Не найдя ответа, я погрузился в чтение какой-то заумной книги о теории перемещения во времени по методу "кротовьих нор" и вскорости, постоянно отвлекаясь на размышления о моём загадочном собеседнике, заснул.

 И на этот раз я намеренно зарядил все свои донки оставшимися живцами, чтобы не отвлекаться по пустякам. Владимир Сергеевич, в свою очередь, поставил свои и, как обычно, подсев поближе, продолжил свою историю.

 – Девушка постучала в дверь своей квартиры (это была коммуналка). Долго никто не открывал. Наконец щёлкнул замок, и древняя старушка, высунув голову, спросила:

 – Кого вам?

 – Прасковья Ивановна дома? – запинаясь и страшно бледнея, спросила Галина.

 Старушка присвистнула:

 – Эк хватила, девушка! Семь лет как отсюда переехала.

 – Куда? – Галину аж трясло.

 – В Печатники, в новостройки. А вам что?

 – А Света… с ней?

 – Светка замуж вышла, двадцать лет уже. То ли на Песчаной у мужа прописана.

 – А адрес у ма… у Прасковьи Ивановны какой?

 – Не помню, дочка. Паша приезжала раньше, пока не разболелась совсем – с ногами у неё что-то. Говорила, хорошо всё в новостройках, адрес оставляла, но я то ли сослепу потеряла бумажку.

 – А кто может адрес её знать?

 – В ЖЭКе спроси, девушка, может, подскажут. Или в справочной. Да что ты всё спрашиваешь? Ты кто ей?

 Старушке, несмотря на, видимо, природное добродушие, всё-таки такие расспросы на ночь глядя стали казаться подозрительными.

 – Жила я здесь раньше, – отрешённо прошептала Галина.

 Старушка так выразительно посмотрела на девушку, что я поспешил поблагодарить её и замять разговор. Хорошо, подумал, что в бараках-коммуналках наверняка нет телефона, а то бы "скорая" уже ехала.

 Мы вышли на улицу. Я отвёл девушку подальше от её прежнего дома. Сели на скамейку. Я закурил.

 – Идём в ЖЭК! – вдруг вскочила Галина. – Идём!

 – Какой ЖЭК? – Я был утомлён всей этой историей страшно. – Времени-то сколько. Завтра.

 Галина посмотрела по сторонам – действительно, темень – и села рядом.

 – Это Ксения Гавриловна, – прошептала она – и зарыдала.

 – Какая Ксения Гавриловна?

 – Соседка наша, – сквозь слёзы прошептала Галина. – Она меня не узнала. – Девушка всхлипнула и вдруг попросила: – Дайте закурить!

 Вот это дело! Хоть что-то в этот сумасшедший день человеческое.

 Пока девушка не столько курила, сколько кашляла, я принял решение.

 – Галина, – спросил я, – как по батюшке?

 – Николаевна.

 – Галина Николаевна, я – учитель, я вам помогу. Сегодня переночуете у меня – места хватит, а завтра я найду вашу маму и сестру по городской справочной. Как их, Прасковья Ивановна и Светлана Николаевна Соловьёвы?

 – Да.

 – Найдём! – И я как можно бодрее добавил: – Ну что, поехали?

 – Угу.

 Конечно, подвергать девушку такому шоку, как поездка на метро, я не решился, пришлось ловить такси. Поймал, к счастью, быстро. Пожилой усач поворчал, покосившись на растрёпанную девушку в грязной кофте, но промолчал.

 Галина сидела в машине на удивление спокойно – спасибо тебе, ночь! – только время от времени потирала виски руками.

 – Что, по парку гуляли? – спросил наконец таксист.

 – Да, с племянницей. Поскользнулась вот.

 – Бывает, – добродушно прогудел старикан. – До ручья, который из оврага течёт, дошли?

 – Ага.

 – А в самом овраге были?

 – Посмотрели.

 – Старики говорят, гиблое место, – задумчиво произнёс таксист, – особенно когда зелёный туман.

 Я прикусил язык и замолчал, таксист тоже не стал углубляться в тему, а что касается девушки – ей было ни до меня, ни до таксиста, ни до какого-то там зелёного тумана…

 Выпив горячего чая с печеньем, Галина окончательно успокоилась, по крайней мере, в обморок падать больше не собиралась. Я взялся приготовить ужин, а девушке предложил принять душ. Ничего нового для неё здесь не было, только пришлось объяснять, что такое шампунь.

