Только при этом оба они будут любить тех, кто останется на Земле. Он знал это совершенно точно, был уверен и в себе, и в Лиэлл. И также точно был убежден, что даже зная это, не сможет противостоять соблазну быть с ней. Так что улетать ему нельзя. Незачем врать себе и Ли, и позволять ей делать то же самое. И хватит об этом.

Все. На прием, уже пора выходить. Лиэлл надо будет помочь, она что-то совсем расклеилась.

Торжественная часть прошла довольно спокойно. С речью выступил Президент Земного содружества, потом Арс Томучи и послы Варианы и Оттари. Лиэлл тоже сказала небольшую речь, которая сорвала аплодисменты — говорила она всегда убедительно.

Лиэлл спускалась с трибуны, Тео и Пол ждали ее внизу, пропустили, пошли следом. Сергей поймал беспокойный взгляд Гео, ободряюще кивнул в ответ. А Томучи, который вел этот прием, объявил о начале праздничного вечера. Все вокруг зашумело, все оживились, поднимаясь со своих мест, беззвучно и мягко, как в вату, опускались в пол освободившиеся кресла, образовывая пространство для танцев. Медленно поплыли вверх боковые стены, открывая продолжение приемного зала, где располагались столы. Среди них сновали роботы-официанты, приглашая присутствующих на заранее приготовленные места. Так получилось, что Фрэнк оказался за одним столом с Лиэлл, Гео, Полом, Михаилом и Кэти. Сергей, Тео, Виктор, и Джулия с Барбарой сидели за соседним, там же оказалась и Лори Парриано, которую Лиэлл тоже пригласила — кажется, исключительно ради Сергея.

Фрэнк чувствовал непонятное напряжение за столом и никак не мог понять, что происходит. Гео был хмур еще с утра, Пол вообще никогда не отличался разговорчивостью, Лиэлл и Михаил, сидевшие рядом, были как-то синхронно рассеяны и невпопад реагировали на обращенные к ним слова. И только Кэти, против обыкновения, находилась в хорошем расположении духа. Она единственная отвечала на натужно бодрые реплики Ардорини, даже пару раз что-то удачно пошутила в ответ, добившись от Пола слабой улыбки.

Со сцены, в которую после несложных автоматических преобразований превратилась трибуна, приятным баритоном по-итальянски пел один из известнейших варианских певцов. Хорошо пел, в лучших традициях итальянской оперной школы. Фрэнк, было, заслушался, оставив бесплодные попытки расшевелить компанию. Уже стало ясно, что веселее он не сможет их сделать. Ожидать расслабления от вина не приходилось. За столом пил только он сам и немного — Гео. Лиэлл изначально отказалась, аргументируя свое нежелание тем, что не хочет сегодня быть «в тумане», а ребята-астронавты вообще не пили алкоголь, к этому Фрэнк уже привык.

От наслаждения пением Ардорини оторвал разговор, явно готовый перейти в выяснение отношений с брезжащими на горизонте вырыванием волос и выцарапыванием глаз. Удивительно это было не только потому, что — на приеме в Доме Мира, а, в большей степени, потому, что выяснение происходило именно за его столиком. Обычно невозмутимая, дружелюбная соэллианка и тихая, никогда не повышающая голоса Кэти швыряли друг другу через стол странные слова. Гео рядом уже не оказалось, он пересел к Сергею и Лори. Михаил пытался удержать Лиэлл за плечико, а она, не оборачиваясь, нетерпеливо подергивалась, как будто сгоняя муху. Пол со своей стороны ловил руку Кэти, которую та раздраженно выдергивала из его ладони, так же, не глядя на него.

— Это еще не повод вести себя так, как будто он ваша собственность! — голос Кэти уже начинал звенеть, как пожарная тревога.

— Да? А что является поводом так себя вести? Разрешение на брак, подписанное лично мной? — Лиэлл, напротив, говорила все тише и ниже, почти шипя.

— Как вы смеете!

— Смею, как человек, который отвечает за то, что он думает и делает, в отличие от некоторых.

— Человек? Это сильно сказано! — не осталась в долгу Кэти.

— По крайней мере, я никого не предавала.

Неожиданно перепалку, на которую уже начали обращать внимание соседи за ближайшими столиками, прекратил Коулс. Ардорини и Михаил синхронно вздрогнули, когда он хлопнул ладонью по столу.

— Замолчите обе! — сказано было негромко, но весомо. Обе женщины вдохнули воздух, чтобы что-то ответить, но вместо этого выдохнули обратно. — Я очень рад, что стал предметом столь бурного обсуждения, но не могли бы вы прежде, чем подеретесь, выяснить, чего, собственно, хочу я? Хватит уже говорить обо мне в третьем лице, как будто я отсутствую или скончался!

