— Вот и вся история, — закончил свой рассказ Мишин отец. — Вопросы есть?

— Есть? — зашумели ребята. — А сейчас на почте клей тоже из водорослей делают?

— Нет, друзья. На почте сейчас используют декстриновый клей. Он делается из крахмала. Он не имеет той силы, что клей из водорослей. Но почтовые марки клеит отлично. Добыть же его проще — ведь картошка есть всегда под рукой.

Водорослевый же клей применяют для самых ответственных дел. По своей силе он в четырнадцать раз сильнее крахмала и в тридцать раз более липкий, чем знаменитый клей гуммиарабик!

Мы со Степкой переглянулись: обстоятельства складывались в нашу пользу. По крайней мере лгунами нас уже не называли. Конечно, водоросли встречались всем. И следующее заседание ботанического кружка еще больше нас в этом убедило.

Заседание началось необычно. Когда мы пришли в тот класс, где обычно собирались, то там было темно. Кино, что ли? Нет, не кино. Это Лешкин отец, водопроводчик, пришел и заставил потушить свет и занавесить окна. Наверное, он будет показывать на экране какие-нибудь картины.

Мы протолкались внутрь. Из тьмы раздался мужской голос:

— Внимание, ребята, даю запах! Чем пахнет? Ощущаете?

Мы не успели как следует сообразить, что там происходит, как нас окутал аромат свежевспаханного поля. Казалось, что мы вышли ранней весной за город, навстречу просыпающемуся от зимней спячки миру, а вокруг высоко в небе жаворонки поют.

— Землей! — закричали ребята. — Пахнет землей!

— Правильно, — подтвердил невидимый Лешкин отец и звякнул в темноте склянками. Он выждал минуту, когда запах рассеется, и снова спросил, чем пахнет.

Теперь мне показалось, что я стою на берегу океана, а рядом валяется выброшенная на мель рыба. Рыба разлагается, и от нее так и несет тухлятиной. Фу, до чего неприятно.

— Протухшей рыбой, — набрался смелости я,— селедкой, наверное.

— Верно говоришь, — согласился водопроводчик. — Ну, а теперь?

Все затихли и только было слышно, как тридцать носов с шумом втягивают воздух, вдыхая новый запах. На этот раз его определить еще легче. Аромат свежих огурцов разлился по классу, точно внесли огромное блюдо с салатом.

Запахи менялись, перебивали друг друга. Пахло то розой, то рыбьим жиром, то табаком, то вообще чем-то непонятным. Наконец, зажгли свет. Исчезли воображаемые берега морей и блюда с огурцами, цветочные клумбы и бутылки с рыбьим жиром. Рядом с доской стоял Лешкин отец и перед ним на столе несколько склянок. Вот и все.

— Ну как, понравилось? — поинтересовался он, приводя в порядок склянки.

— Удивительно и непонятно, — выдохнула одна из девчонок.

— Вот и мне было удивительно и непонятно, когда мне позвонили на работу и спросили, что за глупые шутки устраивает водопровод?

— Вы что-нибудь соображаете, или нет? — гремел в трубке женский голос. — Я варю борщ, понимаете ли, а вода пахнет геранью! Кто будет у меня есть борщ с геранью? Вы сами любите борщ с геранью?

Я тогда был молодым инженером, только что из института и не мог сразу сообразить в чем дело. A тут другой звонок. На этот раз с благодарностью: «Спасибо за воду, сегодня так приятно мыться,— из крана бежит одеколон!» Вообще в тот день меня больше благодарили и почти не ругали. Но через два дня дело приняло совсем другой оборот.

— Вы что, издеваться решили над нами? Из крана бежит рыбий жир! Я буду жаловаться! — кричала та особа, которая в первый раз благодарила за воду с одеколоном. — Вы думаете приятно умываться рыбьим жиром? Вы из реки берете воду или из помойной ямы?

А та, что варила борщ с геранью, вообще поносила меня такими словами, что здесь вам их и передать не могу.

