Вернет терзался сомнениями.

— Я хочу услышать это от самого Арнольда! — наконец решил он.

Джейкоб метнул взгляд в сторону фургона. Абигайль помотала головой.

— Он без сознания! — Она шлепнула рукой по восковым щекам. — Генерал то приходит в себя, то вновь впадает в забытье.

— Нет! — рявкнул Вернет. — Не нужны мне иудины деньги. А ты… — он потряс револьвером перед носом Джейкоба, — кажется, припоминаю… Я не забываю людей, которых вздул… Морган! Тот самый, с придурковатым мальчишкой!

— Ты должен помочь нам, Вернет!

— Теперь-то я усек! — внезапно заорал сержант. — Ты не тот парень, ты того Моргана брат-близнец! — Он обратился к своим товарищам: — Помните того шпиона, которого мы искали? Это он! Хочет пробраться назад! И с ним генерал Арнольд! На этот раз мы сцапали двух шпионов! И каких!

— Послушай, Вернет, просто отвези нас в дом Робинсона и возьми все деньги. С Арнольда ты сможешь получить гораздо больше, чем с Лафайета. Арнольд очень богат! — Вернет приосанился в седле (воображение угодливо нарисовало ему картину его будущего величия и богатства). — Кто знает, сколько Лафайет выложит за трех предателей? Скорее всего, просто милостиво похлопает тебя по плечу. А Арнольд богат! Все знают это!

— Заткнись, Морган! — Сержант угрожающе махнул револьвером. — Парни! — окликнул он приятелей. — Мы собираемся стать героями. И богачами! Помните, какой переполох устроили вокруг троицы, поймавшей Андре? Так вот! У нас в руках не один, а целых три шпиона! И среди них сам Бенедикт Арнольд! — Вернету все больше и больше нравилась открывшаяся перед ним перспектива. — Ха! Мы покажем им, верно, парни? Они считали нас недостаточно хорошими для армии. До чего же хочется увидеть их лица, когда мы привезем в штаб генерала Лафайета Бенедикта Арнольда! Они будут благодарить нас, воспевать нас, слагать стихи о нас! Мы станем богаты! — Джейкоб хотел было возразить, но сержант тотчас на него шикнул: — Заткнись, предатель, или я разнесу твою башку вдребезги. Лезь в фургон. Мы отвезем тебя к Лафайету!

Сержант не доверил поводья Джейкобу. По его приказу на козлы залез один из мародеров. Джейкоб Морган и Абигайль Маттесон прибыли в штаб Лафайета в сопровождении дезертиров.

Двое из людей Вернета поехали вперед, чтобы раструбить о поимке важных персон. К тому времени, когда процессия достигла улицы, ведущей к штабу генерала Лафайета, вдоль нее собралось столько любопытствующих горожан, что яблоку было негде упасть. Маркиз де Лафайет стоял перед входом в штаб, на верхней площадке лестницы.

Не представившись, Вернет разразился речью, которую он, надо полагать, мысленно репетировал в продолжение всей дороги. Лафайет же, взглянув на людей в фургоне, прервал оратора властным жестом, чуть ли не на втором слове. На лице его сверкнула зловещая улыбка — он распознал в одном из пассажиров фургона Арнольда. Лафайет посмотрел на Абигайль, затем на Джейкоба.

— Полагаю, Исав Морган, — сказал он.

— Нет, сэр, Джейкоб Морган.

Генерал недоверчиво прищурился. И снова обратил свой взор на фургон.

Абигайль подвинулась к «Арнольду» и коротким ударом расквасила ему нос.

Лафайет проворно отскочил назад, покосился на нос «генерала» и весело захохотал.

— Миссис Абигайль Маттесон! — вскричал он. — Я в восторге от встречи с вами! Наконец-то!

«Преступники» превратились в почетных гостей генерала Лафайета, тогда как «герои» угодили за решетку. В штабе Джейкоба и Абигайль встретили с большой помпой. Вернету и его банде вменили в вину многочисленные преступления против континентальной армии.

Прием в честь Абигайль и Джейкоба длился уже около часа, угощали пирожными и кофе. Генерал послал гонца к Вашингтону и теперь ожидал от него вестей, а то и его самого — командующий, безусловно, не преминет лично встретиться со знаменитой миссис Маттесон. В какой-то момент Лафайета вызвали по срочному делу. Джейкоб и Абигайль сидели вдвоем на диване в просторной гостиной, где над каминной полкой висел портрет Людовика XVI. Фамильная Библия Морганов лежала между ними.