 Вышедшая из ванны в халате (его я специально для женщин держал), девушка выглядела великолепно: бледное узкое лицо с широким лбом, тёмные волосы. Красавица! А главное – в светлых серых глазах уже читались и мысли, и чувства, и понимание происходящего. И тут меня отпустило: я наконец понял, что с ней всё будет хорошо, но также понял, что до этого "хорошо" ещё было много, много дел.

 За ужином я, подумав, налил девушке десертного вина – для окончательного успокоения. Сам выпил водки и попросил её рассказать о себе.

 Галина задумчиво посмотрела на настенный календарь-плакат с подмосковными берёзками и, вздохнув, начала:

 – Я родилась 18 августа 1921 года. Папа работал переводчиком с немецкого в издательстве иностранной литературы, мама – учительницей русского языка в школе. Света, моя младшая сестра, родилась в апреле 1926. В 38-м году я поступила в педагогический институт иностранных языков, на факультет немецкого, – папа настоял, с детства нас с сестрой гонял по немецкому, говорил, что со знанием языка без куска хлеба не останешься. Когда началась война, я как раз сдала сессию, отдыхала на каникулах. Светка же уехала в Ярославскую область, к бабушке.

 Папа, как война началась, сразу пошёл в военкомат, требовал отправить его в действующую армию переводчиком и уже в июле своего добился – ушёл на фронт.

 Галина посмотрела на меня и тихо спросила:

 – Вы сказали, война закончилась. Когда? Мы победили?

 – Да, – ответил я, – победили, дошли до Берлина и даже дальше – до Эльбы. 9 мая 1945 года Германия капитулировала, а ещё раньше, 30 апреля, Гитлер застрелился.

 – Так долго воевали, – прошептала девушка, – так долго…

 – Да, тяжеловато пришлось, но я дам тебе потом о войне почитать, сам расскажу что знаю, а ты пока скажи: как тебя занесло в этот чёртов овраг?

 Девушка потёрла лоб и продолжила:

 – Москву бомбили часто, почти каждый день, но немцы летали с запада, и на нас до сегодняшнего дня ни одна бомба не упала. А сегодня, – девушка сдавила голову руками и ещё раз прошептала: – Сегодня я пошла посмотреть на тренировку новобранцев, интересно ведь: винтовки, штыковые удары; они постоянно возле речки тренировались. И Витька с ними был.

 – Парень твой?

 – Ага.

 – И вот шла я через лес – и вдруг взрыв страшный, земля полетела, листья с деревьев посыпались. Ну, я поняла, что бомбят, – и бегом в овраг. У меня аж зелено в глазах от страха стало, как в тумане бежала. Споткнулась и упала. Встаю на ноги – а кругом тишина. И голова болит, мысли странные в голову лезут, как бы сами с собой разговаривают. Потом вас увидела. А дальше вы знаете.

 – Ясно, – сказал я. – Ну ладно, хватит на сегодня, устала, наверное. Посиди пока, выпей ещё вина, а я пока кровать разберу.

 – Ага, – тихо сказала девушка и послушно налила себе ещё рюмку.

 Я постелил девушке на кровати, себе разложил раскладушку; вернулся на кухню. Галина стояла возле окна и смотрела в ночную тьму с вырезанными в ней жёлтыми кругами света от фонарей.

 – Иди, Галина, ложись спать. Утро вечера мудренее.

 – Ага.

 – А я пока подумаю, что для тебя можно сделать.

 – Хорошо. Спасибо. – И, поправив руками ещё мокрые волосы, девушка ушла спать.

 Видимо, заснула она как убитая – без ворочаний и всхлипываний. Нормуль! А я ещё долго сидел на кухне, пил водку и курил, размышляя обо всей этой ситуации.

 Странно, что немецкие самолёты занесло – да ещё днём – на юг от Москвы: летели они, действительно, обычно с запада, по Москва-реке. Ну, это не так уж невероятно: возможно, наши истребители заставили-таки свернуть их с курса, и немцы, освобождаясь от бомб, сбросили их куда попало. Такое бывало. Блин! Возможно, первые и последние несколько бомб, упавшие в район парка Коломенское, заодно и перенесли девушку в будущее. Н-да…

 Теперь дальше. Понятно, что КГБ заинтересуется моей странной гостьей не завтра, так послезавтра. Как отмазать её от допросов, психиатров и прочих прелестей, которые я сам прошёл на Лубянке? Полностью, конечно, не получится, но можно попросить Бориса Витальевича как-то смягчить процедуры. Но не завтра, завтра пускай Галина отдохнёт, а в субботу, после уроков, сам созвонюсь с майором. Больше ничего путного в голову не приходило, и наконец, отложив дальнейшие размышления на утро, я тоже отправился спать.