Глава 22. СТАДИОН ТАРНОВ
Я посадил тарна сразу за зрительскими рядами Стадиона Тарнов, на разминочную площадку стальных.
До моего слуха долетел сигнал гонга, сообщающий о скором начале состязаний.
Едва птица моя коснулась песчаного покрытия площадки, ко мне подбежали четверо вооруженных арбалетами людей.
— Постойте! — крикнул я взявшим арбалеты наизготовку людям. — Я тоже принадлежу к стальным.
У каждого из окруживших меня была серо-голубая нарукавная повязка, свидетельствующая о том, к какой именно группировке они принадлежат.
— Кто ты? — крикнул один из них, не опуская оружия.
— Я — Гладиус с Коса, — ответил я.
— Вполне может быть. Ростом и телосложением ты на него похож, — согласился второй, однако оружие их все так же было нацелено мне в грудь.
— Пойдемте, тарн должен меня узнать, — сказал я, спрыгивая со спины принесшей меня птицы и бросаясь к насесту черного тарна.
Внезапно посреди дороги я остановился. Неподалеку от ближайшего насеста лежал небольшой гоночный тарн, мертвый, с перерезанным горлом. Рядом с ним лежал на земле его раненый наездник. Я знал этого человека, его звали Каллиус.
— Что здесь произошло? — недоуменно воскликнул я.
— К нам сюда пожаловали желтые, — мрачно ответил один из арбалетчиков. — Они убили этого тарна, смертельно ранили его наездника. Но нам удалось их отбить.
Второй из сопровождавших меня угрожающе поднял арбалет.
— Если ты не Гладиус с Коса, — многообещающе произнес он, — ты умрешь.
— Не беспокойся, — ответил я ему и, насупившись, зашагал к насесту, где, я знал, меня должен дожидаться огромный тарн, изумительный, самый лучший тарн во всем Ко-Ро-Ба, мой Убар Небес.
Подойдя ближе, мы услышали дикий крик тарна, полный ненависти и жажды битвы. Мы невольно замедлили шаг.
Перед площадкой у насеста тарна я заметил лежащие на земле тела пятерых человек, точнее, то, что от них осталось.
— Желтые, — кивнул один из шедших у меня за спиной. — Они пытались его убить.
— Это настоящая боевая птица, — добавил второй.
Я ещё издали увидел кровь на клюве тарна и его пылающие дикой яростью черные глаза.
— Даже если ты Гладиус с Коса, будь осторожен, — предупредили меня мои спутники. — Тарн уже попробовал крови.
Я увидел, что длинные, прочные как сталь когти птицы тоже в крови. Она с воинственным, хищным видом наблюдала за нами, упершись лапой в распластанное перед ней человеческое тело. Затем, не спуская с нас глаз, она мощными когтями оторвала руку от окровавленных останков и отправила её в клюв.
— Не приближайся, — остановил меня сопровождающий.
Я ждал: вмешиваться в пиршество птицы было бы крайне неблагоразумно. До моего слуха донесся третий удар гонга, призывающий участвующих в состязании занять стартовые позиции. На трибунах раздавались оживленные крики зрителей.
— Какой это заезд? — спросил я, внезапно испугавшись, что могу опоздать.
— Восьмой, — ответили мне. — Следующим будет заезд на приз убара.
— В нем должен был выступать Каллиус, — сказал я.
А Каллиус лежит сейчас смертельно раненный, птица его мертва.
— Один заезд мы уже пропустили, — с мрачным видом сообщил один из стальных. — Как раз седьмой.
Каллиус ранен, тарны ещё на насестах… Нет, стальные не смогут принять участия и в этом заезде. Моего собственного тарна, если он и подпустит меня к себе, мне все равно не подготовить к старту раньше начала девятого заезда на приз убара. Таким образом, даже если стальным и удастся одержать победу в девятом решающем круге, командное состязание в целом они проиграли.
— Хорошо нас отделали, — вырвалось у меня.
— Но от нас сейчас выступают, — сказал тот самый подозрительный из моих сопровождающих, что все ещё продолжал держать арбалет наготове.
Я удивленно посмотрел на него.
— Мип, — сказал он, отвечая на мой невысказанный вопрос.
