– И позволил этому маньяку украсть мою бомбу!
Уайтбрид опустил вилку.
– Ого?
– Ты не знал?
– Конечно, нет. Думаешь, Блейн рассказал об этом всему экипажу? Ты вернулся слегка потрясенный после этой миссии, и всем было интересно, почему.
– Теперь ты знаешь. Какой-то болван пытался отказаться от своего слова, но капитан «Вызывающего» не позволил ему, хотя и мог, – Стели изо всех сил потер руки. – Он вырвал у меня бомбу! И я позволил ему! Я бы отдал все за возможность… – Стели внезапно встал, но Уайтбрид быстро схватил его за руку.
– Сядь, – сказал он. – Я могу объяснить, почему тебя не выбрали.
– Ты можешь читать мысли капитана? – по молчаливому соглашению оба они говорили вполголоса. Внутренние перегородки «Мак-Артура» были звукопоглощающими, и голоса звучали очень четко, если говорить тихо.
– «Угадай-ка» – хорошая практика для гардемарина, – сказал Уайтбрид.
– И почему же? Из-за этой бомбы?
– Косвенно. Ты стремился проверить себя, но даже и без этого в тебе слишком много от героя, Хорст. Совершенная физическая форма, здоровые легкие – и никакого чувства юмора.
– У меня есть чувство юмора.
– Нет, это не так.
– Ты хочешь сказать, что его нет?
– Ни следа. Эта ситуация не требовала героя, Хорст. Нужен был человек, который не будет думать, что выглядит нелепо в какой-либо ситуации.
– Ты смеешься надо мной. Проклятие, я никогда не могу понять, когда ты говоришь серьезно, а когда нет!
– Сейчас не самое подходящее время. Я не шучу, Хорст. Слушай, я не могу объяснить этого. Ты видел все, верно? Сэлли говорит, что я был на всех экранах интеркомов, живой, в цвете и объемный.
– Да, это так, – Стели коротко улыбнулся. Мы видели твое лицо особенно, когда ты начал ругаться. Это было безо всякого предупреждения. Изображение немного скакнуло, потом ты заорал на чужака, и все сломалось.
– А что бы сделал ты?
– Не знаю. Но не это. Полагаю, выполнил бы приказ, – ледяные глаза сузились. – Я не пытался бы кричать, если ты имеешь в виду именно это.
– Скажем, выстрел из лазера в пульт управления? Чтобы уничтожить защитное поле?
– Только после приказа.
– А как насчет языка жестов? Я провел некоторое время, жестикулируя и надеясь, что чужак поймет меня, но этого не произошло.
– Этого мы не видели.
– Вот я и говорю, – сказал Уайтбрид, – что эта миссия требовала человека, готового выглядеть глупо в любой ситуации. Вспомни, сколько раз ты слышал смех, пока я вез мошкиту сюда.
Стели кивнул.
– А теперь забудем об этом и подумай о мошкитах. Как у нее с чувством юмора? Понравится тебе смех мошкитов над тобой? Ты даже не можешь быть уверен, смеется она или нет: ты не знаешь, как это выглядит или звучит…
– Но ты выглядел нелепо.
– Всем известно, что ситуация требовала человека, способного узнать, смогут ли чужаки говорить с нами. Здесь не требовалось защищать честь Империи. Пройдет еще немало времени, прежде чем мы узнаем, с чем столкнулись. Еще будет место героям, Хорст. Как бывает всегда.
– Это успокаивает, – сказал Стели. Он закончил завтрак, встал и быстро ушел, держась все так же прямо, оставив изумленного Уайтбрида.
Ну, что ж, подумал Уайтбрид. Я пытался. И, может быть…
Комфорт военного корабля весьма относителен. Каюта офицера-артиллериста Кроуфорда была размером с его кровать. Когда кровать поднималась, у него была комната для переодевания и небольшая раковина, где можно было почистить зубы. Опуская кровать для сна, ему приходилось выходить в коридор, и, будучи человеком высоким, Кроуфорд научился спать, свернувшись клубком.
Кровать и дверь с замком на ней вместо гамака или ряда из многих коек – это комфорт. Кроуфорд пытался сохранить его, но все же его выселили. Сейчас он занимал катер «Мак-Артура», а его помещение занял чужак.
