– А в советские времена?

– Нет. И в наши времена тоже нет. В наши никто не стал бы их сюда ввозить. Если бы ввезли в советские, то они оказались бы в каком-то крупном музее. Об этом бы трубили все газеты.

– В семье Ярослава Морозова могла оказаться какая-то работа Леонардо?

– Теоретически да. Но скорее рисунок. От него же не только картины остались. И было много незаконченных работ. Часть работ не сохранилась из-за того, что он использовал какие-то необычные техники. Он же был известным экспериментатором.

Галустьян замолчал и о чем-то задумался.

– Знаете что, Юленька? Если человек интересуется Леонардо да Винчи, то он вполне может интересоваться не его живописью, а техническими изобретениями. Вы ведь, наверное, знаете, что Леонардо оставил после себя многочисленные технические изобретения?

– Слышала.

– Его интересовали совершенно разные области, – продолжал галерейщик. – Он же был и математиком, и механиком, и инженером. Он изобрел ряд механических приспособлений и физических приборов, работал над конструкциями летательных аппаратов. Идея парашюта принадлежит ему. Ему же приписывают изобретение велосипеда, танка, прожектора, двухлинзового телескопа. Так что, если кто-то у нас ищет что-то из работ Леонардо, то это, скорее всего, не художественное произведение. Кстати, в основном от него остались не холсты. Основная форма его художественных произведений – это масло на панели. «Джоконда», например, на тополиной.

Я удивленно посмотрела на Галустьяна.

– Да-да, вы просто этим никогда не интересовались. Не холсты, панели!

– То есть вывозить нужно деревяшку? – уточнила я.

– Я бы не стал говорить так грубо… Но да.

– И ее не свернешь в рулон… И ее точно просветит «телевизор» на таможне…

– Юля, я не думаю, что что-то такое сейчас есть в России – в смысле то, что можно купить или украсть. И даже рисунков нет. Это техническое изобретение. То есть это может быть рисунок, но не зарисовка к картине, а чертеж. Вы меня понимаете?

Я кивнула.

– Если познакомитесь лично с Алексом Циммерманом, выскажите мне потом о нем свое мнение. Мне будет интересно его послушать.

Я пообещала это сделать и продемонстрировала Галустьяну фотографии двух дам.

– Мамаша с дочкой. Ходят на аукционы, на которых в торгах участвуют богатые мужики.

– Зачем?

– Мама хочет дочку замуж выдать. И дочка замуж хочет. Вот и демонстрируют товар лицом. И телом.

Я моргнула.

– Вам такое никогда не приходило в голову?

– Себя демонстрировать? Так я каждый будний день в ящике. И еще иногда по выходным. Желающие могут посмотреть. И в Интернете могут посмотреть. И еще моя фотография печатается над моими статьями в «Невских новостях». Признаться, в последнее время мне результаты этих демонстраций мешают жить.

Галустьян расхохотался.

– Многие девушки и их мамы используют все доступные способы, чтобы найти достойного мужа и зятя.

– Шиза, – сказала я. – Неужели они в самом деле думают с кем-то познакомиться на аукционе?

– Для вас это ненормально. А вообще, Юля, забудьте о них. Они никогда ничего не покупают. Сомневаюсь, что эти мама с дочкой каким-то образом связаны с криминалом. Они обе нигде не работают. Они только заняты поиском мужа и зятя. Не думаю, что они могут вас как-то заинтересовать. Тематика не ваша.

– Но ведь вроде все должны платить взнос за присутствие на аукционе?

– От папы денежки остались. Пока остались. А сейчас ищут нового мужика, чтобы, когда папины деньги закончатся, было на что жить.

Я вздохнула, и мы с Пашкой наконец галерею покинули.

– Когда поедем к Алевтине Николаевне? – спросил Паша у меня в машине. – Мы вроде бы к ней давно собираемся. Уже у всех были, а дама в бриллиантах остается не охваченной нашим вниманием. И как поедем? Без предупреждения? Или все-таки будешь звонить?

