Святой ребе реб Бер принял братьев уже «примиренными». Он поздравил их с новым высоким положением, а потом рассказал им очень занятную историю об одном правителе, владевшем огромной империей с помощью своих знатных подданных. Окончив свой рассказ, он отпустил обоих братьев в мире и покое.

Они вернулись на постоялый двор. И только тогда вспомнили, что хотели попросить ребе реб Бера растолковать им одно непонятное место в книге Зогар. Сердились на себя, что забыли об этом. И вдруг вспомнили рассказ о правителе, который поведал им святой. Задумались над ним, и это место в Зогаре сразу им стало понятным. Рассказ о правителе оказался притчей, все объясняющей.

Однажды они уже приходили в Межерич просить святого ребе реб Бера истолковать им один талмудический завет, согласно которому они обязаны от всего сердца хвалить Господа Бога за все плохое столь же искренне, как хвалят его за все хорошее. Святой сказал им: «Ступайте в дом учения, найдите там моего ученика Жише и спросите у него! Жише объяснит вам это лучше».

Братья отыскали Жише.

Боже правый, какой же это был бедняк! Ужасно исхудалое от голода и нищеты тело, обвешанное рваным тряпьем, служившим ему платьем. Всем своим видом он говорил, что его жизнь — сплошное страдание и лишение.

— Возможно ли хвалить Господа Бога за все плохое так же, как мы хвалим Его за все хорошее? — спросили братья ребе реб Жише.

— Это я вам, пожалуй, не смогу объяснить, — призадумавшись, сказал бедняга Жише. — Сказать по правде, до сих пор со мной ничего плохого не случалось…

На свете нет ничего плохого. В действительности все хорошо. Все зависит только от того, принимаем ли мы свою участь с любовью, терпением и покорностью, как наш дорогой ребе реб Жише.

И именно Жише привел обоих братьев на спасительную дорогу хасидизма. Они оба сначала были учениками самого яростного противника хасидизма, раввина Элии «Гуена» (Гаона) из Вильны, и хасидские обычаи поначалу были им не по душе. Им чужд был образ жизни ребе реб Бера. Видите ли, святой ребе реб Бер тщательно скрывал от посторонних глаз свои поступки, так что представал перед непосвященными совершенно обыкновенным человеком. Жише открыл глаза братьям. Благодаря ему они узнали, что и ангелы Господни могут жить на этой земле в образе простых людей.

В скором времени братья проникли в самые таинственные глубины хасидизма. Их пылкая набожность распространилась и на остальных учеников ребе реб Бера.

И тогда святой ребе реб Бер сказал: «До сих пор дом мой был полон свечей, но свечи эти не горели. Теперь на них пали две искорки — и все свечи запылали».

А когда наконец ребе реб Шмелке уезжал из Межерича, он сказал: «Поначалу я много постился. Тем самым я хотел научить свое тело терпеливо выносить свет души. Но в Межериче, где я узнал столько чудесных вещей, душа моя научилась выносить мрак тела».

Микуловчане собирались славно встретить нового раввина. Даже приветственные речи заготовили. Однако святой ребе реб Шмелке пожелал, чтобы прежде всего ему разрешили ненадолго остаться одному. Когда все ушли, он обратился к самому себе с приветственными словами, в которых воздал хвалу своей учености и набожности. Говорил он повышенным голосом, и люди в соседней комнате слышали все.

«А суть вот в чем, — объяснял он потом свой поступок. — Когда вы станете выражать мне свое почтение, из ваших уст вознесется такая хвала, что, поверив в нее, я могу возгордиться, от чего остерегает меня Бог! Поэтому прежде всего я хвалю себя сам. Так мне лучше видно, сколь смешна и неправдива вся эта приветственная комедия».

