Так значит, получается, что умерла она в день моего приезда? Она отдала мне яйцо, взяла с меня слово про него молчать и… Я буду молчать. Я никому про него не скажу – ни сестрам, ни милиции. Это наше с мамой дело. Это ее последняя воля…

Но если бы я тогда знала…

– Кто ее нашел? – спросила я, поднимая глаза на соседа.

– Я, – ответил совершенно незнакомый мне мужчина в гражданской одежде, который курил уже не первую сигарету и тоже стоял на лестничной площадке.

– А вы…

– Шофер вашего отца. Он прислал меня забрать кое-какие вещи. Ему для больницы нужно. Отдал мне свои ключи. Я открыл дверь, ну и… Вызвал милицию.

– А отец как? – спросила я.

– Средне, – пожал плечами шофер. – Ваша сестрица хорошо приложилась. И еще имеет наглость требовать денег за моральный ущерб.

Другие мужики на площадке тихо усмехнулись.

Из открытой двери квартиры опять выглянул кто-то из органов.

– Кира Павловна, вы можете ответить на несколько вопросов?

Я кивнула, развернулась и прошла в квартиру. Меня проводили на кухню. Полины там уже не было. Ее голос слышался в другой части квартиры. Следователь писал протокол. Это был усталый мужик с нездоровым цветом лица и мешками под глазами.

Он задал мне несколько дежурных вопросов. Вероятно, он для себя уже все решил и не хотел лишних проблем. Самоубийство алкоголички, жены богатого мужа, которому на нее давно плевать. Шофер, сосед и Полина, наверное, уже все объяснили.

Но неужели кактус не привлек ничье внимание?

– Мы договорились с вашей сестрой, что я ей сообщу, когда можно будет забрать тело, – заявил мне следователь после того, как я прочитала и подписала протокол. Читать особо было нечего.

Я кивнула. По щеке у меня катилась слеза.

– Успокойтесь, Кира Павловна, – мягким человеческим голосом сказал следователь. – Она сама приняла решение. И не исключено, что для нее это – лучший выход.

Я всхлипнула и кивнула.

В кухне появилась Полина и посмотрела на следователя.

– Мы поедем? Вы знаете, как со мной связаться.

Нас отпустили. На улице Полина велела мне садиться на место пассажира, а сама устроилась за рулем.

– Адрес говори, – велела она мне.

– Чей? – удивленно повернулась я к сестре.

– Твой, конечно! Я же не знаю, где ты живешь. А у меня все-таки лишние уши. У тебя дома никого нет?

– Только персы, – улыбнулась я.

– Ну что ж, поедем смотреть твоих персов.

Полина одобрила мою квартиру, погладила моих животных, устроилась в кресле.

– Выпить есть? Маму надо помянуть.

– Тогда я не смогу тебя отвезти…

– У меня кобелей полно, чтобы меня забрать откуда угодно. И такси могу вызвать. Кира, ты знаешь, почему мама покончила с собой?

Я удивленно посмотрела на Полину.

– Отчаяние, безысходность, понимание, что…

Полина махнула рукой.

– Она поняла, что папаша спер яйцо!

Я молча ждала продолжения.

– Я не знала, где мама его хранит. И Шура не знала. Мы даже это обсуждали и решили, что будем его искать после смерти родителей. Мама не могла держать его за пределами квартиры. А сегодня до меня дошло – в цветке. Ты видела кактус на столе? Я как увидела, так все поняла!

– Но отец…

– Значит, подсмотрел. Или камеры где-то в квартире натыкал. Мама про них вполне могла не знать. Ну и… Убью папашу!

Полина выпила виски, потом еще и практически в одиночку уговорила литровую бутылку. Я сделала всего пару глотков – чтобы помянуть маму.

– Так, Шуре надо позвонить, – вдруг объявила Полина, позвонила и описала ситуацию.

Смысл ее речи сводился к тому, что папаша – сволочь недобитая – украл наше наследство, а мама, обнаружив это, покончила с собой.

Шура объявила, что тоже сейчас приедет. И приехала с еще одной бутылкой виски. Мои старшие сестры упились вхлам. Мне было интересно послушать их пьяные речи. На меня они не обращали никакого внимания. Коты презрительно удалились в мою спальню, бросив на меня укоризненные взгляды. Я пожала плечами.

