– Их нельзя заполучить никаким образом – ни из Лувра, ни из Эрмитажа, ни из галереи Уффици. Но время от времени всплывают рисунки Леонардо…

– А это точно его рисунки?

– Сейчас есть возможность проверить. Есть специалисты, техника… Но я говорю не о рисунках, а именно о холсте. Эта картина принадлежала моей семье. И я собрал доказательства.

– Ее у ваших предков реквизировали немцы?

– Да, – Алекс посмотрел на меня с некоторым удивлением.

– У вас есть неопровержимые доказательства принадлежности картины вашей семье?

– Да, – кивнул Циммерман. – Я много времени провел в австрийских архивах. Я консультировался с юристами. Доказательств достаточно, чтобы картина была возвращена мне.

– Если вам удастся найти, где она находится.

– Вот поэтому я сейчас и разговариваю с вами, – улыбнулся Алекс.

– С какого боку тут техасский миллиардер Роберт Нистелрой?

– Я собираюсь продать ему картину, – спокойно ответил Алекс. – Мне негде ее держать. У меня есть квартира в Нью-Йорке. Но не повесишь же Леонардо там на стену? И условия не те, и вообще… От русских воров не спасают никакие стены и запоры. Нет, я не собираюсь держать Леонардо у себя. Вообще никого из старых мастеров. Но раз у меня есть шанс вернуть картину, почему бы этого не сделать?

– Если бы дело было в Европе… – многозначительно произнесла я.

– Я понимаю. В России будет сложнее. Но я все равно постараюсь. Но мне для начала нужно выяснить, где она сейчас находится.

– Если картину из дома ваших предков реквизировали немцы, то почему вы ищете ее в России? – спросила я.

– Я проследил путь картины, – спокойно сказал Алекс. – Весьма любопытный.

Циммерман рассказал, что в семнадцатом веке картина принадлежала одному римскому кардиналу. Каким путем она попала к нему, выяснить не удалось. Но известно, что кардинал отправился в Вену с дипломатической миссией. Там за оказанные услуги (какие – опять неизвестно, возможно, не вписывающиеся в нормы законодательства или морали) кардинал подарил картину австрийскому графу. Двести с лишним лет она находилась в семье графа. Потом потомок графа официально продал ее предку Алекса. Остался документ, подтверждающий сделку.

Известно, что в 1938 году тайная полиция Гитлера унижала (в лучшем случае), арестовывала и фактически грабила евреев в Вене. Ненависть Гитлера к Австрии, возможно, объясняется тем, что он дважды пытался поступить в Венскую Академию изящных искусств (у него была мечта стать художником), но провалился на экзаменах. После конфискации картин и других произведений искусства в Австрии Гитлер приказал оставить все в этой стране для создания нового Музея фюрера в городе Линце. Однако картина попала к Герингу, который собрал огромную коллекцию произведений искусства – картины, гравюры, скульптуры (из музеев и частных коллекций оккупированных стран). Все это он разместил на роскошной вилле «Каринхалле».

– Про Геринга я слышала, – вставила я, вспоминая разговор с Евгенией, сестрой погибшей Елены Свешниковой.

– Факты свидетельствуют о том, что Геринг дарил картины своим советникам и доверенным людям, похоже, не осознавая их истинной ценности. Таким образом моя картина попала к высокопоставленному немецкому офицеру Дитриху фон Ризенбаху.

Вскоре Дитриха фон Ризенбаха перевели во Францию, где он присмотрел себе шале, принадлежавшее старому французскому роду. Сам Ризенбах и его подчиненные опустошали запасы вин из погреба, спали на старинной мебели, ели из старинной посуды. Правда, относились к ней бережно. Ризенбах повесил «Мадонну на лугу» у себя в спальне. Не держать же ее в чемодане? Нахождение картины в спальне подтвердили женщины, тогда еще юные девушки, вынужденные ублажать немца за еду и саму жизнь.

Потом пришли англичане. Ризенбах был убит, его подчиненные или тоже погибли, или позорно бежали. Никто не успел прихватить картину – или даже не подумал об этом. Маловероятно, что подчиненные знали, какой шедевр держал в спальне их командир.

