— Мой мальчик умер, — сказал он. — И моя жена умерла.

— А их духам нужно многое тебе сказать, — сказал Белый Лис, все еще глядя в глаза Люка, а скорее, ему в душу. — Если бы все случилось иначе, и умер бы ты, а твои жена и сын остались живы, ты хотел бы, чтобы они жили, превратившись в ходячих мертвецов?

Люк ничего не ответил.

— Ты можешь, — спросил Белый Лис, — Люк, ты можешь вспомнить их лица? Ты можешь вспомнить, как они пахли? Ты можешь вспомнить, каким был их смех?

Люк ничего не сказал.

— Ты не можешь, мой друг, и я скажу тебе почему, — сказал Белый Лис. — Если, конечно, ты хочешь знать, — добавил он, затягиваясь трубкой. — Я скажу тебе то, что знаю сам, — продолжал Белый Лис, передавая трубку Люку. — Бывает, ты хочешь вспомнить лицо своего сына, но не можешь. Бывает, хочешь вспомнить лицо своей жены, но не можешь. Чем больше усилий ты прилагаешь, тем меньше ты видишь. А причина в том, что ты не живешь. Ты — между жизнью и смертью. Когда ты снова начнешь жить, мой дорогой друг, твои близкие оживут в твоем сердце.

Люк затянулся трубкой и передал ее обратно Белому Лису.

— Ты — мой надежный друг, — сказал Люк. — И я доверяю тебе. Но ты не знаешь, какая на мне вина.

— Пообещай мне, что будешь жить своей жизнью, — сказал Белый Лис.

— Яне буду…

— Пообещай мне, — снова сказал Белый Лис. Люк вздохнул.

— Обещаю, — сказал он.

— И скажи это от всего сердца, — сказал Белый Лис.

Люк кивнул головой, думая о том, что Белый Лис не знал слишком многих деталей и никогда бы его не понял.

— На помощь! — вдруг послышался голос вдалеке. — О Господи! Кто-нибудь!

Люк бросился бежать. Женский голос доносился из расположенного по соседству со стоянкой индейцев лагеря путешественников. Молодой бычок мчался, будто раненый, и тащил что-то по пыли в десяти или пятнадцати футах позади себя.

— Дариус! — кричала Нора Вестроу. — Дариус, отпусти! Люк видел, что несколько мужчин поняли, что происходит: бычок тащил за собой Дариуса Вестроу, шестилетнего сына Пита и Норы. Двое мужчин сейчас бежали за быком, размахивая ножами, вероятно, рассчитывая обрезать поводья, в которых запутался мальчик.

Но Люк не думал, что у них это получится. Бычок бежал, словно бешеный, а Пит Вестроу и Джордж, конечно же, ни за что не поспеют за ним.

Но у Джорджа было лассо.

— Лассо! — крикнул Люк Джорджу, который был уже близко.

Джордж был настоящим увальнем-медведем, и бегал столь же быстро, как черепаха, поэтому Люк бросился к нему навстречу. Потом выхватил лассо и побежал.

Люк выбрал момент и бросил лассо. Веревка пролетела по воздуху, скользнула по лбу бычка… и соскользнула, зацепившись только за один рог. Долго удерживать взбесившееся животное не получилось бы, поэтому Люк побежал к бычку так быстро, будто от этого зависела его жизнь.

Но от этого зависела и жизнь Дариуса Вестроу, если только он тоже не был мертв. Ноги Люка громко топали по земле. Тяжело дыша, он приблизился к быку, схватил его за рога, вывернул ему шею и бросил на землю. И получил удар рогом в плечо. Боль была острой, сильной, жгучей.

Но Пит и Джордж уже подоспели на помощь: Джордж обрезал поводья — Люк увидел, что это были длинные поводья из лошадиной упряжи. Похоже, Дариус играл с ними.

Подбежала Нора Вестроу. Ее лицо было залито слезами, когда она подхватила Дариуса на руки.

— Дариус! — кричала она.

Люк слышал стон мальчика, когда Нора прижимала слабого, но живого сына к своей груди. Через мгновенье возле них был и Пит.

Люк думал о том, что они должны чувствовать: радость оттого, что их сын спасен, или тревожные сомнения, будет ли он жить. А еще он думал, какие бы чувства испытывал он сам, если бы такое случилось с его маленьким Джоном.

Дариус был сильно исцарапан, кровь текла из многочисленных ран и ссадин, поэтому Люк сорвал с себя рубашку и стал рвать ее на бинты.

— Нужно остановить кровотечение там, где это возможно, — крикнул он Питу, который тоже снял свою рубашку.

