– Как мне вам сообщить ответ?

Семен достал из кармана блокнот, ручку с золотым пером и написал номер. Когда он протягивал бумажку мне, в дверном проеме возникла фигура в маске. В первый момент я даже не поняла, мужчина это и женщина. Рука фигуры вытянулась, как в замедленной съемке, и я увидела в ней нечто огромное. «Неужели пистолеты бывают такими огромными? Или это револьвер?» – пронеслась дурацкая мысль.

Выстрел был очень тихим. Я ожидала, что прозвучит раскат грома, но услышала лишь какой-то щелчок, то есть мне показалось, что щелчок. Что-то там не сработало? Но Семен рядом со мной тихо вскрикнул, и я увидела, как у него на груди растекается красно-бурое пятно. А фигура уже поворачивалась ко мне.

Я действовала инстинктивно. Не знаю уж, какой инстинкт мною руководил. Наверное, самосохранения. В общем, я бросилась на пол, но таким образом, чтобы сбить с ног фигуру, совершила немыслимый полет в воздухе, потом еще проехала по полу и врезалась фигуре в ноги. Она рухнула на спину, пистолет (или револьвер?) отлетел в сторону, а фигура, которая к этому времени находилась в комнате, сделав пару шагов, ударилась головой о дверной косяк и вроде бы потеряла сознание.

Фигура не шевелилась! Надо было действовать быстро. Я знала, где в доме лежат веревки. Я же обыскивала квартиру, обнаружила тогда много интересного и непонятного. То есть я не представляла, зачем Славе многое из того добра, которое тут хранилось. Но веревки, причем весьма толстые бечевки, были мне очень кстати. Я притащила моток, по пути захватила ножницы – и принялась за работу. Связала убийце руки, ноги, причем и те и другие по всей длине.

Когда закончила работу, фигура начала приходить в себя. Я сорвала маску.

Алена. Жена Кости. Как мило!

Она попыталась плюнуть мне в лицо. Я увернулась. Алена обложила меня трехэтажным матом. По ее словам выходило, что я виновата во всем. Я не понимала, в чем именно.

А потом у меня возник вопрос…

– А вы получили деньги Семена, которые он передал Ларисе? И поэтому…

Я повернулась и посмотрела на мужика, который больше не дышал. Вся его грудь была залита кровью…

– Неужели ты думала, дура, что мы свои будем тратить на твою морду и сиськи?!

– И вы убили Ларису? Ты? Костя?

– Эта дура умерла от передозировки!

– Очень кстати для вас.

– Нет, не очень! Нам пришлось срочно придумывать план!

– То есть меня вы привезли для Семена, деньгами которого воспользовались, а не для Славы? Интересно, а куда вы все-таки дели деньги? Не все же вы потратили на меня и на двух моих предшественниц.

– Расплатились с кредитами. Со всеми. Теперь все магазины – наши, и только наши. Мы больше ничего не должны никаким банкам.

– А новые магазины, про которые говорил Семен?

– Да нам и действующих хватает. Славка помрет – может, купим еще несколько на наследство. И вообще, что это ты меня тут связала?! Развязывай давай!

– И не подумаю, – сказала я. – Кстати, в моем городе ты убила заведующую библиотекой?

– Да всех вас нужно перестрелять! Всех, кто был в курсе! Нет человека – рот он открыть не сможет и никому ничего не расскажет.

Алена еще что-то кричала, а я отправилась быстро собирать сумку. Пришло время отсюда уехать. Свои отпечатки пальцев в большей части квартиры я уже стерла – в тех местах, куда я больше не собиралась ходить. Теперь быстро стерла их в тех местах, где они еще могли оставаться.

Документы Ларисы я положила на кухонном столе, никаких записок никому не оставляла. В последнюю очередь я забрала Джессику из ванной, где бедная собачонка уже охрипла. В комнату, где остались труп Семена и связанная Алена, заходить не стала. Ключи от квартиры я забрала с собой, а дверь только прикрыла. Один из замков был сломан, а Семен, затаскивая меня внутрь, не удосужился закрыть второй. Да и у Алены наверняка была своя связка. Уходя, я подумала, что мне больше никогда не придется пользоваться духами Ларисы, которые меня раздражали, и это было здорово!

Первым делом я заехала в квартиру, где жила моя мама, оставила сумку с вещами и Джессику, написала маме записку. Из квартиры позвонила Борису Исааковичу и вкратце описала ситуацию.

