– Почему вы решили, что из будущего? – с трудом справляясь с нервами, спросил я. – Может, он так пошутил: дату открутил.

 – Какое пошутил! – Полковник даже рассердился. – Отец мой сначала тоже так подумал, а потом вспомнил, что посадил-то того мужика аккурат возле Литейного моста, а Литейный мост – он издавна считается худым местом: куча народу при его строительстве погибла. А иногда, очень редко, мост заволакивает зелёным туманом, и попавшие в туман люди исчезают. Я проверял потом, это действительно так, многие об этом пишут. А мужик тот не вошёл, а вышел из тумана. Вы поняли? Вот куда люди с Литейного пропадают – в прошлое!

 – Это очень интересно, что вы говорите, просто невероятно, – сказал я, окончательно овладев собой. Я и раньше, уже после третьего-четвёртого вечера, безоговорочно верил Владимиру Сергеевичу, но сейчас меня вдруг озарило понимание его исповеди, я как-то отчётливо увидел в рассказе банкира настоящее, а не просто загадочную и грустную историю. Хотя это трудно передать словами.

 Всё остальное время Пётр Васильевич, почувствовав наконец мой искренний интерес к предмету его увлечения, рассказывал мне одну историю за другой: летающие тарелки, полтергейст, телепортация… Наконец срок моей путёвки истёк, и я уехал домой.

 Понятно, едва разложив вещи после возвращения, я помчался на квартиру Владимира Сергеевича.

 Дверь открыла стройная высокая женщина лет за тридцать, с узким бледным лицом и грустными серыми глазами.

 – Владимир Сергеевич дома? – поинтересовался я.

 – Владимир Сергеевич умер, – тихо сказала женщина, – семь дней назад. В один день с мамой. – Она помолчала (видимо, до сих пор потрясённая таким совпадением) и ещё тише добавила: – День в день.

 – Мы с ним были… друзьями, – потрясённый не меньше её, пробормотал я. – Рыбачили тут… Почему он умер?

 – Сердце, – тихо ответила женщина и, тяжело вздохнув, добавила: – И нервы. – Она потёрла пальцами виски и спросила: – А вы, случайно, не Сергей Степанович?

 – Да, Сергей Степанович.

 – Подождите. – Женщина ушла в комнату, вернулась и подала мне СД в бумажной обложке: – Тогда это вам.

 На обложке было написано: "Сергею Степановичу".

 – А вы Любовь Владимировна? – в свою очередь задал я очевидный вопрос.

 – Конечно, кто же ещё? – устало сказала дочь моего странного друга и добавила: – Папа похоронен на Кунцевском, участок №182. Прощайте.

 "Они жили долго и счастливо и умерли в один день".

 Дома я вставил диск в проигрыватель (подарок дочери).

 По проходу между павильоном метро и зданием Ленинградского вокзала шёл уверенный в себе молодой человек в хорошем костюме. Внезапно в кадр вошёл бомж с полиэтиленовой сумкой и, глядя на молодого человека умоляющим взглядом, попросил: "Мужик, купи книжек"…

 А потом камера наехала на двух стройных высоких женщин, стоящих возле павильона метро и вытирающих платочками глаза. Оператор сказал: "Ну вот и всё. Теперь он или пропал навсегда или вернётся завтра вечером" – и выключил камеру.

 И тут меня пронзило так, что аж зазвенело в ушах: какая всё же непостижимая штука – Время. Иногда часы пролетают, как секунды, а иногда сутки тянутся годы. А сколько для Галины и Любови длились сутки ожидания Владимира Сергеевича – страшно даже представить: наверное, не меньше чем вечность. А может, и больше.

 Сейчас я продолжаю в свободное время рыбачить в Филёвском парке и часто, с грустью вспоминая своего странного товарища, думаю: хорошо всё-таки, что вторая разлука Владимира и Галины продолжалась всего два года и что суровое, но мудрое Время, не терпящее копошащихся в нём неприкаянных бродяг, оставило их наконец в покое, передав под попечение всепонимающей и всепрощающей Вечности.

 И всё чаще, забывшись, я, оставив на произвол судьбы удочки, смотрю на противоположный берег, словно пытаюсь высмотреть в нём что-то. Сам не знаю что