Сбитый с ног верзила пришел в себя, так что теперь мучители атаковали ее втроем. Серра забилась в угол между койкой и стеной, так что напасть на нее с трех сторон одновременно не удавалось, но это не мешало им наносить удары. Женщина уже не сопротивлялась, лишь, сжавшись в комок, прикрыла руками голову, в то время как истязатели молча и деловито, словно молотили ячмень, делали свое дело.

Серра думала, что они забьют ее насмерть, но неожиданно град ударов прекратился.

Она уже не ощущала ничего, кроме боли. Каждый дюйм тела пылал огнем, в ушах звенело, зрение туманилось, тело покрывал пот, смешавшийся с кровью.

Один из палачей, склонившись над ней, резким движением задрал ее балахон выше талии. Остальные загоготали и принялись отпускать сальные шуточки. Однако больше ничего не последовало. Мучители грубо и доходчиво объяснили ей, что будет, если им придется посетить ее еще раз, и ушли, хлопнув дверью. Причем кто-то из них перед этим бросил ей в лицо пергамент с признанием.

Серра закашлялась, и кашель отдался болью в ребрах. Из носа и уголков рта сочилась кровь. Больно было даже думать, не говоря уж о том, чтобы шевелиться. Некоторое время боль оставалась единственным содержимым ее сознания, но потом природа взяла свое и ее свалил сон. Не принесший облегчения, он оказался полон кошмаров: похотливые лица мучителей, их тяжелые кистени, стены тюрьмы, сдвигающиеся и растирающие ее в кровавое месиво. Дочь, затянутая в воронку черного вихря и простирающая оттуда руки к Серре, тщетно пытающейся дотянуться до нее. Огонь, страх, страдание и утрата.

Потом наступило резкое пробуждение.

Ей показалось, будто свет в камере стал еще более тусклым, чем раньше, да и в тишине появилось нечто гнетущее. Потом возникло неопределенное, но безошибочное ощущение того, что кто-то находится у нее за спиной. По спине пробежали мурашки. Пересилив боль, Серра приподнялась и, моргая, вгляделась во мрак.

В камере находился кто-то еще. Неподвижная смутная фигура маячила у дверей.

— Кто там? — надсадно прохрипела Серра. Ответа не последовало, и посетитель не шелохнулся.

— Покажись!

С огромным трудом узница встала и, шаркая, как скованная ревматизмом старуха, направилась к неподвижной фигуре. Оказалось, что это женщина — она стояла к ней спиной, плотно закутавшись в длинный темный плащ, над воротником угадывалось пятно светлых волос.

— Кто ты? — почти шепотом обратилась к ней Серра.

Незваная гостья повернулась, и избитая женщина в это мгновение сразу же забыла о боли. Она онемела и не могла даже шелохнуться, испуганно соображая, не покинул ли ее разум.

Призрак протянул руку и легко коснулся ее плеча. Прикосновение оказалось теплым и нежным, отнюдь не призрачным, и в нем не было никакой угрозы. Серра пыталась что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. Она жадно вглядывалась в знакомые черты — светло-карие глаза, припухлые губы, легкая тень золотистых волос надо лбом.

— Мама, — сказала девушка и улыбнулась.

— Этни? — Шепот нарушил затянувшуюся тишину.

Улыбка ее умершей дочери стала еще шире.

Серра не принадлежала к числу женщин, имевших обыкновение падать в обморок, но сейчас была близка к этому как никогда.

— Этни, — повторила она, — это ты?

— Да. Не бойся.

— Но как. Ты...

— Мама, я жива в большей степени, чем когда-либо раньше.

И действительно, изможденные черты, запавшие глаза, мертвенная бледность — все, что запомнилось в дорогом облике перед смертью, — исчезли без следа.

— Я вернулась к тебе, мама.

Серра чувствовала, что ее руку сжимают живые, теплые пальцы, каких не могло быть у привидения.

— Это правда ты? — задала она совершенно глупый вопрос.

— Правда, мама.

Больше всего на свете Серре хотелось в это поверить. Она двинулась, чтобы обнять дочь, но та выпустила ее руку и сделала шаг назад.

