Я кивнула, но не стала объяснять, что никакой опухоли у Славы не было и нет.
– А его чуть раньше убило выстрелом. Какая им разница? Их же никто не обвиняет в покушении на убийство?
Я опять не стала говорить, что мать Кости находится в следственном изоляторе, а органы ищут драгдилера, который в телефонном разговоре со мной признался в том, что стрелял. Но для меня будет лучше исчезнуть в первую очередь из-за драгдилера… Его я боялась. Страха перед Костей, Аленой и Ниной Петровной не было. Я довольно много общалась с этими людьми. Почему-то мне казалось, что они не смогут меня убить.
Или смогут?
Ведь кто-то убил заведующую библиотекой и залез в наш дом, что заставило Верку быстро уехать в Петербург. Мог кто-то из этой троицы так быстро обернуться? При желании…
И Слава. Главное – Слава. Я сказала себе, что сделаю все от меня зависящее для его выздоровления. Я оставлю ему письмо. Мне трудно сказать, что он собирался делать дальше – в отношении меня. Но ведь явно что-то собирался. Липкин прав. Слава, скорее всего, просто пользовался моим телом. В его квартире находилась молодая женщина, так почему бы и нет?
Хотя мне все-таки казалось, что у него ко мне проснулись чувства… Ну не обманывал он! Я не была ему противна! Он же каждый вечер разговаривал со мной на кухне, он ходил со мной в музеи, театр. Он был ласков и нежен. Он не оскорблял меня, он не поднимал на меня руку.
Но мне нужно думать о себе. О дочери и матери. Я должна устраивать свою жизнь. Сама. Без Славы. Без Кости и его родственниц. И мне очень не хотелось возвращаться в родной город…
– Ну, решились, Лидочка? – подал голос Борис Исаакович. – У вас на лице отражаются все ваши эмоции. С этим нужно бороться. Ну, ничего. Справимся.
– Сколько вы собираетесь мне платить?
– Вот это уже другой разговор! Во-первых, я оформлю вас на работу – по вашему паспорту. Вы снова станете Лидией. Документы Ларисы советую оставить в квартире Вячеслава Анатольевича. Лариса исчезнет.
– Но ведь заведено уголовное дело! Со мной разговаривал следователь, другие люди из органов…
– Вы давали подписку о невыезде?
Я покачала головой.
– Вы числитесь в подозреваемых или обвиняемых по какому-то делу?
– Я – свидетельница.
– И что? Там все ясно с покушением на вашего мужа.
– В общем… Да, ясно.
– И они прекрасно обойдутся без вас. Поверьте мне: у этих ребят полно головной боли с нераскрытыми делами, показателями, отчетами. Исчезнете – и исчезнете. Заявления о вашем исчезновении никто подавать не будет. Ведь никто не будет подавать заявления об исчезновении Ларисы Павловны Селянкиной?
Я рассмеялась и покачала головой.
– А нет заявления – никто палец о палец не ударит. Никто вас искать не будет – в смысле из органов. Им вы не нужны. Вы показания дали? Дали.
– Но ведь будет суд…
– Обойдутся и без вас. Ради ваших показаний в суде никто не станет устраивать масштабные поиски. Зачитают письменные показания.
– Следователь знает, что я похожа на Сюзанну. Он может…
– Обратиться ко мне? А я ему договорчик с Лидией Терентьевой. Нашел еще одну похожую. Жить вы будете в Москве. Номер телефона поменяете. Аппарат тоже оставьте в квартире Вячеслава Анатольевича. Все оставьте. Ну, кроме белья, какого-то набора одежды. Все будет новое.
Еще раз новый гардероб. Еще одна жизнь. Опять не своя. А я ведь никогда даже не думала становиться актрисой!
– Надеюсь, что пластическую операцию делать не потребуется?
– Нет, но прическу изменим на такую, как у Сюзанны. И макияж будет другой. С вами будет работать тот же парикмахер и тот же стилист. Они все сделают как надо. Ваша задача, Лидочка, – выучить еще одну роль. А за это я сниму вам квартиру – вы будете жить вместе с вашей матерью и дочерью, буду платить часть зарплаты официально, а большую часть – неофициально, как и принято в шоу-бизнесе. Но неофициальная часть будет зависеть от объема выполненной работы. Так что для вас самой лучше дать побольше интервью, поучаствовать в большем количестве ток-шоу и прочих мероприятиях, которые я организую. Готовы?
