– У меня всегда с этим было точно, как по часам. Через четыре недели минута в минуту. На этот раз задержка на восемь дней. Если считать с прошлого месяца. И я по-настоящему начала задумываться… – Заключительная часть фразы осталась недосказанной.

– Почему ты раньше ничего не сказала?

Смутить Уила Баумана было делом нелегким, но ее заявление, похоже, его смутило.

– Я хотела убедиться.

Что-то в ее тоне, похоже, резануло слух.

– И это была единственная причина?

– Нет, не единственная, – ответила Халли.

Она чувствовала, что Уил ждет от нее дальнейших объяснений, и понимала, что обязана объясниться до конца. А почему бы и нет? И почему она не сказала ему этого раньше? Ее совершенно не пугало то, что он разозлится. В течение года, который они провели вместе, она всего три раза видела его по-настоящему злым, и в двух случаях он злился на самого себя. Уил никоим образом не был ни мягкотелым, ни покладистым. Он самый уравновешенный и цельный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала, и, несомненно, еще и самый опасный, хотя и не по отношению к ней. Халли понимала, что его работа на некие неназванные структуры, скрытые в таинственных лабиринтах спецслужб, временами включает в себя и убийства. «Но только тех, кто реально этого заслуживает», – однажды сказал он. Мысль о том, что однажды Уил вообще может уйти от нее ради того, чтобы заниматься своей работой, никогда не приходила Халли в голову.

Насколько она чувствовала ситуацию, между ними стояло кое-что еще, а самое плохое заключалось в том, что она не понимала, что именно, и поэтому не заводила разговор до тех пор, пока они не прибыли в аэропорт. Халли не хотела улетать, увозя свой секрет с собой, но у нее не было желания обсуждать этот вопрос, пока она не выберет время, чтобы разложить все по полочкам.

Уил уже припарковал машину во втором ряду перед терминалом отлета. Через сорок пять минут объявят посадку на ее рейс, и она с двумя громадными чемоданами – в одном гидрокостюм и все необходимое для погружения – наверняка привлечет к себе внимание сотрудника Управления транспортной безопасности. Мимо проезжали автомобили. Какой-то таксист сигналил, требуя освободить место для высадки пассажиров. Уил и Халли стояли на тротуаре у бордюра, и сильный ветер гнал им в лицо пыль и мелкий песок. Положив чемоданы на тележку носильщика, Уил отвел ее сторону.

– Нам надо поговорить более обстоятельно, Халли.

– Надо. Но я должна идти.

Он взглядом попросил ее остановиться.

– Есть кое-что, чего ты не знаешь… обо мне.

Его слова ее удивили. Он никогда не говорил с ней в подобном тоне. Ему как раз претило представлять себя эдаким «человеком-загадкой международного масштаба», что обожали делать некоторые люди его профессии. Халли вздрогнула, но у нее хватило самообладания ответить: «И ты обо мне, наверное, тоже».

И эти ее слова, кажется, стали для Уила неожиданностью.

Глядя внутрь терминала, Халли видела, как автоматические двери со щелчком захлопнулись на чемодане, который тащила за собой какая-то хромая женщина. Двери не должны срабатывать таким образом. Почему не действуют фотоэлементы или инфракрасные датчики? Она снова перевела взгляд на Баумана.

– Я должна идти, Уил. – Она поцеловала его.

Он взял ее за плечи и, слегка притянув к себе, поцеловал в ответ, затем коснулся пальцами лица. То, что мужчина его габаритов может так нежно прикасаться, никогда не переставало удивлять Халли.

– Я позвоню тебе, когда прилечу в Лос-Анджелес. – Девушка подошла к носильщику, который последовал за ней в терминал.

Ей требовалось время, чтобы разобраться в своем собственном поведении. В эти четыре дня и четыре ночи, проведенные в поездке, прощальная сцена постоянно возникала в сознании, словно бесконечно прокручиваемый кусок фильма. Электронное письмо Халли набрала на стационарном компьютере, стоявшем в комнате.

«Привет, Уил!

Шестьдесят восемь градусов ниже нуля и непроглядная угольно-черная темень встретили меня, когда я в полдень ступила на лед. Мой прежний температурный минимум превзойден почти на 25 градусов. Я чувствую себя ужасно усталой: четыре дня и четыре ночи в самолетах и терминалах, а собственно работа еще и не начата. Южный полюс – это очень странное место. Да и люди тоже – так мне пока что кажется. Главным образом поражает темнота, поскольку это первое, что ты замечаешь. Темнота покрывает тысячи квадратных миль. Темно даже внутри.

