— Та-аа-ак, — пробормотал Моггет, ощутив некий вкус на своем язычке. Кот выглядел удивленным и даже рассерженным. Он снова лизнул знак и затем с отвращением потряс головой. На его ошейнике зазвенел маленький Саранет, звук его был безрадостным.

Сжимая ноги и руки, вокруг клубился удушающий, непроницаемый серый туман. Он так плотно окутал его тело, что вырваться было невозможно, он не мог пошевелиться, веки не могли моргнуть. Ничего не было видно, только серые пятна мглы проносились перед глазами.

Затем внезапно яростным красным светом вспыхнула боль, пронеслась по всему телу, от пяток к мозгу и обратно. Серый туман рассеялся, вернулась подвижность. Никаких серых пятен, яркие краски, медленно кружащиеся перед глазами. На него смотрела женщина, молодая женщина с лицом, покрытым ссадинами и синяками. Нет, не женщина. Аборсен, с колокольчиками. Но слишком молодая, младше всех Аборсенов, которых он знал…

— Спасибо, — с трудом выговорил он и добавил: — Аборсен.

И он упал в обморок, его тело провалилось в прекрасный настоящий сон. Наконец-то он мог отдохнуть!

Он проснулся под одеялом и в какой-то момент испугался прижатой ко рту и глазам шерстяной ткани. Откинул ее и глубоко вздохнул. Ему стало легче, когда он почувствовал на лице свежий ветер и увидел лучи рассвета. Он растерянно оглядывался по сторонам, несколько секунд не понимая, где он находится, но потом увидел высокие мачты, черные паруса и недостроенный корабль.

Он вздрогнул и все вспомнил. Но что он здесь делает? Совершенно голый под грубым шерстяным одеялом?

Он сел и потряс головой. Голова болела, будто в ней колотились молоточки. Он был уверен, что не напивался допьяна. Он помнил, что спускался по ступенькам… Рогир просил его… Нет. Последнее, что он помнил перед сном, было бледное озабоченное лицо в ссадинах и синяках со свисающими из-под шлема черными волосами. Синий плащ, серебряные ключи… Аборсен.

— Она умывается в ручье, — сказал мягкий голос, прерывая его размышления. — Она встала еще до восхода солнца. Чистота — замечательная вещь.

Молодой человек посмотрел вокруг и не увидел никого, кто мог бы это сказать. Перед ним был корабль с дырой в том месте, где должна быть деревянная скульптура. В этой дыре свернулся калачиком и наблюдал за ним неестественно живыми зелеными глазами белый кот.

— Кто ты такой? — спросил молодой человек, стараясь найти взглядом что-нибудь похожее на оружие. Но рядом лежали только рубашка, брюки и какое-то белье.

— Не пугайся, — сказал кот. — В данный момент я — преданный слуга Аборсена по имени Моггет.

Рука человека сжала лежащий рядом камень, но не подняла его. Воспоминания понемногу возвращались в его притупленное сознание, притягиваясь одно к другому, как пылинки металла к магниту. В том числе и воспоминания об Аборсенах, в которых он уловил намек на то, что сказал кот.

— Ты больше, чем был, когда мы встречались в последний раз, — рискнул человек, проверяя свои предположения.

— А мы встречались? — зевнул Моггет. — Я что-то не припоминаю. Как тебя зовут?

Молодой человек знал, как его зовут, но имя ускользало от него. В сознании возникали другие имена, и какая-то вспышка в памяти осветила его ближайшее прошлое. Он зарычал и сморщился, когда вспомнил об этом, и его кулаки сжались от боли и гнева.

— Необычное имя, — хихикнул Моггет. — Скорее медвежье. Не возражаешь, если я буду тебя называть Тачстоун* [1]?

— Что? — возмущенно воскликнул человек. — Дурацкое имя! Как ты смеешь…

— Не устраивает? — холодно продолжал Моггет. — А помнишь, что ты сделал?

Человек помолчал, потому что внезапно все вспомнил, хотя не знал, почему он это сделал и при каких обстоятельствах. Он также вспомнил причину, по которой лучше не знать, как его зовут. Ему больше не хотелось носить то имя.

