…И он подчинился. Он вошел в свое настоящее тело, лежащее в саркофаге. Звуки колокольчиков затихали, но все равно Керригор продолжал изменяться. Горящие глаза и рот расплылись, как растаявший воск, черная масса тела превратилась в столб дыма, который с рычанием взвился к потолку и затем рухнул вниз прямо в открытый рот Рогира.

С пронзительным воплем раскололись Саранет и Кибет, и осколки серебра посыпались на пол. Ручки красного дерева превратились в пыль, просыпались сквозь пальцы Сабриэль.

Сабриэль ошеломленно посмотрела на свои руки, все еще чувствуя ручки колокольчиков в ладонях…

Затем без размышлений подняла меч и шагнула к саркофагу. Она увидела вставшего их гроба Рогира с пылающими глазами Керригора.

— Беспокойство, — сказал он почти человеческим голосом. — Я должен был помнить, что ты беспокойное отродье.

Сабриэль сделала выпад, и меч, проткнувший грудь Керригора, прошел насквозь. Керригор только захохотал и потянул меч из груди, мертвенно-бледные пальцы крепко держали серебристое лезвие. Сабриэль попыталась отнять у него меч, но ей это не удалось.

— Ни один меч не может мне навредить, — хохотал Керригор. — Даже тот, который сделал Создатель Стены. Особенно теперь, когда я наконец захватил их последние силы. Силы, которые прежде правили Хартией, силы, которые создали Стену. Теперь это все — мое. И этот переломанный братец теперь мой и ты моя — Аборсен. Сила и кровь. Кровь для разрушения!

Сабриэль попыталась отступить, но Керригор оказался проворней, ледяной рукой он схватил ее за плечо и повернул к себе.

— Будешь спать, пока Великие Камни приготовятся принять твою кровь? — прошептал Керригор, извергая вонючее дыхание. — Или хочешь пройти весь путь?

Сабриэль подняла глаза и впервые встретилась с ним взглядом. В его глазницах полыхал адский огонь. Она вздрогнула и почувствовала, как серебряное кольцо повернулось на пальце. Похоже, оно увеличилось?

— Что ты предпочитаешь, Аборсен? — продолжал Керригор. — Позади нас корчится твой возлюбленный, но следующий поцелуй…

Кольцо на руке Сабриэль, которую она спрятала за спину, все увеличивалось, но она еще чувствовала прикосновение металла…

Покрытые волдырями губы Керригора придвинулись к Сабриэль, а кольцо все крутилось на пальце. Сабриэль в последнюю минуту отдернула голову, и по ее щеке скользнуло что-то сухое и шершавое.

— Сестринский поцелуй, — лязгнул Керригор. — Нет, это поцелуй для дядюшки, который знал тебя с дня рождения — или даже раньше, но мне этого недостаточно.

Сабриэль почувствовала, как Керригор сильно сжал ее голову и резко наклонил ее назад, так что губы Сабриэль сами собой открылись, будто бы для страстного поцелуя.

Но ее левая рука была на свободе.

Керригор стал придвигать голову, лицо его становилось все больше и больше, и вдруг между ними мелькнуло серебряное сияние — кольцо было надето на его шею!

Керригор отпустил Сабриэль, и она упала назад, стараясь в кувырке отодвинуться подальше. Но Керригор успел уцепиться за ее руку. Он, казалось, удивился, но не обеспокоился. Правой рукой он потрогал кольцо, при этом от пальцев отвалились ногти и кости ладони вылезли наружу.

— Что такое? Какой-то… Невероятно! — визгнул Керригор. Хрипя, он оттолкнул Сабриэль, и она снова упала на пол. Он стал вырывать из груди меч, который медленно, с дребезжанием, словно нехотя, выползал наружу.

Плавно, как змея, рука взмахнула мечом, Керригор пронзил Сабриэль, пробив ее кольчугу, и меч уткнулся в деревянный пол. Взрыв боли заставил Сабриэль закричать и согнуться в конвульсиях вокруг серебряного лезвия.

Керригор, наколов ее, как жучка в коллекции, обернулся к Тачстоуну. Сабриэль сквозь туман, застилавший ей глаза, увидела, как Керригор отколол острый кол от одной из деревянных балок.

— Рогир, — сказал Тачстоун. — Рогир…

С пронзительным, яростным визгом Керригор вонзил кол в Тачстоуна.

