Этот дом в давние времена принадлежал одному достойному христианину, которому за какое-то доброе дело святой рабби Мордхе-Бенет дал свое благословение. И благословение святого Мордхе пережило века и сохранило дом от ужасов пожаров. Да хранит оно и нас и наши дорогие крыши над нашими головами от всего дурного (пусть лучше не придет оно никогда!), чтобы мы могли жить в мире и скоро, еще в наши дни, увидеть со всеми преданными Израилю приход Мессии, АМИНЬ!
Ребе реб Шмелке не написал много. До нас дошли лишь его толкования к Пяти книгам Моисеевым. Их аннотировал своим лаконичным слогом его ученик, святой рабби Исруль из Козниц, и назвал их Диврей Шмуэль («Слова Самуиловы»).
Но его брат Пинхес из Франкфорта был замечательным литератором. В целом он написал семь сочинений, среди которых самое знаменитое его Гафлаа. В старости ребе реб Пинхес ослеп, но оперировал он только один глаз, объясняя это тем, что смотреть на этот мир совершенно излишне, а для служений Господу ему достаточно и одного глаза.
Он скончался в 5562 (1802) году — да хранит нас Свет его заслуг!
Но я чуть было не забыл упомянуть об одной очень важной детали. Святой ребе реб Шмелке умел предсказывать будущее.
В ту пору в святой общине микуловской жил один человек, некогда имущий, но со временем лишившийся своего состояния. И этот человек не уставал выпрашивать у святого ребе реб Шмелке некую бумагу, которая бы свидетельствовала о том, что человек он вовсе не нищий, а вполне уважаемый гражданин. Вооруженный таким свидетельством, он стал бы готовиться в путь-дорогу, полагая, что ни один единоверец, поглядев на этот святой документ, его, несчастного, не прогонит со своего порога. Однако ребе реб Шмелке отказался выдать ему такую бумагу, говоря, что лучше он, Шмелке, будет помогать ему, пока жив, чем совершит поступок, который может натворить много зла. И этот человек, поняв, что по-хорошему от святого ребе реб Шмелке ничего не добиться, решил действовать по-другому. Он униженно стал умолять одну важную персону повлиять на ребе реб Шмелке и заставить Шмелке удовлетворить его просьбу. Князь, знавший этого человека в лучшие времена, постарался уговорить святого. Таким образом, реб Шмелке вынужден был выполнить неблаговидную просьбу этого бесчестного человека, и тот, взяв желанную бумагу, без всяких колебаний отправился в путь. И в самом деле, счастье улыбалось ему. За несколько лет он напопрошайничал по миру столько денег, что никаких сомнений у него не оставалось: когда он вернется в родную Моравию, микуловчане примут его с распростертыми объятиями, как самого желанного состоятельного человека.
И все шло как нельзя лучше, пока он не встретил на своем пути одного подмастерья. (Из той же уважаемой гильдии нищебродов.) Подмастерье, увидев подписанную святым ребе реб Шмелке бумагу, упросил нашего земляка отдать бумагу ему, а взамен пообещал подарить на память свой — разумеется, полный — кошелек. И наш веселый микуловчанин просьбу подмастерья выполнил, как говорится — из товарищеской солидарности. (Замечу, что к тому времени святой ребе реб Шмелке уже отошел в мир иной; это тоже необходимо учитывать.) Итак, два человека с почтением расстались друг с другом, и каждый пошел своей дорогой.
Но милый подмастерье далеко не ушел. Бедолага сильно захворал, и никакой врач-коновал не смог помочь ему. На третий день он испустил дух, и люди добрые похоронили его. Однако, когда покойника облачали в саван, нашли у него бумагу святого ребе реб Шмелке. И конечно, не теряя времени, отослали ее в Микулов, чтобы там знали, где похоронен их богатый земляк (то есть так они предполагали). Получив бумагу, микуловчане тоже решили, что их земляк умер, а что еще они могли подумать? Тем временем наш милый микуловчанин, не зная, что приключилось, в полном здравии бродил по свету в надежде, что и без бумаги ребе реб Шмелке ему удастся милостыней поддержать своих деток. Да не тут-то было — никто ничего ему не давал, и бедняга истратил все, что накопил прежним попрошайничеством. И теперь возвращался к родному очагу после семи голодных лет без единого шмейцера[31] то есть таким сирым и убогим, каким когда-то оттуда ушел.