В Далласе ты спросил меня, почему я раньше не рассказала тебе. Тогда я и сама не знала почему. А теперь знаю. Я боялась, ты скажешь, что мне и думать нельзя о том, чтобы стать матерью. И в этом ты, должно быть, был бы прав.

Так что все дело во мне, но никак не в тебе.

Люблю тебя, Халли».

Она отправила это письмо, затем написала другое, более короткое, Дону Барнарду, в котором сообщила, что благополучно добралась до места, и описала станцию. Выключив свет, девушка запрыгнула на возвышающуюся по грудь над полом койку и сразу заснула, даже не раздеваясь.

Жиётт, дойдя до конца коридора, в который выходила дверь комнаты Халли, повернул в другой коридор. Осмотрелся по сторонам, а затем вынул сотовый телефон, набрал номер и сказал:

– Можете звонить.

Они с Эмили плавали в ледяной воде, густой, как сироп; вокруг них повсюду извивались зеленые и пурпурные завитки водоворотов. В черном небе кружили с громкими криками птицы с радужным оперением. Халли, отнырнув от Эмили, медленно опускалась вниз, разводя руками и пытаясь выдыхать вязкую и серебристую, как ртуть, воду.

Халли проснулась, но все еще лежала, приходя в себя после сна и с закрытыми глазами наблюдая за световыми вспышками и переливами, мелькающими перед лицом. В комнате стоял запах лизола и немытого тела – ведь за четверо суток путешествия она ни разу не воспользовалась душем. И пахло чем-то еще, но так слабо, что Халли поначалу и не почувствовала этого запаха. Солодка… солодка или лакричные конфеты. Повернувшись на бок, она принюхалась. Этот едва различимый запах исходил от лежавшего на койке матраса. Эмили была сладкоежкой, хотя, насколько помнила Халли, предпочитала лакричным конфетам темный шоколад. Что и говорить, год, проведенный здесь, мог изменить человека во многих отношениях, и кто знает, может, именно лакричные конфеты были единственной сладостью, которая оказалась доступна подруге.

Уже долгое время Халли не доводилось спать на таких высоких койках. Она села, свесила вниз ноги и, распрямив спину, случайно уткнулась головой в две потолочные звукопоглощающие плитки, которые, выскочив вверх из рамок, где были закреплены, затем снова легли на прежнее место. На несколько мгновений Халли замерла. Затем спустилась на пол и зажгла свет.

Снова забравшись на койку, она встала на колени. Взявшись обеими руками за плитку, в которую перед этим ткнулась головой, приподняла ее и, вынув из рамы, отложила в сторону. Просунув руку в образовавшееся отверстие, тщательно ощупала тыльную поверхность второй плитки. Пальцы нащупали какой-то металлический предмет, похожий по форме на карточную колоду, но с острыми гранями и углами. Девушка осторожно приподняла плитку и, освободив ее из металлической рамы, положила на матрас.

На предмет, который оказался у нее в руках, была наклеена этикетка:

Два провода отходили из гнезд в корпусе этого следящего устройства. Один был подсоединен к микрокамере, похожей на металлическую зубочистку длиной один дюйм с маленькой колбочкой на конце. Камера была вставлена в отверстие в плитке. Второй конец был присоединен к более короткой и толстой металлической трубочке. «Датчик движения», – предположила Халли. Другим концом этот провод входил в отверстие в корпусе. Разъединив обе половинки корпуса и вынув прибор, девушка обнаружила на одной из его граней USB-порт.

Халли присоединила устройство к своему ноутбуку, поставив его на койку так, что экран монитора оказался почти на уровне глаз. На экране появилась черная камера с этикеткой и той же самой информацией, что была нанесена на корпус. Она знала, что PIR – это «пассивный инфракрасный» датчик, применяемый в системах, реагирующих на движение, и срабатывающий при несанкционированном проникновении подачей тревожного сигнала и автоматическим включением освещения, как это сделано в зале. И – как ни странно думать об этом сейчас – такой датчик должен был предотвратить захлопывание в дверях чемодана хромой женщины в аэропорту, когда Халли прощалась с Бауманом.