К чему могла привести подобная беседа? Ни к чему. Но это не устраивало Норбана. На его взгляд, требовался монолит в стане, где он состоял не последним солдатом. О трещине в отношениях между друзьями, стоящими против Суллы, не могло быть и речи. Монолит надо сохранить любыми средствами. И он предложил некий компромисс, который явствовал из следующих слов:

– Давайте предположим худшее: Сулла не подчинится закону, не распустит войска, а пойдет на Рим, как он это уже сделал пять лет назад. Подчеркиваю, – он обратил взор на Сципиона, – это и мое предположение и предложение одновременно: если Сулла вознамерится идти на нас, то мы должны преградить ему дорогу. Высадится он, может быть, даже в Остии. Да, да, на это у него хватит нахальства. Давайте сосредоточим наше войско где-нибудь близ Вольтурна или Синуэссы. Или близ Капуи… На всякий случай. Так будет надежнее.

Норбан вопросительно посмотрел на Сципиона, потом на Мария.

– Согласен! – сказал Марий.

– Ну что ж… – сказал после некоторого размышления Сципион.

Норбан поблагодарил их за общее согласие и обещал провести этот план в жизнь.

Башмачник Корд и зеленщик Марцелл обсуждали последние события, как заядлые политики. По слухам, вот-вот высадится Сулла в Брундизии, а вместе с ним, наверное, и Крисп. Разумеется, если Крисп жив. Но он твердо обещал явиться со щитом и задать жару марианцам. Когда казалось, что разговор исчерпан, ибо говорить уже больше не о чем, все сказано-пересказано, – на улице появился слуга квирита Сергия Патеркула, живущего через два дома отсюда. Раб по имени Ферекид – наполовину иллириец, наполовину грек – тащил какую-то несуразную ношу: она была очень велика и, по-видимому, набита ватой или шерстью.

– Эй, Ферекид! – крикнул зеленщик, усиленно жестикулируя руками.

Раб остановился и мигом скинул наземь свою ношу: он с удовольствием поболтает с этими двумя хорошими знакомыми. Вытер грязной тряпкой лоб, стряхнул пыль с позеленевшей от ветхости туники.

– Здорово, соседи! – весело крикнул раб. – Слыхали?

Слово «слыхали?» он произнес таким тоном, что темпераментный зеленщик побежал ему навстречу.

– Что? Что, Ферекид? Новости?

– Еще бы! – смеясь, продолжал раб. – Да какие еще! Разве ничего вам не сказывали?

– Кто?

– Ты нам посылал своего слугу? – пошутил жирный Корд.

– Я? – раб оскалил белые зубы. Поднял вверх правую руку. – Я? Пока нет. Но скоро пришлю.

Башмачник и зеленщик приступили к нему с вопросами: как понимать слова Ферекида? Что он этим хочет сказать?

– Не торопитесь, квириты! Не торопитесь, господа сенаторы! Ферекид от вас ничегошеньки не скроет. Все выложит начистоту. Я же не сенатор – я честный раб! И не привык кривить душой и лгать напропалую! Я не популяр и не оптимат, черт бы их всех побрал!

– Ладно, – сказал башмачник дружелюбно, – не болтай лишнего. Нам домой пора. Что у тебя за новости?

Раб, словно от отчаяния, схватился за голову:

– Или вы действительно ничего не знаете?..

– Не знаем, Ферекид!

– …Или притворяетесь?..

– Нет, Ферекид, нет!

– Богами клянемся! – сказал Корд.

– В таком случае вы оба – мулы.

– От мула слышим, – буркнул зеленщик.

Раб не обиделся:

– Да, я мул. Осел вдобавок! А вы? Вы тоже обыкновенные мулы. Неспособные даже рожать себе подобных.

Этого Ферекида не переговоришь: башмачник и зеленщик молча сносили его насмешки, в надежде, что раб устанет в конце концов и сообщит свою новость. Так оно и получилось.

– Вот что, мулы римские, – сказал Ферекид, – на нас идет Сулла…

– Что?!

– Что?!

Это зеленщик и башмачник воскликнули одновременно, словно их, сговорившись, ужалили осы. Или шмели. А может, и змеи. Так велико их удивление!

– То, что слыхали, – продолжал раб. – Сулла, значит, прет на Рим. Не сегодня-завтра он заявится к нам и кишки повыпускает всем хорошим… – он подчеркнул особой интонацией слово «хорошим», – …всем хорошим друзьям. Прямо наружу…

Раб от избытка радости подпрыгнул на месте несколько раз и показал, как это Сулла будет выпускать кишки с в о и м х о р о ш и м д р у з ь я м.