Для обычно немногословного телохранителя речь была удивительно длинной и эмоциональной.

— И чего же хочешь ты? — все тем же низким тихим голосом спросила Лиэлл.

Глядя на ее порозовевшие щеки и темнеющие глаза, Фрэнк почувствовал, что вот он, например, хочет немедленно пересесть к Гео и Сергею, туда, где еще минуту назад смеялись девушки и что-то жизнерадостно вещал Тео. Но уйти сейчас было невозможно.

— Я хочу того, что хочет Кэти, — непреклонно заявил Пол. — Вы это знаете. Мы никогда об этом не говорили, и я не думал, что эта проблема всплывет на таком мероприятии. Нашли время выяснять отношения!

— Допустим, я делала все, чтобы этого не случилось до самого конца, но некоторым непременно надо расставить все точки над соответствующими буквами!

Лиэлл смотрела на Коулса с непередаваемым выражением лица. Фрэнк только сейчас понял, что это не то, что он думал до сих пор: это не недовольство, это не язвительность оскорбленной женщины, это не гнев. Это неприкрытая, жесткая, рвущаяся наружу застарелая ревность. Казалось, ее можно было ощутить физически. Кэти уже явно почувствовала себя лишней, не знала, что ей делать — отодвинуться подальше или, наоборот, взять Пола за руку, будто ничего не случилось, или вообще встать и уйти. Одно было ясно, встревать в разговор она больше не хотела. Ситуацию разрешили заигравшая музыка и Михаил, который быстро поднялся с места, обошел стол и вежливо спросил у Кэти, нельзя ли пригласить ее на танец. Против ожиданий, та немедленно согласилась, и это было очень похоже на бегство. Ни Пол, ни Лиэлл не обратили на них внимания.

Она смотрела на него в упор с непонятным вызовом, точеные крылья тонкого носа гневно раздувались, как у норовистой лошадки, а глаза приобрели угрожающий темный предгрозовой цвет. Он не отрывал от нее взгляда, в котором трудно было прочитать истинные чувства, и только играющие желваки выдавали ярость, бушующую внутри, под этой видимостью спокойствия. Коулс не мог себе позволить вспылить прямо здесь, но не мог и уйти, чтобы избежать сцены. Казалось, стремительно темнеющий взгляд соэллианки приковывал его к месту.

— Ли, что случилось? — попытался разрядить атмосферу подошедший Сергей. — Что с вами? Пойдем лучше, потанцуем, это очень хороший танец, мне Лори показала.

— Вот и танцуй с Лори, — потянул его назад за рукав Гео, на мрачном лице которого ясно читалось «ну, вот оно». — Думаю, нам сейчас лучше пойти и развлекаться где-нибудь подальше отсюда.

За спиной Гео мелькало настороженное личико Мэллар, а чуть поодаль Лори подавала Фрэнку какие-то сложные сигналы глазами, стреляя взглядом то на Лиэлл, то на танцующие пары. Он понял, вздохнул и решительно поднялся. Музыка была знакомой, старый добрый вальс, ему Ардорини учила еще первая жена.

— Лиэлл, я долго не мог решиться, но это единственное, что я умею танцевать. Я тебя приглашаю и настаиваю, чтобы ты приглашение приняла.

Он приготовился к молниям из глаз соэллианки, но она тут же вскочила.

— Да, конечно, — неожиданно весело прозвучал ее голос. — Разве я могу тебе отказать, Фрэнк!

Лиэлл, наконец, оторвала взгляд от Коулса, который так и остался сидеть за столом, комкая немнущуюся салфетку в пальцах. Соэллианка вложила свою прохладную ладонь в руку Ардорини и сама чуть ли не силой повлекла его в сторону танцующих.

Вальс она танцевала бесподобно — сказывался многовековой опыт, улыбалась, и глаза ее значительно посветлели, что внушало оптимизм, хоть взгляд и оставался встревоженным. Фрэнк вел ее по кругу, отмечая боковым зрением, как их провожают взглядами. Наверное, они смотрелись интересно, как в старом диснеевском плоскостном мультфильме «Красавица и чудовище» — хрупкая светлая фигурка Лиэлл в облегающем черно-голубом платье до пят, против современной моды расширенное к подолу, и он — не самый высокий для среднего землянина, но все же почти на голову выше ее, широкий и темный. Большая загорелая ладонь на ее талии, во второй утопает ее маленькая белая ручка. Картинка.