— Прорвались, — сказал Джейкоб.

— Еще вчера утром думать не думала, что окажусь на американской территории.

— И куда ты теперь?

— Возможно, поеду в Филадельфию. Там любят художников. Андре восторженно отзывался об этом городе.

— Приезжай в Бостон. Будем тебе рады.

Абигайль потупилась.

— Мне там будет очень больно. Я всегда мечтала о Филадельфии, так что сначала туда. Если ничего не выйдет, кто знает?

— Один из твоих планов, рожденных в ночи?

Она рассмеялась и кивнула.

— А ты, полагаю, возвращаешься в Бостон.

— По крайней мере, на какое-то время. Я должен дать им знать, что жив.

Не проговоренное — и что Исав мертв — заставило их на время замолчать.

— Поедешь один?

— Скорее всего.

— Тогда тебе понадобится это.

Абигайль покопалась в складках своего платья, достала восковой револьвер и протянула ему.

Он повертел «револьвер» в руках и засмеялся.

— Я могу оставить его у себя?

— Если хочешь.

— На память. В один прекрасный день я хоть что-то смогу показать внукам. Тебе не жалко?

— Там, откуда оно взялось, таких много.

Джейкоб слегка отстранился от Абигайль и изучающе глянул на нее.

— Что? — спросила она.

— Мой брат был глупцом.

— Только не начинай по новой!

— Нет, именно так. Как он вообще мог оставить такое невероятное создание, как ты?

В глазах Абигайль закипели слезы. Она потупилась.

— Он был необычным человеком, — наконец проговорила она. — Когда Исав сообщил мне о своем решении, я подумала, что он сошел с ума. Но чем дольше он объяснял мне мотивы этого поступка, тем отчетливее мне вспоминались стихи Священного Писания, любимая моим отцом глава, он называл ее героической. — Она вскинула на Джейкоба глаза. — Думаю, это одна из причин, побудившая меня так сильно любить твоего брата — он напоминал мне отца. В общем, когда Исав в первый раз оставил меня и пошел к тебе, меняться местами, я взяла Библию и нашла ту главу…

Она и на этот раз проделала то же самое. Открыла фамильную Библию Морганов, положила ее на колени и прочла:

«Все сии умерли в вере, не получив обетований, — голос ее сорвался, — а только издали видели оные, и радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле… <…> …были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления…»

Абигайль начали душить рыдания.

Джейкоб не сводил с нее глаз. Он продолжил: «…те, которых весь мир не был достоин…»[69]

Они взялись за руки.

— Обещай мне приехать в Бостон. Мои родители захотят познакомиться с тобой.

— И мне бы хотелось познакомиться с ними, и с Мерси, и с твоим замечательным Бо.

Джейкоб Морган пересек перешеек и въехал в Бостон; он двигался по главной улице города, сменившей за время своего существования несколько названий: Ориндж-стрит, Ньюберри-стрит, Мальборо-стрит и, наконец, Корнхилл-стрит. При себе молодой человек имел восковой револьвер Абигайль и Библию Морганов. Он вез фамильную реликвию домой, где ей и надлежало находиться, однако не испытывал (или почти не испытывал) по этому поводу радости. Поскольку сознавал — ее хранителем был более достоин стать его погибший брат.

По мере приближения к Бикэн-стрит его взору открывались знакомые до боли места. Джейкоб проехал мимо Дерева свободы, под которым когда-то стоял избитый, вывалянный в дегте и перьях Исав, мимо здания старого капитолия, где Мерси и Энн впервые услышали Декларацию независимости. Сколько всего случилось за эти годы! Бостону уже никогда не быть прежним; не будут прежними и его, Джейкоба, родные, и он сам. Когда Джейкоб последовал за Сэмом Адамсом, он надеялся на скорую победу революции, был ее пламенным сторонником, непримиримым патриотом. Он и теперь оставался адептом независимости, но цена, которую пришлось за нее заплатить, оказалась слишком высокой. Морганы расплатились кровью. И сейчас Джейкобу предстояло сообщить об этом родителям.