Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Слышал, Марцелл?

– Слышал!

– Что же ты скажешь?

Зеленщик был в полнейшей растерянности. Обычно нагловатый, он сейчас стоял у лавки башмачника словно в воду опущенный. И проговорил медленно, едва слышно:

– Он и нам проткнет животы.

– За что же? – сказал Корд, который тоже полагал, что Ферекид и ему проткнет живот.

– Он зол на весь мир, Корд.

– И не мудрено.

– Как? Раб смеет озлобляться? – возмутился зеленщик.

– Они тоже люди.

– Эти?.. Рабы?..

– Есть ученые, – сказал Корд, – которые доказывают, что рабы – тоже люди. У них то же сердце. И та же голова…

Зеленщик скорбно покачал головой:

– Мы наверняка пропадем, Корд.

– Почему, Марцелл?

– Помяни мое слово. Клянусь здоровьем своей жены – мы пропадем. Сгинем, как камешек в море. Или в этом грязном Тибре, в котором дерьма больше, чем воды… Ты заметил сумасшедший блеск в его глазах?

– Не сегодня-завтра он совсем спятит с ума. От радости или от злобы, – согласился Корд.

Марцелл напомнил о недавних восстаниях рабов в Сицилии и Этрурии…

– А в прошлом месяце, как говорят, сожгли три виллы в Этрурии. Хозяев тоже сожгли. Заживо. Вот, брат, делишки какие!

Корд заговорил о рабах-разбойниках, которые появились не сегодня и не вчера. Люди режут друг друга с незапамятных времен. Об этом рассказывала даже бабушка. Ей было сто лет, когда она умерла. В дни ее молодости, говаривала бабушка, находились рабы, которые сжигали на кострах своих господ. Вот что делалось в незапамятные времена! Отец рассказывал, что бедные крестьяне близ Пренесте – это же совсем рядом! – сговорились погубить всех знатных людей города. С этой целью они прикинулись, будто везут на рынок оливковое масло. А на самом деле в мехах у каждого – по острому ножу. Говорят, разбойникам удалось вырезать целые семьи. Потом их поймали и сбросили со скалы… Корд не будет удивлен, ежели этот Ферекид и его товарищи добудут кривые мавританские ножи и пойдут разбойничать по Риму. Кстати, они могут притвориться сторонниками Суллы. И от имени Суллы выпускать кишки неповинным людям.

Поговорив еще о разбойниках, друзья пришли к выводу, что кому-то надо действовать. Но кому?

Марцелл сказал:

– Сенату.

Корд сказал:

– Всем магистратам.

Наконец они сошлись на том, что ни тем, ни другим особенно доверять не следует.

– Этот раб, – сказал Корд, – кое-что знает. Недаром же так сходит он с ума. Даже с нами не считается. Мы для него вроде бы уже не люди. Поэтому если спросишь меня, то дам тебе совет: давай сидеть дома. Давай не высовываться в эти дни, пока Рим не угомонится.

– А лавки закрывать? – спросил Марцелл.

– Как думаешь? Или ты хочешь оставить весь свой товар на разграбление? Берегись, как бы и замки не сломали! Непременно закрыть лавки! И не казать носа на улицу. Запри своих дома, заготовь еды на неделю. И сиди себе!

– Скажут, что струсил…

– Кто скажет, Марцелл?

– Да все. Соседи.

– Дались они тебе! Да может быть, половины их не будет через неделю! Тогда мы посмотрим, кто трус, а кто молодец.

– Пожалуй, ты прав.

Корд помолчал. Поглядел по сторонам: они стояли одни на сумеречной улице. Он сказал:

– Вот о чем я подумал, Марцелл. Может, ты и посмеешься над моим пророчеством. Это дело твое. Я думаю так: когда-нибудь не станет нас и Рим будет принадлежать не римлянам, а рабам. Этим ферекидам.

– О боги! – воскликнул худущий зеленщик.

– Да, да, – беспощадно продолжал Корд, – в мире все меняется, но меняется к худшему. У меня тоже был отец. И это его слова. Сначала миром управляли боги. Потом полубоги, вроде Рема и Ромула. После них – богатыри благородные. Теперь – непонятные сенаторы и консулы. А скоро к власти придут рабы. Понял меня?

– О боги! – снова воскликнул Марцелл. – Неужели мы доживем до таких дней?

Корд улыбнулся:

– Мы – нет. Потому что нас прирежут эти самые рабы. Запросто. Как баранов.