Слова «украденное наследство» звучали в каждом предложении. Также звучали сожаления о том, что Полина с Шурой раньше не обыскали родительскую квартиру, например, пока мама была в клинике, а отец в какой-нибудь командировке. И днем можно было приезжать, пока отец на работе. Потом началось обсуждение будущего плана действий.

Насколько я поняла, в воскресенье сестры собирались ехать в больницу бить папаше морду. Меня не пригласили. Я не очень сожалела об этом.

Когда сестры наконец собрались покинуть мою квартиру, Полина вызвала мускулистое божество Лешу, чтобы забрал их с Шурой. На меня сестры так и не обращали внимания, только перед расставанием поцеловали в щечку и обещали пригласить на похороны.

Я убрала остатки пира, поплакала, посидела в теплой ванне и принялась за работу – чтобы забыться. Да и проект нужно было готовить: мне предстояла командировка на Кипр.

В воскресенье долго спала, потом зазвонил мобильный. Высветился незнакомый мне номер.

Мужчина представился Николаем Александровичем Василевским, недавно взорванным в своей машине и в настоящее время проходящим лечение в известной мне клинике доктора Авакяна.

– Это вам ноги?.. – спросила я.

– Да.

– Как вы себя чувствуете?

– Паршиво, Кира Павловна. Но говорят, что жить буду, а это уже немало. И знаете, у меня появилось безумное желание жить. А для того, чтобы мне дальше жить спокойно – или хотя бы относительно спокойно, так как полностью все равно не получится, – мне требуется ваша помощь.

– Моя? – откровенно удивилась я. – Но как я могу вам помочь?

– Вы не согласитесь приехать в клинику? Как вы понимаете, я не могу пока встретиться с вами в другом месте, а нужно поговорить. Пожалуйста, Кира Павловна, скажите, когда вам будет удобно.

Я сказала, что буду в течение часа.

– Спасибо, Кира Павловна! Жду!

Мужчина на самом деле обрадовался. А мне было просто интересно. О чем же он хочет со мной побеседовать? Или ему достался неведомый приз и он не представляет, что с ним делать? Лишение двух ног – это, должно быть, мощный стимул для изменения своей жизни и взглядов на нее.

В палате Николая Александровича сидел еще один незнакомый мне мужчина, лет тридцати пяти на вид. Оказался следователем. Я предложила подождать в коридоре, пока мужчины не закончат беседу.

– Да мы как раз вас ждем, – улыбнулся следователь и представился просто Виктором.

Я перевела взгляд с одного на другого.

– Я не хотел привлекать ничье внимание общением с вами на людях. И к вам домой не хотел приезжать, и на работу, тем более куда-то вызывать, – пояснил Виктор. – Да и дело у нас с Николаем Александровичем общее.

– Это мой дальний родственник, – пояснил болящий. – Согласился мне помочь, используя свои возможности и профессиональные навыки.

– Мне угрожает опасность? – прямо посмотрела я на Виктора.

– Не знаю, – ответил он, не отводя взгляда. – На самом деле не знаю. Но лучше перестраховаться.

– Вы знаете, кто ведет охоту за участниками аукциона? – спросила я у Виктора, потом перевела взгляд на Николая Александровича.

– Вы уже догадались?..

– Мне подсказали.

– Можно узнать кто? – задал вопрос Виктор, и он в его устах звучал так, как должен звучать в устах следователя.

– Один из участников аукциона, тоже опасающийся за свою жизнь.

– Вытянувший пустышку?

Я кивнула и вопросительно посмотрела на Николая Александровича.

– У меня тоже оказалось только письмо вашего папы с сожалениями.

– Кто вытянул пустышки? – спросил Виктор.

Я назвала угольного короля, его приятеля и Олега. Потом добавила, что все трое жаждут знать, что было спрятано в одном из стульев.

– А ваше мнение?

Я передала мнение моей старшей сестры Полины. Потом рассказала про самоубийство мамы – и опять же версию Полины.

– Когда ваша сестра Шура била отца, то обвиняла его в продаже наследства, – сообщил Виктор. – Это соседи слышали. Он ее обзывал потаскухой, выставляющей свои прелести на всеобщее обозрение, а она его… Не буду повторять в обществе приличной женщины. Более того, ваша сестра Шура орала, что поехала бы бить морду вашему отцу, если бы он эту морду не доставил сам по месту ее жительства.