Если святой рабби Нахмен из Брацлава говорит, что настоящей покорности достигает лишь тот, кто с чистой совестью может сказать о себе, что он покорен, то это речение реб Нахмена в полной мере относится и к нашему святому Шулему. Когда он был еще простым учеником реб Яакева-Ицхека, Провидца Люблинского, однажды в Люблин явился какой-то святой и спросил его: «Правда ли, что среди ваших учеников есть один, который такой же покорный, каким был наш учитель Моисей, о коем писано, что он был самым покорным человеком на свете?»
«Воистину так, — ответил Люблинский. Он позвал Шулема и в присутствии гостя спросил его: — Шулемке, ты такой же покорный, каким был наш учитель Моисей?» — «Да!» — подтвердил Шулем просто.
Для реб Шулема и происхождение не имело никакого значения. Кроме Провидца Люблинского он избрал себе в учителя и рабби Иреле из Стрелиски, хотя тот был сыном простого биндюжника и служанки.
Да, велики были скромность и смирение святого рабби Шулема, как и положено каждому истинному святому. В нем не было ни капли тщеславия или гордыни. Однако то, что я расскажу сейчас, может показаться вам совершенно несоответствующим этим его добродетелям. Однажды кто-то спросил его, правда ли, что мы должны — как утверждают хасиды — вечером после каждого шабеса рассказывать истории о святом Бааль-Шеме. Это, дескать, приносит великую удачу в торговле рассказчику и слушателям в течение всей последующей недели.
«Воистину так, — сказал святой рабби Шулем. — Но это благостно не только во имя удачи материальной, но и во имя благочестия, и не только в субботу вечером, но и в любой другой день и во всякое время; и когда мы рассказываем не только о Бааль-Шеме, но и о каком угодно другом святом — хотя бы даже обо мне…»
Реб Шулем, в отличие от остальных хасидов, был человеком, не очень склонным к алкоголю. Однажды святой Люблинский пожелал почтить его рюмкой водки. Реб Шулем пришел в смущение. Обидеть учителя он не хотел, но и согрешить супротив своих принципов тоже не жаждал. Короче, рюмка стояла нетронутой очень долго, пока по воле Божией не разбилась и вся водка не вылилась. Люблинский, без лишних слов, наполнил другую рюмку и поставил ее перед Шулемом. Но и вторая рюмка разбилась, и вся водка вылилась. Святой Люблинский налил третью, поставил ее перед Шулемом и говорит: «Теперь быстренько выпей! Или хочешь, чтобы у меня все рюмки перебились?» — «Благодарствую, — сказал Шулем. — Хмельных напитков не пью». С тех пор святой Люблинский уже никогда не принуждал Шулема пить.
У люблинского Провидца Шулем научился многому. Вы, например, уже знаете, что такое квитл: когда какой-нибудь хасид приходит просить своего святого похлопотать за него перед Всевышним, он пишет на клочке бумаги свое имя, имя матери и место своего проживания. И эту бумажку он предъявляет святому, который лучше всех знает, что он должен выпросить у Господа Бога для этого человека. Так вот, правильно читать такую бумажку, называемую по-еврейски «квитл» (во множественном числе квитлах), реб Шулем выучился у Люблинского Провидца. Он и сам об этом рассказывал: «Он научил меня по квитлу прочитывать у каждого человека, где корень его души: в Адаме, в Каине или в Авеле. Сколько раз душа его перевоплощалась, какой грех совершил он в том или ином воплощении, какой вред он нанес, какой порок в него внедрился и какая заслуга за ним имеется. Он также научил меня распознавать, при каком расположении звезд благотворно молиться за того или иного человека, а за какого — нельзя ни в коем случае. Если он получал квитл от хорошего человека, то его святой привычкой было долго вглядываться в него, а квитл от человека нехорошего он тотчас откладывал в сторону. Не хотелось ему рассматривать позор человеческий».
Противниками белзских хасидов были хасиды из Коцка. Однако в похвалу белзским хасидам надо сказать, что в этой борьбе они сохраняли благородное достоинство, чем хасиды коцкие по большей части не отличались.
Незадолго до ухода раввина Шулема до него дошла весть о великом открытии: о повозках, которые ездят без лошадей. Это была первая железная дорога. Реб Шулем задумался. «Боюсь, — сказал он, — очень боюсь, что спасение придет все-таки естественным путем».