— Но он же только подсобный рабочий, — скептически заметил я.
— Он участвует от нас в этом заезде, — подтвердил человек.
— На чем он выступает?
— На своем собственном тарне, — ответил он. — На Зеленом Убаре.
— Но ведь это старая птица, — сказал я. — Она не участвовала в состязаниях уже несколько лет. Да и Мип… — я замялся, — хотя и знает очень многое о соревнованиях, но ведь он всего лишь подсобный рабочий!
Один из сопровождавших посмотрел на меня и рассмеялся. Второй, тот самый, подозрительный, направил арбалет мне в грудь.
— Он может быть и лазутчиком желтых, — сказал он своим товарищам.
— Может, — согласился, очевидно, старший арбалетчик.
— А как мы проверим, действительно ли он Гладиус с Коса или нет? — спросил один из стоящих у меня за спиной.
Я усмехнулся.
— Тарн меня узнает.
— Он уже попробовал крови, узнал вкус человеческого мяса, — сказал предводитель четверки. — Он научился убивать. Не приближайся к нему сейчас, это плохо окончится для тебя.
— У нас мало времени, — сказал я. — Мы не можем терять его понапрасну.
— Подожди! — крикнул старший.
Я шагнул по направлению к громадному черному тарну. Он стоял у самого насеста, цепью привязанный к нему за ногу. Длина цепи была футов двадцати пяти, не больше. Я приближался медленно, вытянув вперед открытые ладони. Тарн не сводил с меня глаз.
— Птица не знает его, — заявил тот, что все время проявлял ко мне недоверие. — Нет, точно не знает.
— Успокойся, — тихо сказал ему старший группы.
— Он просто безумец, — прошептал их товарищ.
— Верно, — согласился старший. — Безумец или Гладиус с Коса.
Тарн, эта громадная, свирепая птица, приученная горианцами передвигаться под седлом, является существом диким и хищным, не имеющим себе соперников в безбрежном голубом океане поднебесья. При всех усилиях её едва ли удается приручить по-настоящему. Даже тарнсмены редко приближаются к ней без оружия или стрекала, а когда она принимает пищу, подходить к ней вообще считается безумием. Все её инстинкты, как, впрочем, и у большинства хищников, направлены на защиту самой себя и на убийство всего, что её окружает.
Подсобным рабочим, называемым зачастую тарноводами, несмотря на все их вооружение и безотказно действующие стимуляторы, нередко приходилось рисковать жизнью даже при воспитании и обучении птенцов тарнов, с самых первых дней своего появления на свет достигавших размеров жеребенка.
— Отойди от него! — предупредил старший.
Я осторожно продвигался вперед, пока не оказался в пределах досягаемости прикованной за ногу птицы. Тогда я заговорил с ней.
— Ты мой убар, Убар Небес. Ведь ты узнаешь меня, правда?
Я подошел ближе, очень медленно, держа открытые ладони вытянутыми вперед, опасаясь сделать какое-нибудь неверное, поспешное движение. Птица неотрывно наблюдала за мной, с её клюва свисали окровавленные остатки тела желтого.
— Вернись! — крикнул за моей спиной один из арбалетчиков, и я с удовлетворением узнал голос того подозрительного, высказавшего предположение, что я могу оказаться лазутчиком желтых. Даже он отлично понимал, что может сейчас произойти.
— Нам нужно выступать, Убар Небес, — говорил я, подходя к птице ещё на шаг. — Мы должны участвовать в этих состязаниях.
Я медленно протянул руку и, вытащив у него из клюва останки человеческого тела, очень осторожно отложил их в сторону, на землю. Птица не сделала попытки ударить меня.
За спиной я услышал изумленные возгласы арбалетчиков.
— Ты хорошо сражался, ты молодчина, — продолжал я разговаривать с птицей, поглаживая её забрызганный кровью длинный, крепкий, хищно изогнутый, как ятаган, клюв.
— Я рад, что ты остался жив.
Птица нежно уткнулась своим клювом мне в плечо…
— Готовьте платформу для следующего заезда, — не повышая голоса, проинструктировал я глядевших на меня во все глаза арбалетчиков.
— Да, Гладиус! — ответил их старший. Трое его товарищей, отложив в сторону оружие, поспешили запрягать телегу.