У художников все пили вино. Она сидела у стены на корточках. Так уж вышло, что Андрей сел рядом. У него была манера говорить, знаете… он никогда не смотрел в глаза собеседнику. Он мог разговаривать с вами, а потом просто встать и уйти. То есть, с его точки зрения, беседа была окончена. Но, если ты не видишь глаз собеседника, то никогда и не поймешь, в какой момент беседа уже окончена.

Он сидел рядом. Он сказал Ольге, что у нее красивая шея. Она удивилась. Они были знакомы уже шесть лет. И только теперь он заметил, что у нее действительно красивая шея.

От художников все поехали на какую-то вечеринку. Оттуда поехали в клуб. Под утро они закинули Густава домой. После этого, только вдвоем, они сидели в ее мастерской.

Мастерская Ольги располагалась в «Египетском доме» на Захарьевской. Мастерская была огромная: 370 квадратных метров. В прихожей стояли четыре бесконечные колонны из желтого мрамора. Специально, чтобы передвигаться по этой нескончаемой мастерской, Ольга купила себе маленький электромобильчик. Кроме того, ей принадлежала вся огромная крыша здания. На крыше стояла пожарная башенка, сидя в которой можно было любоваться на город и загорать.

Они сидели на кухне и пили кофе. Потом она сказала, что если он хочет, то может остаться. Он ответил, что останется, только если она согласится стать его женой. Она подумала, что быть женой ей еще никогда не предлагали.

Он все еще не смотрел ей в глаза. Просто тоже пил свой кофе.

Она сказала, что готова попробовать. Он остался.

Из интервью художника Анатолия Белкина (весна 1996 года).

– В Петербурге появился свет, а вместе с ним и светские развлечения: коктейли, приемы, балы…

– Роскошные балы были в Петербурге всегда. Даже в самые трудные времена. В Адмиралтействе после революции их во всем блеске закатывала комиссарша Лариса Рейснер вместе со своим мужем, председателем Центробалта Федором Раскольниковым.

В нищем, голодном Петербурге Рейснер собирала на праздник богатых и богему и такое творила! Она была не очень красивая, но оч-чень живая. Зазывала любимчиков в отдельную комнату нюхнуть кокаина с царского зеркала. Ну как же! Роскошная женщина!

– Что нужно, чтобы праздник удался?

– Каждый праздник должен готовиться отдельно. Чтобы было весело и красиво. Должна быть масса воды, фонтанов, бассейнов, разноцветных перьев. Страусовые перья, павлиньи перья. У девушек должны быть какие-то крылышки. Ажурные чулки должны быть у девушек. Причем разной длины. Чтобы мелькали открытые ножки.

Но много воды – обязательно. Скука оттого, что нет фонтанов. И чтобы на балу было весело, нужна неожиданность. Восхитительно выглядела бы драка.

– Как вам видится приглашенная публика?

– Обязательно должна быть депутация рабочих. И, конечно, колхозников. При этом ни о чем их не предупреждать. Просто посадить за пластмассовые столики, как на «Голубом огоньке». И пусть сидят, абсолютно не зная, зачем их позвали. Смотреть на них – полный восторг! Обязательно должна быть такая группа.

Актеров, музыкантов пригласить. Вообще, тех, кто может петь. Зыкину обязательно. Какой бал без Зыкиной? Но вот как раз петь не нужно. Нужно, чтобы от тебя ожидали, что ты споешь. А ты накормлен мороженым, и из горла – одни хрипы! Неожиданность важна, вот!

Должны быть непременно какие-то модные люди. Ученые. Обязательно должен быть какой-нибудь собиратель бабочек. Тихий, отъехавший структурный филолог из Сорбонны. Обязательно какой-нибудь яйцеголовый программист из шестидесятников. И потрясающая девка рядом!

Непременно должны быть доступные красавицы. И уроды. И животные. Должна быть эклектика. Смешение стилей и времен. Никакой чопорности! Речи не должны быть слышны. Если кто-то хочет сказать речь – пусть говорит! Конечно! Но слушать его никто не должен.