— Да, я вспомнил, — вздохнул он. — Можешь звать меня Тачстоуном. Но я буду называть тебя…

— Ты этого не скажешь, — перебил его Моггет. — Заклятье продолжается, но я не могу об этом говорить, не могу никому сказать о его сущности или о том, как его удержать. Ты тоже не можешь говорить об этом, могут возникнуть последствия. Конечно, это меня волнует.

— Понимаю, — грустно ответил Тачстоун. — Скажи мне, кто правит Королевством?

— Никто.

— Значит, Регент. В таком случае, возможно…

— Нет, Регента нет. Никто не правит. Сначала было регентство, но оно прекратилось… с некой помощью.

— Что значит сначала? — спросил Тачстоун. — Что именно произошло? Где я был?

— Регентство продолжалось в течение ста восьмидесяти лет, — сухо сказал Моггет. — За ним последовала двадцатилетняя анархия, сдерживаемая остатками роялистов. А ты, мой мальчик, был помещен на нос этого корабля целых двести лет назад.

— А семья?

— Все умерли и прошли за Последние Ворота, спасая одного, кого и надо было спасти. Ты знаешь, что я имею в виду.

Казалось, эти новости вернули Тачстоуна в прежнее неподвижное состояние. Он сидел в совершенном оцепенении, только слабое движение груди при дыхании указывало на то, что он жив.

Моггет безучастно смотрел на молодого человека, пока его дыхание не успокоилось.

— Нечего плакать, — резонно сказал кот. — Столько людей умерло, пытаясь восстановить порядок! Четверо Аборсенов погибли в сражениях со Смертью. Мой нынешний Аборсен не позволяет себе лечь и поплакать. Возьми себя в руки и постарайся ей помочь.

— Да что я могу? — вяло спросил Тачстоун, утирая лицо одеялом.

— Как что? — фыркнул Моггет. — Для начала оденься. Там, на борту корабля, лежат разные полезные вещи, например меч и тому подобное.

— Но мне нельзя владеть королевским…

— А ну-ка, делай то, что тебе говорят, — строго сказал Моггет. — Думай о себе как о воине с мечом присягнувшем на верность Аборсену, если так тебе лучше. Хотя в настоящее время здравый смысл гораздо важнее, чем честь.

— Очень хорошо, — смиренно ответил Тачстоун. Он встал, надел белье и рубашку, но никак не мог натянуть брюки на сильные ноги.

— На корабле ты найдешь и килт, и чулки, — сказал Моггет.

Тачстоун кивнул и стал забираться в дыру, старательно избегая прикосновения к Моггету. На полпути он остановился.

— Ты ей не скажешь? — спросил он.

— Кому и что?

— Ей. Аборсен. Пожалуйста. Я сделаю все, чтобы помочь. Но это было неумышленное действие. Я имею в виду мое участие… Пожалуйста, не говори ей…

— Нечего меня умолять, — решительно сказал Моггет. — Я ничего не могу ей сказать. И ты не можешь. Поторопись — она скоро вернется. Пока ты будешь одеваться, я расскажу ей только конец нашей истории.

После умывания в ручье Сабриэль чувствовала себя здоровее, чище и счастливее. Она хорошо выспалась, и утреннее омовение очистило ее от крови. Ссадины и синяки, смазанные лекарственной мазью, быстро заживали. В результате она чувствовала себя на восемьдесят процентов нормальной, на десять — готовой к активной жизни. К тому же ей предстоял завтрак в новой компании, а не только с насмешливым Моггетом. Он, конечно, был полезен как охранник. К тому же он заверил ее, что, попробовав на вкус знак Хартии на лбу молодого человека, понял, что он не заколдован и не запятнан Свободной магией.

Она думала, что молодой человек еще спит, и слегка удивилась и забеспокоилась, когда увидела его стоящим у борта корабля. Непроизвольно рука легла на рукоятку меча.

Нервничая, она подошла к кораблю. Ее любопытство сдерживалось необходимостью быть осторожной с незнакомцем. Одетым он выглядел по-другому. Старше и как-то испуганней. У его ног лежали два меча, на несколько дюймов вынутые из ножен. Его талию уже обхватил широкий пояс для мечей.

— Проклятые шнурки, — проворчал он, когда она была уже в десяти шагах от него. У него был приятный голос, глубокий, но немного сиплый.

— Доброе утро, — сказала Сабриэль.