По улице пробежал некий брадобрей. Знакомый Марцелла. На ходу бросил несколько слов. Этот тоже пророчил страшные вещи. Идет войско, говорит. Будет резня, говорит. Не сегодня-завтра, говорит. Берегите головы, говорит…

– Слыхал? – удрученно сказал Корд. – Пока я тачаю башмаки, а ты продаешь спаржу – мир понемногу переворачивается. Вот так, брат!

– Давай присядем. – Марцелл прислонился спиною к грязной стене и медленно опустился на корточки. Рядом с ним присел Корд. Зеленщик взялся за голову. – Давай подумаем, – предложил он.

– Давай.

И так – недвижимые – просидели они несколько минут. Город шумел где-то за пределами этой улицы. Дневной свет угасал. В окнах замигали светильники – тусклые, как зимние звезды. Давила духота. И сумерки делали свое дело: от них становилось тихо и печально на душе.

– Всё, – сказал зеленщик.

– Что – всё?

– Надо запирать лавку.

– Я это уже решил.

– Нечего мешкать, Корд. Живо домой! Береги голову. Свою. Береги семью. Пусть будет, что будет. Не нам с тобою менять мир. Верно говорю?

– Ты прав, Марцелл. Мир изменится и без нас с тобою.

И они пошли, чтобы привести в исполнение свое решение. Двое римлян – надо думать, не единственные – бежали в свои каморки, чтобы укрыться от великого землетрясения.

5

Сулла привел свои корабли не куда-нибудь, а прямо в гавань Вольтурна – городка в устье реки того же названия. Было бы еще лучше, полагал он, высадиться в Остии. Отсюда до Рима – рукой подать. Однако соглядатаи донесли, что эти места кишат марианцами. Тогда было решено разбить лагерь где-нибудь у границ Лациума, неподалеку от моря.

Как только в Риме получили сведения о появлении Суллы на севере Кампаньи, Марий-младший и консул Норбан двинули свои когорты по Аппиевой дороге на юг. Общая численность войска определялась в двести когорт, то есть почти сто тысяч человек. Во всяком случае, ходили слухи, что именно столько собрали марианцы. Но это явное преувеличение. Более достоверна другая цифра: сто пятьдесят когорт. Состав каждой когорты – полный, то есть пятьсот человек. Из этого надо и исходить, исчисляя силы марианцев. А у Суллы – втрое меньше войска. Но оно весьма монолитное, горящее решимостью выиграть любое сражение. На воинский дух Сулла весьма и весьма рассчитывал. Не меньше ценил он и мантику Буфтомия. Велел всячески беречь этого прорицателя, разжиревшего на маркитантских харчах…

Воины день и ночь рыли рвы вокруг лагеря. Времени оставалось в обрез – марианцы двигались быстрым маршем, чтобы одним ударом опрокинуть сулланцев в море. Приходилось торопиться и тем и другим.

В этих тревожных условиях Сулла беседовал с Буфтомием. Прорицатель помолодел и поздоровел, пока войска воевали в Греции, во Фракии и в Малой Азии. Буфтомий никогда не жил так хорошо. Подобрел. Морщины на лбу сгладились.

– Ну? – спросил его Сулла.

– Великий Сулла… – прорицатель поднял кверху обе руки, – благоденствие сияет вокруг твоего чела. И лучи его расходятся подобно золотым мечам. Таково то общее, то главное, что я хочу передать, поздравляя тебя!

– Гм… – Сулла слушал напряженно.

– Мне явилось чудное видение. Рассказал о нем друзьям. И оно уже стало достоянием многих. Я не удивлюсь, если ты услышишь о нем из других уст.

– Любопытно, Буфтомий.

– Два барана сшиблись лбами. Они бились долго, упрямо, изо всей мочи. Бараны-красавцы. Бараны – великаны среди баранов. Вот они расходятся в стороны и сшибаются лбами. И искры летят ото лбов. От бараньих лбов, похожих воистину на медные лбы. И гудят те медные лбы, точно звук тубы, издаваемый искусным музыкантом. И тот звук заполняет всю вселенную. От земли до неба. От Севера до Юга и от Востока до Запада. Все земли, все страны, все моря и океаны заполняет собою тот звук тубы. Солнце взошло и осветило битву двух баранов. А бились они на лугу. На берегу некой реки, которая напоминала Вольтурн.

– Неужели? – подивился полководец. Напряжение его достигло апогея. Кулаки – на коленях. Колени широко расставлены. Ноги вросли в землю. Прочно. Будто навсегда.

49
{"b":"207827","o":1}