Зеленщик и башмачник неодобрительно смотрели на то, как подло ведет себя этот раб. Как он радуется страданиям римлян. Как не сочувствует людям… Башмачник так прямо и брякнул: не сочувствует людям…

– Я? – заорал раб. – Я должен сочувствовать? Это через почему? Разве я не дерьмо? Разве я не скотина? Как же! Я могу сочувствовать? Разве скотина сочувствует вам? Скажи ты! Скажи и ты!

Он тыкал в грудь грязным пальцем то Корда, то Марцелла. Лицо его сияло от радости. Раб очень радовался близкой крови. Жаждал ее. И не скрывал этого.

Вдруг Ферекид понизил голос:

– Скоро и мы кое-что сотворим. Да, да, мы! Я больше не стану тягать эти тюки. Пускай их мой господин потягает… А я пойду с мечом по улицам и поработаю. Вот увидите!

Марцелл остановил его:

– Тише ты!.. Мелешь чепуху, Ферекид! Лучше скажи нам, откуда эта новость?

– А кто же нам станет шептать на ухо новости? Разве мы люди?

Ферекид был необычайно возбужден. И очень радовался появлению Суллы. Можно подумать, что Сулла лично обещал ему земельный надел или шикарное поместье, скажем, в Этрурии или Кампанье.

– Послушай, любезный Ферекид, – сказал Корд, – разве Сулла уже в городе?

– Я этого не говорил, – сказал раб. – Говорят, что он непременно прибудет. На брюхе, но приползет. Вскарабкается на Капитолий. Вползет в сенат. И тогда все запляшут под его дудку. За это я ручаюсь!

^ – Ты слишком много знаешь, – заметил зеленщик.

– Верно, – нагловато согласился раб.

– Как бы тебя не оскопили эти марианцы…

– Меня? – Раб присвистнул. – Им сейчас не до меня.

Корд сказал:

– Глядя на тебя, можно вообразить, что все богатство Митридата везут в твою каморку, что все оптиматы пекутся только о твоем счастье.

Раб махнул рукой:

– Плевал я на богатство! И на оптиматов тоже. В моем положении нужна только кровь. Много крови. Пусть грызутся. Пусть повыпускают кишки друг у друга. Мне это словно мед на сердце. Ясно? Только бы донести эту вонючую ношу. И тогда...

– Что тогда?

Зеленщик и Корд пытались выведать у дошлого раба как можно больше новостей.

– Тогда, – сказал Ферекид, ударив кулаком по кулаку, точно объясняя, как бьют бабой по свае, – выйду на улицу с каким-нибудь дрючком и начну колошматить врагов.

– Каких? – допытывался Корд. – Не нас ли с Марцеллом?

– Каких? – Ферекид почесал за ухом, прищелкнул языком. – Вас – нет. А врагов найду! Клянусь богами, найду!

И ремесленник и торговец очень любопытствовали, кого же и за что все-таки будет лупить этот раб. Своих обидчиков? Своих господ? Или всех навалом – встречных-поперечных?

Раб разоткровенничался. Выражался безо всякого стеснения: вещи называл своими именами.

– Хотите, я вам откроюсь? – спросил он с сияющим лицом.

– Хотим! – в один голос сказали Корд и Марцелл.

– Идет! – воскликнул раб. – Слушайте же! Вы спросите: почему я никого не боюсь? Скажу: потому что я пуганый. С малых лет. И теперь мне ничего не страшно.

– А если мы донесем на тебя, Ферекид?

– Ты, Марцелл?

– Да, я. Или Корд.

– Ты, Корд?

– Может быть, Ферекид.

Раб потряс кулаками: в это он не верил. Потому что недостижимо! Невероятно. Чепуха! И потом…

– Не успеете, – сказал, смеясь, Ферекид. – Сулла уже у ворот. Он стучится. Его стрелы свистят над головами врагов его.

– Это неправда!

– Значит, вот-вот будет у ворот. И даже больше: и на этой улочке тоже будет. Но вас никто не тронет. Мы…

– Как? – Зеленщик положил костлявую руку на плечо Ферекида. – Разве ты не один?

– Нет.

– А кто же еще?

– Такие же, как я.

– И все заодно?

– Еще бы! – бросил Ферекид и, мгновенно взвалив тюк себе на спину, побежал вдоль улицы. Посредине.

Долго глядели ему вослед зеленщик и башмачник. Покачивая головами. Не веря своим ушам. И глазам.