– Она немногим более метра высотой, – рассудительно сказала Сэлли Фаулер. – Конечно, она поместится. И все же, это только крошечная комната. Вы думаете, она может занять ее? Если нет, нам придется оставить ее в гостиной.
– Я видел каюту в ее корабле – она ничуть не больше. Она может занять ее, – сказал Уайтбрид. Было слишком поздно пытаться спать в кают-кампании, и он предпочел поговорить с учеными обо всем, что знал: по крайней мере, будет объяснение, если Каргилл спросит, почему он надоедает Сэлли. – Полагаю, кто-то постоянно следит за ней по интеркому?
Сэлли кивнула. Уайтбрид отправился за ней в гостиную ученых. Часть комнаты была перегорожена сеткой, за которой находились обе малышки. Одна из них грызла кочан капусты, держа его перед собой всеми четырьмя руками, другая, с животом, раздувшимся от беременности, играла карманным фонарем.
Очень похоже на обезьян, подумал Уайтбрид. Он впервые получил возможность разглядеть этих крошек. Их мех был гуще и испещрен коричневыми и желтыми пятнами, тогда как у большого чужака был однородного коричневого цвета. Четыре руки были почти одинаковы: пять пальцев на левых и по шесть на правых, но руки и пальцы были одинаково гибки и имели одинаковое число суставов. Мышцы внешней левой руки были закреплены на верхушке черепа. Зачем, если не для увеличения усилий при подъеме тяжестей?
Когда он насмотрелся, Сэлли провела его к маленькому угловому столу, где биологи чесали свои затылки и громко спорили. Он взял кофе для них обоих и спросил у Сэлли о странной мускулатуре чужаков. Не то, что бы это очень интересовало его, но нужно было как-то начать…
– Мы считаем, что это рудимент, – сказала она. – Они явно не нуждаются в ней: их левые руки не приспособлены для тяжелой работы.
– Значит, маленькие существа не обезьяны! Они отпрыски большого.
– Или же кого-то еще. Джонатан, у нас уже есть по крайней мере две классификации. Смотрите, – она повернулась к экрану интеркома, и на нем появилось изображение мошкиты.
– Она выглядит довольно счастливой, – сказал Уайтбрид и усмехнулся при виде того, что сделала мошкита. – Мистеру Кроуфорду не понравится то, что она сделала с его койкой.
– Доктор Хорват не позволил остановить ее. Она может делать что угодно и с чем угодно, кроме интеркома.
Кровать Кроуфорда была укорочена и оконтурена. Контуры были чрезвычайно странными, не только из-за сложных суставов спины мошкиты, но и потому, что она, видимо, спала на правом боку. Матрас был разрезан и сшит, нижняя стальная рама изогнута и перекручена. Теперь там были два углубления для двух правых рук, яма для бедра и высокий гребень, служащий подушкой…
– Почему она может спать только на правом боку? – спросил Уайтбрид.
– Возможно, она может защитить себя своей левой рукой, если ее потревожить во сне. Левая рука значительно сильнее.
– Может быть. Бедняга Кроуфорд. Возможно, она ждет, что он попытается ночью перерезать ей горло, – он взглянул, как мошкита трудилась над верхней лампой. – У нее довольно односторонний разум, верно? Мы можем извлечь из этого большую пользу. Она может улучшить все, что угодно.
– Возможно. Джонатан, вы изучали эскизы анатомирования чужака?
Сэлли говорила, как школьная учительница. Она была достаточно взрослой для этого, но уж слишком хорошенькой, подумал Уайтбрид, и сказал: – Да, мадам.
– Вы видите какие-нибудь отличия?
– Цвет меха различен. Но это ничего не значит, ведь тот чужак был в анабиозе сотню лет.
– А еще?
– Второй, по-моему, выше. Впрочем, я бы не стал этого утверждать.
– Посмотрите на ее голову.
Уайтбрид нахмурился.
– Я ничего не вижу.
Сэлли достала свой карманный компьютер. Тот слегка помедлил, сообщив, что данные находятся в памяти главного корабельного компьютера. Где-то в глубинах «Мак-Артура» луч лазера двинулся по голографическим линиям. Корабельная память содержала все знания человечества о мошкитах, все, сколько их было. Найдя запрошенную Сэлли информацию, машина направила ее в карманный компьютер, и на экране появился рисунок.
Уайтбрид изучил его, затем взглянул на экран и мошкиту.
