— А! Привет, как дела?

— Здравствуй.

Еще один чужой муж. Стаями слетаются, как мухи на сладкое. Женатого соблазнить легко. Вот попробуй соблазни холостого. Держатся за свою свободу, как за знамя.

— Как здоровье Тамары?

— Плохо. Шишкин отпустил в город, там ее сразу… совсем в больницу…

Зося в ответ проворчала, что следователь что-то совсем раздобрился и отпускает всех преступников подряд.

— Так никого не останется. Жалко.

— Меня?

— Конечно. И тебя жалко. А что?

Он отвернулся к окну, засунув руки в карманы брюк.

— И мне тебя жалко. Оставлять тут.

— Так, может… — у Зоси блеснули глаза. — Сообразим на двоих? На прощание?

— В другой раз.

— Другого раза не будет.

— Я еще вернусь, приеду. Может быть, Тамаре станет лучше…

— Желаю удачи.

— Я приехал сейчас из города… чтобы увидеть тебя.

— Вали давай отсюда! — тонко крикнула Зося. — Совсем дурак!

Снова брякнул прощальный звонок, а Зося принялась рыдать не на шутку. Уезжать хорошо. Вот оставаться… Кто вытерпит, когда все бросают. И всякий раз точно что-то увозят, забирают часть жизни. Что они забирают? Это что-то нематериальное. Время! Они забирают кусок времени. Она перестала рыдать. Может, они его сохранят? Типа «запомни меня молодой и красивой»? Но кого это утешит?

Снова звонок. Да что же это такое, Шишкин всех по-выпускал, что ли? Слез не хватит на эти прощания. Зося тревожно вытянула шею — это была Наташа.

— Наташа, — жалобно пропела Зоська и шмыгнула носом. — Шишкин совсем с ума сошел. Всех отпустил. Тебя тоже?

— Нет. Меня не отпускал. Меня пытался выгнать взашей. Но не получилось! — они засмеялись. Зосины слезы мгновенно высохли.

— Видела Гену, — сообщила Наташа. — Как новенький!

Хохот начался почти истерический.

— Как он пластично летает! Как ласточка, и нога сзади поднята.

Зося уже не могла стоять и, хохоча, упала на диван.

— Чудный был полет, чудный, ножками быстро-быстро перебирал, как балерина. Дубль фраппэ, дубль фраппэ, дубль фраппэ… — Зося вытирала глаза, полные слез.

— Нехорошо смеяться над убогими!

И снова прыснула. Наташа села в кресло и сообщила: «Я придумала одну штуку, почти гениальную. И так все просто, что даже смешно».

— Расскажи.

— Не могу. Боюсь сглазить. Но фокус в том, что ты включаешь память, как бы создаешь декорацию прошлого, и человек поступает так, как он уже поступал в прошлом.

Зося насторожилась, услышав о прошлом.

— Ты имеешь в виду темное прошлое?

— Да любое.

— Ты про Александра Сергеевича говоришь?

Зосе опять стало неприятно и жалко красавца. Вот же, вцепилась, как бультерьер, не оторвется, пока не прикончит.

— Зови его просто Сашей, — хмыкнула Наталья и встала: «Ладно, мне пора. Пойду». Она надвинула на лоб берет и превратилась в девочку в шотландке со школьным рюкзаком за плечами. Снова брякнул звонок, Наташа поздоровалась в дверях с Ларой и вышла. Зося отвлеклась от мыслей об Авилове. Ларино лицо ей не понравилось, да и что ей, собственно, делать в библиотеке? Чукча не читатель, чукча критик.

Лара прошагала к столу, не спросив разрешения, уселась и уставилась на Зосю.

— Ну что, маленькая шлюшка?

— В смысле? — Зося от неожиданности моргнула.

— Уже заговорила его словами?

— Не поняла…

— Он все мне рассказал.

— Расска-а-азал? Все?

— И ты получишь по заслугам.

Лара вскочила и со всей силы двинула Зосе в ухо. Та ойкнула и рванула по коридору, но Лара, как разъяренный носорог, неслась сзади, пытаясь ухватить за одежду. Зоська почти добежала до туалета, но звякнул спасительный колокольчик, и Лара встала, как лопата. Зося, осторожно ее обойдя, важно направилась к входу, приглаживая волосы. Это была Наташа.

— Извини, я забыла перчатки, — она помахала кремовой замшей.

— Не уходи! — крикнула Зоська. — Постой, то есть, — она строила рожи, давая понять, что у нее в тылу опасный враг. Наташа стояла, старательно вглядываясь в эти знаки.