– А если меня будут узнавать на улице?
– Мой стилист сделает так, что на Сюзанну вы будете походить, когда нужно мне, а в обычной жизни вы, наоборот, будете другой. Мне нужно, чтобы как можно меньшее количество людей знали про двойника. Из квартиры вы будете выходить непохожей на Сюзанну и возвращаться тоже непохожей – чтобы соседи ничего не заподозрили. В Москву будем уезжать быстро. Я сейчас вернусь туда, решу кое-какие вопросы и приеду за вами. Или пришлю человека. Вы аэрофобией не страдаете? И вообще какой-либо фобией?
Я не стала говорить, что никогда в жизни еще не летала самолетом, вместо этого заметила:
– Но Сюзанна вроде бы живет здесь…
– Сюзанна здесь родилась, но живет в Москве. Выясните, когда ваша дочь сможет покинуть больницу. Соответственно они с вашей мамой поедут с вами сразу же или приедут позднее.
– Мне нужно еще решить вопрос со Славой. Вы помните, почему я согласилась на встречу с вами? Я должна оплатить его лечение. Я иду на это, потому что мне негде взять деньги!
Борис Исаакович странно посмотрел на меня.
– Вы считаете себя обязанной ему?
– Да. И я не могу бросить человека в беде.
– Вы точно не от мира сего, Лидочка.
– Да уж какая есть. И я должна иметь возможность приезжать в Петербург, пока Слава не поправится. Мне придется нанять сиделку, поскольку я не смогу сама ухаживать за ним. Врачам надо платить. Если вы этого не понимаете или не готовы меня отпускать для решения этих вопросов, то никакого договора у нас в вами не будет. Я пойду мыть полы, мести улицы…
– Этим в Петербурге занимаются гастарбайтеры.
– Ничего, найду место, где хотят видеть русскую уборщицу.
– А ведь вы в самом деле пойдете… И несмотря на то, что потом собираетесь уйти от Селянкина? Несмотря на то, что понимаете, что он планировал вас как-то использовать? Вы понимаете, что он бы вас не пожалел?!
– Борис Исаакович, у нас с вами разное представление о чувстве долга. Давайте не будем спорить. Я такая, какая есть. Пока Славе требуется моя помощь, я буду ее оказывать. Потом… я тихо исчезну. Он не сделал мне ничего плохого. Он не спустил меня с лестницы. Я жила в его доме, на его деньги. И у него никого нет – того, кто бы платил врачам, договаривался об уходе в больнице. Знаете, как в наших больницах относятся к людям, у которых нет родственников или друзей, которые туда приходят и приносят то, что требуется?
– Я все понял. Ищите сиделку. Вот аванс.
Борис Исаакович запустил руку в весьма потрепанный портфельчик (но явно любимый) и извлек оттуда пачку тысячных купюр. Я моргнула.
– Платить буду хорошо, – сказал Борис Исаакович. – Я не сторонник того, чтобы держать людей, которые на меня работают, в черном теле. Как раз наоборот. Потом пообщаетесь с народом и поймете, что сам от меня никто не уходит. Я не только плачу. Я еще помогаю решать вопросы. И вам помогу. Кстати, вы ведь явно волнуетесь о будущем?
Я усмехнулась.
– Я не знаю, сколько времени вам придется работать двойником Сюзанны. Надеюсь, что этот проект протянет несколько лет. Но потом ведь можно будет подыскать вам что-то еще в нашем коллективе. Вы же не пустоголовая модель без образования. Но в ближайшее время вы превратитесь в Сюзанну. Мы договорились?
– Да.
– Ждите моего звонка. И будьте готовы. В любой день.
Глава 28
В квартиру Славы я возвращалась в расстроенных чувствах. С одной стороны, определилось мое будущее. У меня, можно считать, есть работа. Но, конечно, лучше было бы сразу же забрать и дочку с мамой – чтобы тут не осталось никого.
Но еще есть Верка. Подружке я должна все рассказать. Хотя, конечно, в Москву она со мной не поедет. Пусть устраивает свою жизнь с Тимофеем Ильичом. И она сможет заезжать к Славе в больницу, контролировать сиделку. Я же на самом деле не смогу приезжать сюда через день. И, возможно, мне тут лучше вообще не появляться.