Но послушаем, что тем временем там приключилось. Когда ложная весть о его смерти дошла до Микулова, его верная жена очень сильно пригорюнилась, потому что — как она думала — овдовела. И, не теряя попусту времени, вышла во второй раз замуж и своему второму мужу — хотя и не покидала первого — родила трех малюток. Этаких трех момзерим! Это был настоящий кошмар, скажу я вам. Такие байстрюки, хотя и без вины виноватые, навсегда обречены на жестокую жизнь. Тому, кто момзер, никогда не дано вступить в законный брак; он будет проклят и унижен до конца дней своих! Так говорит наш Закон Божий, и так по-спартански мы охраняем свое чистое пламя очага семейного.
Однако мне уже пора кончить сей печальный рассказ: когда наш дорогой путник снова вернулся домой и увидел этих невесть откуда свалившихся карапузов, у него от жалости лопнуло сердце, и в тот же миг он преставился. И во всем, что случилось, повинна была та роковая бумага; и все это предвидел святой ребе реб Шмелке в своем Духе святом еще семь лет назад — а по какой бы иной причине он так не хотел давать тому бедняге свое поручительство? Святой ребе реб Шмелке! Да хранят нас и наших потомков от всего дурного его заслуги на веки вечные, АМИНЬ!
Как-то я слыхал, что якобы какие-то горе-писаки — из этих современных, чьих книжек мы, хасиды, даже не касаемся, — эту историю по-своему переиначили и понастряпали из нее романы. Однако никому не сказали, что узнали о ней в нашей хасидской империи! (Об этом, должно быть, забыли.)
Из МУДРОСТИ СВЯТОГО РЕБЕ РЕБ ШМЕЛКЕ
Святой рабби Аврум-Хаим из Злочева, автор книги Орах ла-хаим («Дорога к жизни»), однажды спросил святого ребе реб Шмелке, можем ли мы любить ближнего как самого себя даже тогда, когда этот «ближний» обижает нас.
«Ответ на этот вопрос дан в последних словах той же Божией заповеди: …самого себя, — сказал ему святой ребе реб Шмелке. — Все души вместе творят одно неделимое целое. Одно тело духовного принципа любви и мудрости, которое в каббале называется „Душой Адамовой“, и каждая человеческая душа представляет собою лишь звено, одну из духовных частей тела или органов этого духовного целого. Если ты ударишь себя своей собственной рукой или пнешь себя своей собственной ногой — разве ты станешь наказывать свою руку или ногу? А если дойдешь до такого безрассудства своей собственной головой — ты будешь просто безумцем, если за это сам себе надаешь оплеух. Стало быть, ежели кто-то обидит тебя, постарайся осознать взаимосвязь всех душ и то, что, по сути дела, ты и твой ближний являетесь составными частями единого сверх-личностного „Я“, подобно тому, как твои рука, нога или голова есть не что иное, как составные части единого тела. Если ты осознаешь это — то как ты сможешь тогда сердиться на самого себя?»
А как можно любить тех, кто грешит против Бога?
«Все души являют собою искры божественности. Если какая-нибудь искра Бога бесконечного упадет в болото или грязь — разве нам не будет жалко ее? Разве мы не станем помогать ей высвободиться из грязи и снова засиять всем своим блеском? Ведь она составная часть самого Бога!»
Нашему поколению:
«Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя»[32]. Этим сравнением из Соломоновой «Песни Песней» пользуется божественный Жених, обращаясь к своей Невесте, святой общине Израиля. В то же время эти слова обретают особый смысл для нашего поколения. То есть обычно мы видим, что живое существо тянет за собой вещь неживую, и никогда не случается обратного: чтобы вещь неживая тянула за собой существо живое. Случилось это лишь тогда, когда израильтяне переходили Красное море. Там колесницы — то есть вещи неживые — увлекли за собой в море фараоновых коней вместе со всадниками, то есть существа живые. Это, конечно, было неестественно. Естественно лишь одно: когда живое увлекает за собой неживое, как и бывало в прежние времена. Прежде возвышенность духа была для людей гораздо важнее материального блага. Иными словами, в прежние времена Дух, то есть жизнь, увлекал за собой материю. Вещи духовные предшествовали вещам материальным. Но в нашем поколении произошло обратное: материальные удовольствия стали для людей важнее потребностей души. Итак, мертвая материя влечет за собой живую. Подобно тому, как фараоновы колесницы увлекли за собой коней и ездоков в пучины морские…