А причина его тревоги была такова: если спасение придет путем сверхъестественным, более или менее чудесным образом, каким был исход из Египта, тогда на свете совсем не будет сомневающихся и неверующих. Все поверят в Бога и Его всемогущество. Но если спасение придет путем естественным, пусть даже мнимо естественным, тогда сомневающиеся на земле не переведутся. Кстати, с реб Шулемом своими опасениями по этому поводу поделился и святой рабби Исруль из Рижена. Тревожные предчувствия обоих святых оказались вполне оправданными, и, как всегда, Бог услышал их молитвы. Что спасение придет путем естественным — этого бояться уже не приходится. Но мы и то теперь слишком хорошо знаем, что все эти человеческие изобретения спасения миру не приносят.
В старости святой рабби Шулем ослеп. По сути, это было особой милостью Божией, что святой муж уже не должен был смотреть, как постоянно множится порочность нашего мира. Нет ничего удивительного, что он дожил до преклонного возраста — он ушел, когда ему было без малого сто лет, — но было бы странно, если бы ему пришлось покинуть наш мир преждевременно, когда он был в полном здравии. Такого, к счастью, не случилось!
Приближался праздник Нового года, когда Бог судит все свои творения, и по этому поводу, согласно мудрому совету Шульхан аруха, каждая община выбирает всеми любимого и совершенного во всех отношениях мужа, который перед алтарем ведет богослужение для всех присутствующих. Община, в которой нет такого человека, обычно приглашает его из другого места, зачастую издалека. Нечто подобное происходило на Небесах в году 5615 от сотворения мира. Тогда все святые и ангелы тщетно искали, кого бы им выбрать из своей среды в ходатаи перед Господом Богом. Но ни один ангел не был так любим, так совершенен и набожен, как наш святой рабби Шулем из Белза. И потому ангелы Господни пригласили его быть их кантором на новогоднем празднике. В день 27-й осеннего месяца элула, то есть за три дня до праздника Рош а-Шана, он покинул наш мир навсегда.
Но даже после ухода из этого мира реб Шулем со своими хасидами не расставался. Дело в том, что после кончины святого вспыхнули споры касательно его преемника. Одни хотели, чтобы им стал младший сын Шулемов, весьма ученый реб Шийеле, другие отстаивали обычную практику в хасидских семействах, утверждающую право старшего сына раввинова. К тому же этот последний готов был защищать свое святое право до самого конца! И вот в ту минуту, когда реб Шийеле по желанию своей «партии» подошел к алтарю и переполненная молельня замерла в ожидании, каким путем пойдет новый цадик в своем служении Господу, его старший брат попытался силой продраться сквозь толпу, чтобы оттолкнуть брата и встать на его место перед алтарем. Приблизившись, он вдруг почувствовал на плече руку. Он обернулся, и, о диво дивное, перед ним, лицом к лицу, стоит его покойный отец, святой рабби Шулем, и грозно повелевает ему отступиться от своего намерения. Так после смерти отца белзским раввином стал его младший сын, реб Шийеле, и дом Божий был спасен от позора, от осквернения Имени Господня и от насилия.
И даже потом святой рабби Шулем не покинул своей любимой хасидской общины. Когда мы молимся сообща, он приходит в нашу синагогу и садится на старом месте, куда никто другой сесть не смеет. А по большим праздникам его живой потомок и преемник покидает свое место и встает рядом с молитвенным аналоем, где молится бааль-тфиле (чрезвычайно набожный хасид, которому, подобно кантору в Западной Европе, поручено вести богослужение.) Рабби делит с ним свой махзор (молитвенную книгу). Тут приходит святой рабби Шийеле, к тому времени уже давно усопший, и садится на освобожденное место своего живого потомка, рядом со своим отцом, святым рабби Шулемом. Они оба, естественно, незримы для присутствующих хасидов. Только бааль-тфиле должен следить за тем, чтобы во время молитвы «Короной украшаем Тебя» не оторвать взора от молитвенной книги, ибо в эти минуты он единственный, кто может узреть их святые лики. И горе ему, если он каким-то образом даст знать, что увидел светлую бороду реб Шулема! Такой бааль-тфиле не проживет и года. Однако, пожалуй, никто из тех, кому до сих пор было предназначено видеть покойного святого — а таких бааль-тфилов набралось уже немало, — не сумел совладать с собой и сохранить молчание. Пусть память о них будет благословением нам, и пусть Свет их заслуг хранит нас, ибо уже давно их души связаны союзом вечной жизни со всеми праведными и верующими в саду Едема, АМИНЬ!