— Долго надо стоять?

— Стой, — прошептала Зося. — Не уходи, я тебя прошу. — Она тыкала в себя указательным пальцем, пытаясь объяснить, что опасность у нее за спиной.

— Желудок? — спросила Наташа. — Я фестал принесу. Или но-шпу. Я мигом.

— Не уходи! — завопила Зося.

Сзади раздались шаги, и мимо них прошествовала на выход Лара с высоко поднятой оскорбленной головой: «До свидания, Наталья Юрьевна!» Наташа все поняла и скисла от смеха, как только за гостьей закрылась дверь.

— Морду била?

Наташа так веселилась, что Зося пришла в себя.

— Ну ты попала… То муж синяков наставит, то жена… Хороша семейная жизнь неандертальцев! Ну прости, не так уж это смешно, а если с твоей стороны, то и вовсе не смешно. Но ты успокойся, его тоже поколотили.

— Зря я ему отказала, — буркнула Зоська.

— Ну, какие твои годы, еще наверстаешь, — Наташа хмыкнула и пошла своей дорогой.

Не очень тактичные намеки, подумалось Зосе. Вообще-то она сама виновата. Не приготовилась, позволила застать себя врасплох. Нужно учитывать фактор агрессии и на всякий случай знать, как поступать с разъяренными женами.

Нина колебалась: то ли звонить Шишкину, то ли уж не стоит. Казалось бы, дело частное, женские счеты. С другой стороны, все-таки рукопись, Михаил будет в претензии. Саша снова весь день, не отвлекаясь, мучил чистый листок. Что он пишет? Нина подвязала волосы, набросила куртку, собираясь в участок. В это время зазвонил телефон.

— Да?

— Вы не надумали насчет рукописи?

— Нет.

— Я перезвоню.

Отбой. Чего Наталья добивается? Ну, понятно, что Сашу. Но на что рассчитывает? Или ни на что не рассчитывает, просто изводит? Телефон зазвонил снова. Шишкин требовал Авилова к себе. В срочном порядке. Тот нехотя отвлекся от листка, поискал одежду и, не найдя ничего подходящего, вышел в джинсах и синем джемпере, не замечая холодного ветра. Едва он вышел, Нина открыла сундук — рукописи там не было! Она ждала возвращения с беспокойством. Что-то опять готовилось. Саша все время попадал из огня да в полымя. Из отравления, да в запой…

— Все, — сказал Шишкин Авилову, едва поздоровавшись. — Все резервы времени исчерпаны. Я должен закрывать дело. Поэтому так. Из участников осталось трое. Вы, Нина Миненкова и Наталья Науменко. Остальные, грубо говоря, выбыли из игры. У кого из вас рукопись, неизвестно. Но времени на допросы у меня нет. Поэтому я предлагаю вам ее вернуть в течение суток, в противном случае мне придется вас арестовать по подозрению в краже. Рукопись от Тамары Субботиной перешла в руки Геннадия Постникова, попала к вам, а с тех пор канула. Причем известно, что акции авиазавода, принадлежавшие ранее господину Спиваку, теперь ваши. А это понимается однозначно. Явка с повинной вам зачтется. Авилов кивнул:

— Можно идти?

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался следователь. Авилов пожал плечами: «Вещи собирать. У меня рукописи нет, у Нины тоже, к Науменко я по этому вопросу не пойду. Без вариантов».

Дверь за ним тихо закрылась, Шишкин сел и обхватил голову руками. Да как же нет-то? Почему у них ее нет? Ни у того, ни у другого? Быть такого не может, что нет. Что она, с ногами? Два листа сами ушли в кейс депутата, а остальные где гуляют? Врет, как сивый мерин, врет.

Но предположим. Предположим, что это правда… Тогда она у Науменко. Все равно у одного из этих троих она есть. Судя по тому, что листы подбросили в кейс, это Нина, они вместе летели. А Авилов что, не в курсе? Значит, либо она у Нины в сундуке, а Авилов об этом не знает, либо, что, конечно, маловероятно, у Науменко. Хотя как такое могло произойти? Ни Авилов, ни Нина ни при каких обстоятельствах Наталье бы рукопись не отдали. Да и зачем? Депутата они общими усилиями срезали, с героем своего романа Науменко счеты свела. Ей не надо. Не надо-то не надо, а почему она не уезжает? Рукопись должна быть у того, кому из троих она нужней! Нужней всего она Авилову, но этот не на шутку собрался в тюрьму, тогда, значит, у Нины, а он не в курсе? Хорошо. Ждем 24 часа…