Из всего услышанного и из уже имеющейся у меня информации я поняла, что на одной из картин Ярослава Морозова под слоем краски находится какой-то план – или описано местонахождение клада. Виолетта Петровна Леонардо да Винчи не упомянула ни разу. Вообще-то в клад верилось больше, чем в Леонардо.
– Откуда Алевтина Николаевна узнала про зашифрованное послание? – спросила я, с трудом подобрав нужное выражение.
– От дочери, – как само собой разумеющееся сказала Виолетта Петровна.
– А ее дочь?
– От своего американского хахаля.
– Хахаль – американский американец? Или наш бывший гражданин?
– Он там родился. И родители его там родились. Дедушка наш. То есть парень – полноправный гражданин Америки и даже может в один прекрасный день стать президентом, а Алечкина дочь – первой леди.
– А хахаль откуда узнал про картину? – Я уже начала уставать.
– От дедушки.
«Я ее убью».
– И все узнали от дедушки! Это я теперь поняла! Только он знал! И столько лет молчал!
– Что собой представлял этот дедушка? – спросила я.
– Да ничего особенного, – пожала плечами Виолетта Петровна.
– Откуда он знал про зашифрованное послание на картине Ярослава Морозова?
– Так он его родственник. Не помню, какая там родственная связь. Да и Алечкина дочь этого не знает. Но точно родственник.
– И что?
– Ну так Ярослав же Морозов не мог из советской России богатства вывезти! Тогда не мог! Спрятал здесь, для потомков.
– Так он вроде бы и не собирался уезжать из советской России. Он принял советскую власть… – вспомнила я то, что в последнее время удалось выяснить про ранее неизвестного мне художника.
– Ничего он не принимал!
– Но…
– На словах принял, а сердцем нет! Кто-то же из семьи должен был здесь остаться, понимаете? Не вывезти все было! А бросить жалко. Столько лет собирали! Столько поколений! Конечно, большую часть вывезли, но решили оставить человека, чтобы за остальным присмотреть. И за домами. Недвижимость-то вообще не вывезти! А Ярослав подходил лучше всего. И он остался и еще что-то хапнул вместе с большевиками. Я точно не знаю, что, но много. Он-то в таких вещах разбирался! Вы представляете, что тут делалось после революции? Все грабили, кто мог и что мог. Но солдаты с матросами плохо разбирались в искусстве. А Ярослав-то мог оценить любое произведение искусства. И знал, наверное, у кого что есть. Он же в разных домах бывал. И его родственники бывали. И он все спрятал! Но ведь тогда ни компьютеров не было, ни факсов! Телефон только и телеграф. Но не мог же он звонить родственникам за границу! Или телеграмму отбить!
– А каким образом он все-таки сообщил о месте? Или оно было обговорено заранее? Что он вообще смог сообщить и каким образом? – Мне было просто интересно.
– Он ездил с выставкой своих картин в Париж. Там и сообщил кому-то из семьи. То есть не про место, а про план – что зашифрует его на картине с детьми. То есть на картине будет кто-то – и дети. Алечка решила, что Сталин. Ну, сами понимаете… Кто бы в те годы попробовал краску со Сталина смывать? Или как-то портить картину? Ее бы хранили как зеницу ока – хотя бы для того, чтобы не отправиться в лагеря. Поэтому Алечка и боролась за Сталина. Но…
Я моргнула. Значит, Ярослав Морозов спрятал и оставшиеся в России сокровища своей семьи, и награбленное у других людей. И место, где он все спрятал, должен был сообщить через картину. Разумно. И опять же более вероятно, чем Леонардо. Но как родственники собирались добираться до этой картины?
Я задала вопрос вслух.
– А я почем знаю? – дернула плечиком Виолетта Петровна. – И дедушка… И вообще кто сейчас может сказать, что знал дедушка? Он в маразме был.
– Так…
– Но с просветлениями. Вы думаете, что медсестра просто так на аукционе появилась? Так ее сестрица у деда работала! Алечка все выяснила! То есть дала правильные указания дочери. Жаль, меня раньше не подключила. Вместе мы, возможно, и добрались бы до клада. Но эта сестрица – врач – явно что-то поняла из дедовых бредней! Она-то на чтении завещания не присутствовала! Но она много времени проводила с дедом. Может, он ей просто рассказал про Ярослава Морозова, про клад, про картины. Все-таки – врач, помогала ему… Откуда я знаю?!