Виновницей всего этого переполоха оказалась маленькая водоросль, по имени астерионелла, по-русски — звездочка. Звездочка эта имеет особенность выделять самые различные запахи. Если в одной ложке воды из водопровода две тысячи клеток звездочки, то вода пахнет геранью, если больше, то рыбьим жиром. Она-то нас и подвела.

Пока справились с ней, такого наслушались! А когда звездочки в воде стало совсем мало, вода запахла землей. А потом, через год, злую шутку с нами сыграла водоросль синура.

Водопроводчик взял одну из склянок и поднял над головой. В воде ясно была видна муть от многочисленных клеток синуры. В воздухе разнесся аромат свежих огурцов. «А теперь следите, что будет!» Он взял воронку с фильтром и вылил содержимое склянки на фильтр. Когда вода сбежала, фильтровальную бумагу с осадком положили на батарею отопления, чтобы она высохла. И как только она высохла, то приятный огуречный запах сменился отвратительным запахом рыбьего жира.

— Синура умерла, и запахло рыбьим жиром,— поднял над головой сухой фильтр с осадком Лешкин отец. — Представьте же себе, сколько хлопот нам, водопроводчикам, приносят живые и мертвые водоросли.

А Степка добавил вполголоса, что еще больше хлопот доставили они нам. И действительно, чуть только ушел Лешкин отец, как снова поднялся шум. Девчонки кричали, что нечестно приглашать тех родителей, которые имеют дело с водой. Конечно, в воде могут быть водоросли всегда. Надо приглашать тех, кто с водой не имеет дела. И решили пригласить отца Милы Губановой. Он у нее альпинист и уж ни с какой водой дела не имеет. Назавтра Мила сказала, что отец согласен, и следующий сбор кружка ботаников будет называться «Кровь на снегу».

— Эту историю я услышал от отца, он тоже был альпинистом, — так начал свое повествование Милин отец, — он много путешествовал по горным вершинам нашей страны.

Дело происходило в тридцатые годы. Небольшой отряд альпинистов под руководством отца шел на штурм одной из вершин Памира. Поход, как всегда, предстоял трудный. Чтобы облегчить восхождение, в городе наняли рабочих носильщиков, которые должны дотащить груз до полпути, а затем спуститься обратно.

Вот позади уже остались последние деревья, затем последние травы, и отряд вступил в область вечных снегов. И тут произошел случай, который нарушил все планы отряда. Один из носильщиков, который отошел в сторону от места привала, вернулся с криком: «Назад, назад, Шайтан!».

— В чем дело? — встревожился отец, хватая его за рукав халата.

Носильщик с трудом переводил дыхание. Он оборачивался с испугом, точно ожидая, что его настигнет злая неизвестная сила.

— Да в чем же дело, говори! — не на шутку рассердился отец.

— Кровь на снегу! Весь снег залит кровью!

В те годы еще неспокойно было в горах. То тут, то там нападали басмачи.

— Много крови? — спросил отец.

— Много, ой много, начальник, — оправившись от испуга, затараторил носильщик, — три шкуры барана нужно, чтобы закрыть ее.

Посоветовавшись, альпинисты решили сообща обследовать то место, о котором рассказал носильщик. Еще издали увидели большое красное пятно на снегу и два рядом поменьше. Путь к ним преграждала большая трещина в леднике. Что же это за кровь? Может быть, какой-нибудь пернатый хищник терзал здесь свою жертву? Но тогда поблизости лежали бы обглоданные кости.

Наконец, одному из альпинистов удалось перебраться через трещину. Он дополз до красного пятна, долго его рассматривал, наконец, замахал руками. И все поняли, что красное пятно — не кровь, а что-то другое. Вернувшись назад, альпинист принес в мешочке немного красного снега, это была не кровь, но, какая причина вызвала окраску снега, так и не смогли догадаться. На обратном пути снег растаял, и «тайна крови» осталась нераскрытой.

Позднее, случайно разговорившись с одним ботаником, отец узнал, что красный цвет снега вызвала мельчайшая водоросль, горная хламидомонада, близкая родственница той хламидомонаде, что так обычна в наших стоячих лужах. Гемато-хром, который придает водоросли красный цвет, позволяет ей сохраняться на льду, где больше не растет ничего.