– То есть уехать нужно срочно? – сразу понял он.

– Да.

– Жди звонка.

Самым сложным было написание письма Славе… Я писала и поливала его слезами. Я очень надеялась, что он меня простит.

Письмо я завезла в больницу, где работал его друг, и попросила передать, когда Слава пойдет на поправку, даже лучше, когда он будет готов покинуть пределы медицинского учреждения.

– Вы уезжаете? – произнес врач.

– Да.

Больше он ничего не спросил.

В Москву мы уехали той же ночью. Вопросы в больнице, где делали операцию моей дочери, решились быстро – Борис Исаакович прислал какого-то своего помощника. От меня потребовалось только подписать документы. Мама хваталась за сердце, что-то мне выговаривала, но я так устала, что мне было не до ее воспитательных речей. Да и поздно уже меня воспитывать.

– Мама, там в квартире будет телевизор, – решила я переключить ее мысли на приятное. Этот вопрос я, кстати, заранее обговорила с Борисом Исааковичем. – Ты же страдала здесь без телевизора? Говорила мне, что смотришь только урывками в больнице. Теперь будешь не урывками, и каналов явно окажется больше, чем в нашем городе.

Дочь с первого взгляда влюбилась в Джессику, да и Джессике понравилась Настенька. В машине они заснули, обнявшись.

В снятой для нас квартире в Москве, на мое счастье, оказался компьютер с выходом в Интернет. Хотя мне ведь придется общаться с поклонниками Сюзанны в режиме онлайн… Но первым делом я переписала разговоры с Семеном и Аленой, записанные на диктофон, сказала маме, что выйду ненадолго, и покинула квартиру в поисках ближайшего интернет-кафе.

Да, я была очень уставшей после поездки на машине из Петербурга в Москву, да еще и ночью. Мне хотелось рухнуть в постель и спать, спать, спать. Настенька с Джессикой уже снова спали, мама собиралась лечь через десять минут, а я должна была сделать то, что должна…

Я отправила запись двух разговоров следователю с только что зарегистрированного адреса. По этим разговорам он должен понять, что Алена в квартире. Если, конечно, она еще там… Но он должен понять, что стреляла она. Наверное, он не будет особо сожалеть из-за потери Семена. А государство сэкономит энную сумму на его содержании за казенный счет. Пусть органы разбираются с Аленой, ее мамашей, Костей… И получат еще одно раскрытое по горячим следам дело. Надеюсь, что Слава выздоровеет и даст нужные показания. Я мечтала лишь о том, чтобы меня оставили в покое. Но что мне могут предъявить органы? Только использование документов Ларисы. Надеюсь, что этот вопрос решит Борис Исаакович – если его вообще потребуется решать. Есть другие, гораздо более серьезные. И я ведь ни у кого ничего не украла. Да, операцию моей дочери оплатили, но ведь добровольно же. Да, я жила со Славой, но ведь он не выгонял меня, не спускал с лестницы, он сам давал мне деньги на покупку продуктов. Я не подписывала никаких бумаг. Только один протокол… но мои свидетельские показания были правдивыми. Хотя и под другим именем. Надо будет поговорить об этом с Борисом Исааковичем или его юристами.

Практически на следующий день я начала репетировать роль Сюзанны. Признаться, во второй раз вживаться в другого человека (или как это правильно назвать?) было легче. Или роль Сюзанны была легче, чем Ларисы? Или в них была схожесть?

С самой Сюзанной, то есть Светланой, мы тоже вскоре познакомились, а когда она поняла, что я совсем не претендую на ее славу и ее поклонников (похоже, что они для нее были важнее денег, да и денег от поклонников получалось больше, чем от «творчества»), она стала ко мне хорошо относиться. Я ведь помогала ей стать более известной, более востребованной. Светлана была простой девушкой, этакой «девчонкой с рабочей окраины», мало образованной и не стремящейся получить образование, вероятно, после «Колобка» и «Курочки Рябы» она не прочитала ни одной книги, да и эти ей, наверное, читали вслух, если читали. Борис Исаакович говорил, что она совершенно безграмотна, и в частности поэтому ее нельзя выпускать общаться с поклонниками онлайн. Да она толком фразу построить не могла – ни устно, ни письменно. Меня поражало, что она родилась в Ленинграде.