— Может быть, в первую очередь, стоит согреть его, — сказал Джордж. Он улыбнулся Норе, которая продолжала лить слезы. — Воспользуйтесь моей сорочкой и укутайте мальчика, миссис Вестроу, и поберегите свои глаза. С вашим сыном все будет хорошо.

— Но откуда вы знаете?

— Поверьте мне, — сказал Джордж, укрывая Дариуса своей рубашкой.

Конечно, Люк надеялся, что Джордж знал, о чем говорит.

— Вы с Джорджем можете заколоть этого дьявола и забрать себе все мясо, — крикнул Пит. — Я не возьму и фунта. Господи, Люк, ты истекаешь кровью!

— Со мной все будет в порядке, — сказал Люк. — А об этом мясе ты вспомнишь позже, когда не останется никакой еды, кроме уздечки и пучка сухого сена, Пит. Мы убьем его, но мясо принадлежит твоей семье. Это был твой «дьявол».

Вдруг, казалось бы, ниоткуда появился Белый Лис.

— Согрейте его, — сказал он, указывая на Дариуса. — Положите его у костра.

Четверо мужчин перенесли Дариуса, а Нора бежала рядом, зажимая руками рот, чтобы не закричать от горя. Когда они были совсем рядом с лагерем, к ним присоединились остальные — Альма и Зик Блиссы, Люсинда Далтон с ребенком, потом и Шарлотта.

На миг их с Люком глаза встретились, но только на миг. Она отвела взгляд, и на лице у нее появилось выражение, которого он не мог понять. А когда Люк в следующий раз поднял глаза, он встретился взглядом с Белым Лисом.

— Живи своей жизнью, — снова посоветовал ему старый индеец.

На следующий день путешественники решили, наконец, ехать дальше. Многие считали, что будет правильно устроить в честь быстрого выздоровления Дариуса праздник с угощением из жареного мяса, с костром и танцами под музыку скрипки. Некоторые женщины испекли пироги с ягодами ирги и смородины, а Зик Блисс сказал, что поделится своим вяленым мясом бизона с каждым, кто отважится его попробовать.

Шарлотта не собиралась туда идти. Она знала, что ей нужно поговорить с Люком, потому что даже если Люк действительно был лжецом, она должна была спросить у него самого, действительно ли он женат. В глубине души голос продолжал повторять ей, что Люк — честный человек, чего нельзя было сказать о Молли.

Однако чтобы заставить себя спросить об этом, ей придется собрать волю в кулак, потому что правда (если Молли все-таки окажется права) принесет ей нестерпимую боль. «Да, я женат. Да, я солгал. Да, ты позволила себе испытать чувства, которых никогда ни к кому не испытывала, потому что ты глупа».

Она стала свидетельницей того, как Люк спасал Дариуса Вестроу. Она знала, что любит его. Он действовал и всегда будет действовать, не думая о себе, потому что в этом была его сущность, и таким он будет всегда. «Отважный, привлекательный мужчина, которого… — Шарлотта покачала головой, останавливая бег своих мыслей, как будто боялась, что слова сорвутся с губ, — которого она искала всю жизнь».

Она не верила, что такой мужчина существует в реальной жизни.

Она сидела у костра — Люсинда и Маркус уже ушли в свою палатку, — когда к ней приблизилась Альма Блисс.

— Почему это ты сидишь тут как истукан? — спросила Альма, уперев руки в свои тощие бока.

Шарлотта не могла не улыбнуться.

— Я действительно не в настроении… — начала она. Но Альма уже поднимала ее за локоть.

— Для меня это не имеет значения, барышня. А теперь ступай в палатку, надень что-нибудь симпатичное, и встретимся у костра.

— Я на самом деле…

— Я сказала тебе, мисси. Мне действительно все равно, что ты об этом думаешь. Давай, пошевеливайся!

Шарлотта покачала головой и пошла в палатку, зная, что с Альмой спорить бесполезно. Но только то, что она идет на вечеринку, не значит, что она станет танцевать.

Она надела самую чистую вышитую рубашку, которую смогла найти, собрала волосы, украсила их лентой. В маленькое, треснувшее зеркало, которое хранила Люсинда, Шарлотта разглядела у себя рубец в том месте, где чепец врезался ей в лоб день ото дня. У нее на коже было столько пятен от укусов комаров, что можно было бы подумать, будто у нее корь. Ее темно-каштановая коса была больше похожа на старый шнурок, чем на волосы. Но она решила, что никто не подойдет настолько близко, чтобы рассмотреть все это, да и вряд ли для окружающих это будет иметь значение.