Картина попала к молодому английскому капралу, который просто свернул холст трубочкой и убрал в вещевой мешок. Он хотел сделать подарок маме по возвращении в Англию.

Но он не довез картину до Англии, так как надолго застрял в Берлине, а там проиграл ее в карты, так и не узнав, что за шедевр был у него в руках!

– Кому он проиграл ее в карты? – спросила я. – Какому-то русскому?

– Кому-то из подчиненных генерала Иванихина. Мне не удалось выяснить точно, кому. Конечно, он не мог играть с самим генералом Иванихиным – не тот уровень. И я не уверен, что Иванихин резался в карты на трофеи… Подчиненные – типа денщика – точно резались.

– Наши с англичанами? Но…

Циммерман кивнул.

– И именно на трофеи, украденные у немцев. И русские, и англичане не гнушались мародерством. Они же были победителями. Ну что вам объяснять? А вечерами часто было нечего делать.

– Но вроде бы Берлин был разделен на зоны…

– Вы хотите сказать, что вашим было запрещено общаться с представителями других национальностей? Юленька, кто сейчас может точно сказать, кто там чем занимался? У меня есть информация – от англичан, – что они резались в карты с русскими на немецкие трофеи. Наверное, это не было массовым явлением. Но было. Например, по какой-то причине устраивалось совещание представителей командования разных стран. Иванихин не мог прибыть на такое совещание в одиночестве. Его должны были сопровождать подчиненные. И у английских высокопоставленных офицеров были подчиненные.

– Я сомневаюсь, что наши солдаты говорили по-английски, а англичане – по-русски. Конечно, были переводчики…

– А нужно было говорить? Вполне могли объясниться жестами. И тот молодой английский капрал, забравший «Мадонну на лугу» из французского шале, в котором жил немец фон Ризенбах, проиграл картину какому-то русскому из окружения генерала Иванихина, а тот, соответственно вывез ее в Россию.

– Картина может быть у Иванихиных?

– Может, – кивнул Циммерман.

Я задумалась. Я не видела в квартире Аллы и Николая ничего, что подошло бы под это название…

– Что изображено на картине? – спросила я у Алекса.

– Девушка с лошадьми на лугу.

«Что на самом деле ищет Вальтер Кюнцель?!»

– От меня вы что хотите?

– Список ближайшего окружения генерала Иванихина. Я, как иностранец, не могу его получить. Где живут потомки? Если вы поговорите с потомками…

– С потомками будете разговаривать уже вы сами, – перебила я. – Я в это не полезу.

– За ваши услуги…

– Вы дадите мне эксклюзивное интервью. Я не беру деньгами.

– Это я слышал, – усмехнулся Алекс.

– И желательно, чтобы Роберт Нистелрой тоже дал интервью.

– Вот этого обещать не могу, но поговорю с ним. Лично я могу вам рассказать про художников, работы которых воруют чаще всего или больше всего. Я специально занимался этим вопросом. Есть даже такой рейтинг! На первом «печальном» месте Пабло Пикассо. В десятку «лидеров» из известных даже обывателям имен входят, например, Рембрандт и Сальвадор Дали.

– А из русских художников кто-то входит в этот рейтинг?

– В первую десятку нет. Но самый похищаемый из русских – Айвазовский. В мире ежегодно совершаются кражи предметов искусства на несколько миллиардов долларов.

– Так это же сопоставимо с торговлей оружием и наркотиками! – воскликнула я.

Алекс кивнул и улыбнулся.

– Алекс, вы думаете, что вам – или Нистелрою – позволят вывезти картину Леонардо да Винчи из России? – спросила я.

– Юлия, я знаю, как запустить волну по всему миру, – усмехнулся Циммерман. – Картина – моя. По международным законам. Ваша страна пытается создать определенный имидж. Я получу картину – если она находится в России и до сих пор цела.

Я не стала ничего больше говорить Циммерману, но у меня были очень большие сомнения в том, что он довезет ее до границы. Не потому, что наши официальные власти будут сопротивляться вывозу шедевра за рубеж, а потому, что найдется много желающих здесь иметь эту картину у себя. И кто-то из них ее получит.