И много воды. И животные. Причем из животных должны быть змеи, броненосцы, какие-нибудь крупные пауки. Можно в клеточках.

– Мэр будет приглашен?

– А как же?! Мне он видится в идеальном хорошем черном костюме. С черным галстуком. В белой рубашке. И в разноцветных ботинках. Один красный. Другой зеленый.

Академика Дмитрия Сергеевича Лихачева пригласить обязательно. Я представляю это так: четыре черных раба выносят его на паланкине… и уносят подальше от этого кошмара. Показать его народу – и унести! А может, он напился бы, по-настоящему. Вот чего хочется! Это же бал! Нужно, чтобы происходили диковинные вещи. Может, охрана саморазоружится, на время, а мэр выпьет на брудершафт с капитаном «Авроры».

Я, например, прекрасно представляю свою роль на этом балу. Я выпью саке, пристану к японке…

– А японка-то откуда?

– Как? Я не сказал? Должно быть много цветных девушек. Обязательно. И не каких-то там сделанных, а настоящих. Мулатки, японки, китаянки. Вот у меня в апреле, на выставке в Русском музее, я надеюсь, перед входом будут стоять две голые мулатки и держать гепардов на золотых цепях. Обязательно!

– И в каком же интерьере должен происходить весь этот Вавилон?

– Неважно, где. Важно – какие стены. Это может быть совершенно обшарпанный интерьер. Лучше всего этот бал устроить в недореставрированном Строгановском дворце. Где еще леса, где краской пахнет. Где люди запачкаются по-настоящему. Эмоции нормальные – это же дико здорово! Порвал платье о гвоздь – взрыв эмоций!

Можно в Мраморном дворце. Там перед входом я бы поставил дюжего молодца с серебряной ендовой, из которой он бы всем наливал по рюмке водки. А рядом – бочка с хрустящими огурцами. Бутерброды с красной икрой. Это для гостей обязательно! Никаких ссылок на печень и жену. И так на каждом марше лестницы. До третьего этажа.

Поверь, при такой организации – все пьяненькие, веселые. Бал покатится сам собой.

– Какие-то ограничения в одежде? Dress-code, как на Западе?

– Ни-ка-ких! Кто-то придет в смокинге. Кто-то в джинсах. Много разодетой публики. Лед! Много льда, потому что всем будет жарко! Много зелени, цветов. Артист может прийти в трусах. Кто может ограничить артиста?

– А художник в берете?

– Да. В берете. И все!

– И при этом дипломаты, знать?..

– Петербург – не Калуга. Раз здесь есть дипломатические представительства, значит, на балу должны присутствовать дипломаты. Хорошо пригласить барышень из королевских семей. Самый мощный бал до сей поры я наблюдал в том же Мраморном дворце, когда с Великой княгиней Фюрстенберг из Австрии приехали тридцать настоящих принцесс.

Все хорошенькие! У всех русские корни! Роскошно! Все баловались, валялись… Там такое творилось… Музейные бабушки чуть с ума не сошли!

Век тому назад американцы, которым было тесно на родине, бросали все и уезжали в Париж.

Сидеть за столиками. Пить абсент. Чувствовать себя свободными. Жениться на дурах набитых с длинными ногами. Умирать молодыми и превращаться в легенды.

К концу столетия ехать за этим в Париж было глупее, чем ехать за этим в Диснейленд. Те, кто хотел свободы и посмертной славы, теперь ехали в Петербург.

В город белых ночей приезжают смотреть на небо и рано умирать. Остальные столицы к ранней смерти не располагают. В Нью-Йорке, Париже и Москве живут долго и работают напряженно.

Чего ловить в Петербурге – не очень понятно. Это не скажешь словами. Это либо чувствуешь всей кожей, либо никогда не объяснишь, о чем речь. В Нью-Йорке, Париже и Москве ясно все.