— Нет, мама, не сейчас. Я еще слишком... слишком хрупкая. Меня ведь совсем недавно... — Улыбка не исчезала с ее губ. — Но я счастлива видеть тебя. Так же, как и ты.

Ошеломленная, Серра застыла с протянутыми руками — она не может обнять свою дочь? Возможно, рассудок все-таки покинул ее.

— Ничего не понимаю, — растерянно пробормотала узница.

— Единственное, что тебе надо понять, — я здесь. Меня вернули обратно.

— Но кто и каким образом? Разве такое возможно?

— Для чародеев императорского двора возможно и не такое. Ты не представляешь себе силу и возможности их удивительной магии.

— Тебе было больно?

— Немножко, но это пройдет. Возвращение — оно... как пробуждение. Не более того.

Серра в жизни не слышала ни о чем подобном.

— Но они не могли...

— Смогли. Они это сделали.

— Зачем?

— Для тебя. Для нас.

— С каких это пор мы стали интересовать придворные круги?

— С тех пор, как ты завела себя в тупик. Они показывают тебе выход.

— Наверное, я слепа, раз его не вижу.

— Не видишь? Так посмотри на меня. Это своего рода награда.

— За что?

— За то, чего ты пока еще не сделала. Следующий вопрос Серра задала, заранее зная ответ.

— Чего же они от меня ждут?

— Признания, мама. Ты должна подписать признание.

— Этни, — начала Серра, и так странно было произносить ее имя по прошествии столь долгого времени. — Мне не в чем признаваться. Я не сделала ничего дурного.

— Разве это имеет значение?

— Да.

— Но разве мое возвращение, то, что мы сможем быть вместе, не важнее формальной правды?

— Если я признаюсь, мы все равно не сможем жить вместе. Меня упрячут под замок, если не хуже того.

— Они обещали проявить милосердие.

— Ты им веришь?

— Но разве мое появление здесь не служит доказательством серьезности их намерений?

— А если я не признаюсь?

На лице Этни отразилось беспокойство.

— Это обернулось бы бедой для меня.

— Каким образом?

— Чары, которые поддерживают во мне жизнь, временные. Если не заменить их на постоянно действующие, я скоро снова...

— Как скоро?

— В течение нескольких часов.

Обрести дочь, чтобы потерять ее снова? Серра почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.

— Так вот что они предлагают в обмен на мое признание?

— Да. Они вернут мне утраченную жизнь.

— Но поступить так... это немыслимая жестокость.

— Нет, мама, это немыслимое чудо. Неужели ты не понимаешь? Они сказали, что тебе назначат небольшой срок в тюрьме или исправительном лагере, а потом мы снова будем вместе.

Частью сознания Серра изумлялась тому, с какой готовностью восприняла воскрешение дочери из мертвых. Из мертвых! Если это не безумие, то что-то очень к нему близкое.

— Этни, я...

— Я прощаю тебя.

— Прощаешь меня?

— За то, что тебя не было со мной, когда я... болела.

Это было сказано обыденным тоном, отчего ранило еще больнее. Чувство вины пронзило Серру, будто ножом, глаза ее снова наполнились слезами.

— Я... прости меня. Я очень старалась, делала все, что было в моих силах, чтобы...

Этни подняла руку, останавливая ее.

— Я же сказала, что простила тебя. Но не думаю, что смогу сделать это снова, если ты откажешься помочь мне. Подпиши признание, мама.

Суровая настойчивость дочери озадачила Серру: она помнила Этни совсем иной. Даже в те страшные, последние недели жизни девушка просто замкнулась в себе, не пытаясь привлечь внимания к своей особе. Могли ли смерть и воскрешение изменить ее характер, или это результат каких-то манипуляций со стороны Совета?

— Мне нужно собраться с силами, Этни. Нужно обдумать твои слова.

— О чем тут думать, мамочка? Мое время истекает. Вечно ты не можешь ни на что решиться.

— Это неправда.

— Так докажи, что это неправда. Подпиши. Или ты хочешь, чтобы я снова встретилась со смертью?

Этого Серра, разумеется, не хотела, но ей не давало покоя какое-то смутное, пока не осознанное подозрение. Потом оно оформилось в вопрос.