Сабриэль закрыла глаза и отвернулась в сторону, погрузившись в мир своей боли. Она знала, что могла бы остановить кровь, льющуюся из раны на животе, но теперь, когда Тачстоун мертв, она будет просто лежать и даст крови вытечь.

Однако Сабриэль не чувствовала, что Тачстоун умер.

Она снова посмотрела на него. Кол сломался о доспехи юноши. Керригор начал отламывать другой кол, но в этот момент кольцо скользнуло вниз, на его плечи, срезая плоть с костей, как кожуру с яблока, и высвобождая дух Смерти из прогнившего трупа.

Керригор сопротивлялся и извивался, но кольцо уже стянуло его руки. В безумных прыжках Керригор пытался скинуть с себя кольцо. Он кидался из стороны в сторону, но от этих бросков все больше кусков плоти отваливалось на пол, и в конце концов остался только огромный сгусток темноты, сжатый серебряным обручем. Он задрожал и, осыпавшись, превратился в холм, на котором светился тот же серебряный обруч. В серебре сверкнул красный глаз, но это был всего лишь рубин, выросший вместе с увеличившимся кольцом.

На кольце снова проступили знаки Хартии, но Сабриэль не могла их прочесть. Глаза застилала пелена, к тому же было очень темно. Не было даже лунного света. И все-таки она знала, что должно быть сделано. Саранет — рука ее коснулась перевязи, но там не было шестого, или седьмого, или третьего колокольчика… Какая небрежность, подумала Сабриэль, какая небрежность… но я должна завершить заклинание. Рука ее дотронулась до Билгера и почти уже вынула его, но нет, это для освобождения. И вот Сабриэль, всхлипывая от боли, которая не оставляла ее, отвязала Ранну.

Ранна был необычно тяжелым. Собрав силы, Сабриэль положила его к себе на грудь. Затем, лежа на спине, проколотая своим собственным мечом, она зазвонила колокольчиком. Сладкий звук Ранны пронесся через зал и вылетел наружу, где несколько солдат все еще бились со слугами Смерти. Все, до кого донесся этот звук, прекратили борьбу и упали там, где застал их звон Ранны. Тяжело раненные легко отошли от Жизни. Те, кто был ранен легче, впали в глубокий сон.

Темный холм, который был Керригором, разделился на два полушария, связанных по экватору кольцом серебра. Одно полушарие было черным, как уголь, другое — мерцающе-белым. Постепенно они превратились в двух котов, соединенных у горла, как сиамские близнецы. Затем серебряное кольцо разделилось надвое, образовав на каждой кошачьей шее по обручу, и коты отделились друг от друга.

Серебро колец потеряло свое сияние, медленно изменило цвет и стало двумя красными кожаными ошейниками, и на каждом оказался свой миниатюрный колокольчик — свой Ранна.

Рядышком сидели два маленьких кота. Один белый, другой — черный. Оба кота потянулись, мяукнули и выплюнули по серебряному колечку. Котята еще раз мяукнули, и колечки покатились к Сабриэль. Коты свернулись клубочком и заснули.

Тачстоун следил, как кольца, отражая лунный свет, катились в пыли. Они коснулись бока Сабриэль, но она не поднимала их. Она обеими руками все еще сжимала Ранну, который молчал, покоясь у нее на груди. Над ней нависал ее меч. Его клинок и рукоятка бросали на лицо Сабриэль тень в виде креста.

Какое-то детское воспоминание пролетело в памяти Тачстоуна. Голос, голос вестника.

— Ваше Высочество, мы принесли горестное известие. Аборсен умер.

Смерть казалась холоднее, чем бывала прежде. Сабриэль удивилась, не понимая причины этого, пока не обнаружила, что ее несет ледяное течение реки. Сначала она попыталась выбраться из воды, но потом сдалась.

— Всем и всему приходит время умирать… — прошептала Сабриэль.

Мир живых и все его заботы, казалось, отступили далеко-далеко. Тачстоун жив, и это радовало ее. Керригор повержен, заточен, хоть и не удалось отправить его в настоящую Смерть. Ее работа сделана. Скоро она пройдет Девятые Ворота и наконец отдохнет…

Вдруг что-то схватило ее за ноги и за руки, вытащило из воды и поставило на ноги.

— Это еще не твое время, — сказал голос, и эти слова эхом повторили множество голосов.