Я сложила в уме имевшуюся информацию. Значит, всем просто захотелось денег. И не хотелось ни с кем делиться.
– А Кейт Боланд кто такая? Она тоже купила картину на аукционе, – добавила я.
Интересно, что скажет? А я сравню информацию с уже имеющейся.
– Внучка. Дедова внучка и, значит, какая-то дальняя родственница Ярослава Морозова. То есть в ней течет его кровь. В общем… Ну, не знаю я, кем она точно приходится Ярославу Морозову! И Алечка не знает. И какая теперь разница? Но Кейт на чтении завещания была. Может, сама решила приехать и… Откуда я знаю, что она решила? Разве нормальный человек поймет этих американцев с их американскими тараканами? И как только Алечкина дочь могла себе завести американского хахаля? Наверное, потому что дура. Я-то своих девочек правильно воспитала. Я всегда им говорила: хочешь одеваться у известных кутюрье – надо раздеваться у олигархов, лучше неизвестных широкой общественности. И обязательно наших олигархов, а не прижимистых иностранцев. В любом же случае будешь жить за границей. И сейчас одна моя девочка – в Англии, вторая – во Франции.
– Хахаль дочери Алевтины Николаевны присутствовал на чтении дедушкиного завещания?
– Присутствовал, – кивнула Виолетта Петровна. – Этой дуре все рассказал. Она тут же матери позвонила. Ну, Алечка принялась выяснять, где у нас есть картины Ярослава Морозова.
– И где?
– В музеях. Это зарегистрированные официально. Но до них не добраться. А потом Алечка узнала про аукцион. Но про аукцион вы сами все знаете.
– Американские родственники дедушки что-то предприняли? – спросила я.
– Наняли галерейщика – Артура Галустьяна. Вы его знаете?
Я кивнула.
– Галустьян и в Америке известен – нашим людям, которые там проживают. Я точно не знаю, как они на него вышли. Наследники все-таки решили приобрести картины Морозова какие только возможно. С детьми, естественно. Зачем им все? Кейт Боланд явно действовала по собственной инициативе, а остальные сюда ехать не пожелали. И дела у всех, и, может, не очень поверили.
– Вы знаете, какое точно задание дали Галустьяну?
Виолетта Петровна покачала головой.
– Думаю, про план под слоем краски ему не говорили, – высказала она свое мнение. – Это было бы глупо, согласитесь. От него, скорее всего, требовалось приобрести картины, взять свои комиссионные и переправить картины в США.
Интересно, сколько картин сумел приобрести Галустьян? Скажет ли он это мне? На аукционе он официально купил одну. Есть ли у него какие-то другие выходы на творения Ярослава Морозова? Возможно…
– Что вы хотите от меня? – опять спросила я у дамы в сари.
– Расскажите органам про план. У вас же много знакомых в органах? И про меня можете сказать, и даже про Алечку… Скажите, что мы не допустили вывоза нашего национального достояния за рубеж. Ведь украденное Ярославом Морозовым – это наше национальное достояние, не правда ли? И раз оно не досталось Алечке и мне… Ну, вы понимаете…
Но я в первую очередь была журналисткой. И мне требовался репортаж. Для меня главное – показать и рассказать что-то убойное, а не сообщать в органы полученную информацию.
Мне удалось убедить Виолетту Петровну дать мне официальное интервью. Я тут же свистнула Пашку, дожидавшегося в машине.
Просмотрев получившуюся запись, наш главный редактор Виктория Семеновна только присвистнула.
Глава 26
На следующий день позвонил Олег из ФСБ.
– Можешь записать два адреса и телефоны, – сказал приятель и дал мне координаты потомков адъютанта и политрука генерала Иванихина.
Я решила начать с политрука, хотя бы потому, что квартира находилась в пешей досягаемости от нашего холдинга. К адъютанту придется ехать через весь город. Если меня вообще согласятся принять.