– Для начала попрошу ребят выяснить адрес. К сожалению, телефон у нас только мобильный, но теперь мы знаем имя, фамилию и отчество, а это уже немало. Хотя узнаем только адрес официальной регистрации…

Алевтина Николаевна оказалась женой крупного бизнесмена, имеющего многочисленные деловые интересы, главным из которых оказалось золото. Также бизнесмен любил баскетбол и уже успел прикупить одну американскую команду, что в нашей прессе почти не освещалось. Наших людей как-то больше футбол интересует и те деньги, которые крутятся в нем и около него. Ну как объяснишь иностранцу, что нашим футбольным агентам выгоднее продать нашего футболиста из одной нашей, совершенно неизвестной в Европе команды в другую такую же, чем в европейский топ-клуб? А нашему человеку понятно.

Дочь Алевтины Николаевны, как и ее муж в свое время, играла в баскетбол, и в настоящее время обучалась в одном из американских колледжей и играла за команду колледжа. Сын был еще школьником, пока учился в России и играл в баскетбол здесь. Сама Алевтина Николаевна уже много лет не работала, но в коллекционировании предметов искусства замечена не была никогда. Она предпочитала коллекционировать ювелирные украшения, лучше старинные, с историей.

На мой звонок на мобильный телефон, номер которого мне предоставил владелец Аукционного дома Александр Георгиевич, ответил мужчина. Я представилась и сказала, что хотела бы побеседовать с Алевтиной Николаевной. У меня вежливо спросили телефон, по которому можно перезвонить, перезвонили минут через пятнадцать и вежливо отказали в аудиенции.

Так…

Но я не успела продумать план своих дальнейших действий. Позвонил Андрюша из Управления:

– Юлька, ты не поверишь!

– Ты уверен, что есть то, во что я не могу поверить?

– Помнишь вора, который к американке по трубе залез, чтобы спасать наше национальное достояние?

– Кстати, чем занимается Кейт Боланд? – перебила я.

– Убралась в свою Америку. И скатертью дорога.

– А ей не требовалось у нас задерживаться?

– Баба с возу – кобыле легче, – сказал приятель. – Я ведь тебе как раз в связи с этим делом звоню. Мужик исчез.

– Который?

– Который наше национальное достояние спасал! За него внесли залог. Официально – его сожительница, с которой он проживает в загородном доме. Не в особняке, Юля, заметь. В простом деревянном доме, утепленном его же руками. Ни он, ни его сожительница нигде не работают. Но сожительница внесла триста тысяч, пусть и рублей. Содержание под стражей вредило его здоровью, там очень мудреные названия болезней, я не могу тебе их все повторить. Но сейчас на это обращают внимание – после прогремевших дел в связи со смертью в СИЗО и шумихи на Западе. Он сейчас под подпиской о невыезде. Но его нет. Сожительница в запое. В доме невероятное количество спиртного. Сожительница не может сказать ничего вразумительного. Туда местный участковый заходил.

– Диктуй адрес.

– Поедешь? Признаться, я на это надеялся. У нас сейчас никто не может съездить.

– А ты сомневался?

Я позвонила Виктории Семеновне и сообщила, куда мы с Пашкой направляемся.

– Ну с богом, дети мои, – сказала главный редактор. – В компании празднующих алкашей всегда что-то можно заснять для народа.

– Почему вы решили, что мы увидим празднующих алкашей?

– А ты так не думаешь? – спросила Виктория Семеновна.

И как в воду глядела…

Насколько я поняла, в компании был выставлен дозорный, и при приближении участкового народ попрятался, оставив хозяйку дома принимать на себя удар. Она и приняла. Хотя что ей мог сделать участковый? Ему же не она требовалась. А женщина еще и явно хорошо изобразила полное непонимание после вливания внутрь огненной воды.

Но меня знали в лицо. В смысле были знакомы со мной по телевизору. Участкового-то тоже знали, но не по телевизору.

– Игорюху ищешь, да? – спросила у меня хозяйка дома. – Не найдешь. Ушел от меня Игорюха. Вон отступные оставил.

Женщина сделала широкий жест рукой, обводя весьма внушительные запасы спиртного.