар азиатского кризиса, в котором производные финансовые инструменты сыграли центральную роль, он выдал премию Роберту Мертону и Майрону Шоулзу. ^{953} С самого зарождения финансовых деривативов в 1980‑х и вплоть до взрывного роста секьюритизации активов двадцатью годами позже самый замечательный аспект использования дефектных моделей рисков заключается в том, что они так мало оспаривались.

Трейдеры фонда «Долгосрочное управление капиталом» и все те, кто вслед за ними шёл к краю финансовой пропасти в августе 1998 года, не хеджировали одну единственную вещь, с которой они и столкнулись, – системный риск. Именно с системным риском им пришлось бороться, когда «невозможное событие», российский государственный дефолт, доказало, что оно волне возможно.

Несмотря на ясные уроки из ужасающего фиаско хедж-фонда «Долгосрочное управление капиталом» (что не существовало и не существует ни одного дериватива, который застрахует вас от системного риска) Гринспен, Роберт Рубин и нью-йоркские банки продолжали полагаться на свои модели рисков, как будто ничего не произошло. Российский государственный дефолт был ими забыт как «одиночное событие раз в столетие».

Банкиры Уолл-Стрит устремились к созданию пузыря «доткомов» и далее к величайшему финансовому пузырю в истории человечества – пузырю секьюритизации активов в 2002-2007 годах. Стратегия Уолл-Стрит состояла в том, чтобы вывести риски за пределы балансов банков через деривативы и прочие инструменты, такие, как секьюритизация. В продаже этих новых ценных бумаг всему миру они видели явный способ построить свою денежную власть над всей планетой почти без ограничений. Банки Уолл-Стрит буквально были опьянены своим собственным обманом и своими собственными ущербными моделями риска. Они уже видели себя настоящими «Богами денег».