Хотя ребе реб Шмелке и был принят в Микулове с большим восторгом и помпой, жизнь его там никогда не была устлана розами. Микуловчане уже понюхали просвещения западнического толка и потому с трудом воспринимали тягу хасидского раввина с востока к мистике. Их хорошие отношения особенно омрачала одна причуда ребе реб Шмелкова. В отличие от остальных раввинов он не хотел говорить на идише и тем более на немецком. Он обычно изъяснялся на чистом древнееврейском, а микуловчане образованной речи пророков в то время уже почти не понимали. В их спор не раз приходилось вмешиваться святому ребе реб Мелеху Лиженскому, который умел находить ключ к душе любого, даже самого отъявленного грешника. Ребе реб Мелеху и в самом деле всегда удавалось если не разрешить спор, то, во всяком, случае на какое-то время смягчить его. Однажды несколько микуловских щеголей стали подтрунивать над ребе реб Шмелке:

— Согласитесь, господин раввин, что у нас перед вами, поляками, большое преимущество.

— Какое же? — удивился святой ребе реб Шмелке.

— Мы всегда абсолютно чистые, на нашей одежде вы не найдете ни пятнышка, тогда как с ваших земляков, пусть даже с ученых раввинов, грязь так и капает. А при этом в Талмуде написано, что ученый человек допускает смертельный грех, если позволяет грязному пятну оставаться на своем платье.

— Вы правы, — отвечал находчивый ребе реб Шмелке. — Действительно, так написано в Талмуде. Там также написано, что чистота — первая из ступеней, ведущих к Духу Святому. У нас, у польских евреев, считается, что достичь Духа Святого совершенно невозможно. Этого боится дьявол, и потому устраивает нам всякие козни с самого начала. Он следит за тем, как бы помешать нам достичь даже самой низшей, первой ступени: чистоты. У вас же нет опасений, что вы когда-нибудь удостоитесь дара Духа Святого. И поэтому дьявол может положиться на вас и преспокойно позволить вам жить в телесной чистоте. Он знает, что до святости вам и дела нет. Стало быть, оставайтесь приятно чистыми!

Каждый шаг мы должны делать в надежде на помощь Божию, а силы свои и силы ближних должны укреплять верой во Всевышнего. Сколько раз на дню в тревоге и хлопотах мы говорим: «Помоги мне, Господи!»? Таких восклицаний не сосчитать. В самом деле, мы постоянно должны надеяться и утешать ближних своих, хотя знаем, как все мы грешны и не заслуживаем Божьей помощи. Но милость Божия бесконечна. Только безбожники не знают этого. Но разве и они не достойны сожаления? Как печальна их жизнь! Да это и не жизнь вовсе! Это смерть. Смерть без Надежды, без света Веры. Храни нас, Господь, от такой жалкой жизни! Но в одном деле мы виноваты сами, говорит святой рабби Шамшн из Острополя, в одном деле мы все обязаны быть абсолютно неверующими! Да, безбожниками, которые о помощи Божией и не помышляют. В одном случае грех было бы сказать: «Помоги мне, Господи!» А именно: когда к нам приходит нищий и просит милостыню. Тут мы не можем отделаться от него пустыми словами утешения и призвать Бога помочь ему. Никоим образом. В таком случае мы не должны ничего говорить, а должны широко открыть руку для бедного, несчастного брата и давать, и давать, как писано рукою Моисеевой. В этом случае мы действительно должны быть «неверующими». Святой рабби Шамшн из Острополя говорит: «Будьте неверующими!»

По этому принципу, конечно, действовал и наш ребе реб Шмелке. И как еще действовал! В те времена доходы микуловских раввинов были значительными. Однако у святого ребе реб Шмелке денег всегда было мало. Любой нищий, постучавший к нему в дверь, бывал одарен так щедро, что у самого ребе реб Шмелке и его семьи не оставалось ни гроша. Все деньги, которые он в течение дня получал, он раздавал нищим еще до захода солнца. При появлении звезд на небе в его доме не должно было оставаться ровным счетом ничего. В этом деле служил ему ярким примером Бааль-Шем. А когда, случалось, под рукой не было денег, святой ребе реб Шмелке раздавал и предметы мебели. Все, что только можно было отдать.

Одному нищему он подарил драгоценный перстень.

«Что ты опять наделал?! — запричитала госпожа Шейндл-Бине, заботливая жена ребе реб Шмелкова. — Ведь этот перстень стоил четыреста рынских![30]»