Итак, как уже говорилось, наступило первое июня. Я проснулся в дурном настроении. Впереди были три месяца тотальной слежки, скандалов и раздраженного бормотания. Спасти, и то ненадолго, могла лишь очередная покупка какой-нибудь ерунды. Но рассчитывать на это не приходилось – все отпускные я отдал жене.

– Проснулся, кормилец, – усмехнулась мадам Еписеева, когда я выполз в коридор.

Слову «кормилец» она старательно придавала иронический оттенок.

Около черного мотоцикла проходило что-то похожее на воинский смотр или утреннюю проверку в тюрьме.

– Выверни карманы, – приказала Мария сыну.

Еписеев, стоявший навытяжку около старого фибрового чемоданчика с надписью «Еписеев Володя. 2 отряд», подчиняться не спешил. Тогда мать приступила к делу сама: сунула руки в карманы его штанов и выгребла из одного плоскую фляжку, а из другого – жеваную пачку сигарет без фильтра. Еписеев съежился. Я, на всякий случай, тоже. Маша отвинтила пробку и понюхала.

– Спирт!

– Me… медицинский, – проблеял хулиган. – Раны смазывать…

«И табаком присыпать», – хотел добавить я, но промолчал. Мне вдруг стало жаль хулигана. Куда это он, интересно?

– Я тебе дам раны! – Мария отвесила сыну подзатыльник и скомандовала: – Марш на улицу!

Еписеев грустно покосился на мотоцикл, подхватил свой сиротский чемоданчик и шагнул за дверь. Мария вылила спирт в унитаз. Туда же последовали и сигареты.

– Значит так, Арсений! – обратилась ко мне жена и протянула мне небольшую пачечку денег. – Поджаришь себе яичницу, позавтракаешь и – в кулинарию. Список на столе…

– А ты куда? – раскрыл я рот и сжал колени, выглядывавшие из длинных трусов. Ну почему Мария всегда напяливает на меня эту семейную гадость?

– Володю проводить. Он в лагерь едет, бывший пионерский. – Ее перекосило: – Черт, до чего ж путевки дорогие! Ужас!

– Но уж не ужас, ужас, ужас, – пропел я. – Вовик на все лето едет?

– Разбежался! На все лето таким, как ты, весь год горбатиться надо, да еще добавлять придется! – Мария остервенело запихивала ноги в босоножки с конскими копытами вместо каблуков.

– Ты что, его на Канары отправляешь?

– Крым тоже денег стоит! Дерут хохлы! – Из разреза босоножек наконец показались пальцы с перламутровыми ногтями. – Ну, я скоро. Ты все понял насчет кулинарии?

Что ж тут непонятного?

Дверь за женой захлопнулась.

– Один, совсем один! – пропел я, когда на лестнице смолк стук копыт.

Честное слово, если бы умел, так бы и прошелся колесом! Сейчас разделаюсь с продуктовыми закупками и посижу в тишине.

На кухонном подоконнике лежал Машин список. Все как обычно: два десятка яиц, полкило мяса, масло подсолнечное (или оливковое) и т. д. и т. п. За окном проревел пьяный голос:

– Лю-упа! Любовь моя! Я выглянул на улицу.

Там, прижавшись к рябине, стоял нагловатый мужичок – руки в карманах – и скалил вверх железные зубы.

– Ты чего орешь, чтоб тебя! – послышался скрипучий голос старухи с седьмого этажа. – Нет Любки!

– А где ж она, мать? – доброжелательно крикнул мужичок.

– На работе… Толька! – старуха придала голосу строгости. – Больше смотри не пей. Не то все Любке скажу! Не пойдет она за тебя!

Толька помахал кривым пальцем, оторвался от рябины и проорал:

– Мать! Денег дай?

– Да ты ж не отдашь?!

– Отда-ам.

– Ну смотри мне. Чтобы в последний раз.

Мимо окна пролетел старушечий кошелек, похожий на улитку с рожками.

– Да ты отдашь ли?

– Закон – море! – Толька обрадованно побрел восвояси.

Всюду жизнь! И любовь! Я прошел в комнату и, подмигнув портрету летчика, начал одеваться. Решил не выпендриваться – в кулинарию можно сходить и в тапочках. И даже в тренировочных штанах и майке. Кулинария, к счастью, в соседнем доме.

Положив в задний карман синих штанов, любимых всеми пенсионерами, деньги и прихватив пакет, я выскочил на улицу. Над головой трепетали зеленые листочки, еще не успевшие покрыться пылью, солнце жарило вовсю. Через тонкие подошвы тапочек я чувствовал асфальтовый зной. Как здорово все-таки!

Лето! И почему я прежде не ценил такие вот деньки! Какой же я был дурак!

У кулинарии толпились местные алкаши.

– Старик!

Я присмотрелся повнимательнее. Из магазина вырулил Тимирязьев с бутылкой вина наперевес. Он был в бейсболке, футболке и джинсах.

– Утренний променад? – поинтересовался он, глянув на оттянутые коленки моих тренировочных. – Значит, я вовремя.

– Мне в кулинарию, – промямлил я.

– Успеется. Мы ж давно не виделись! Я и решил вот тут… винца… Твоя-то дома?

– Да нет. – Я выскользнул из вялых объятий разморенного жарой Тимирязьева.

– И не надо! – обрадовался Тимирязьев. – Пошли пивка…

Я хотел было отказаться, а потом подумал: «А почему бы и нет? Жара-то какая! Но только потом – сразу в кулинарию!»

– Сейчас переоденусь, – я рванулся к дому.

Ленька пожал плечами.

– Зачем, старик? Твоя униформа в самый раз. Мы ж не в ресторан идем… – и он потянул меня в сторону метро.

Кафе «Минутка», где последний раз я сидел с девушкой Еленой из Орехова, к лету расширилось. Перед его стеклянной будкой стояли пластмассовые столы под зонтиками и стулья. Ленька купил четыре бутылки немецкого пива.

– Ой! – сказал я.

– Вот тебе и ой! Жара-то какая. Грядет. Сегодня двадцать восемь обещали. Мать мне своим прогнозом все уши прожужжала.

Мы с удовольствием выпили по бутылке.

– Лень, сколько времени? – испуганно спросил я.

– Ты что, спешишь куда?

– Мария поехала в центр. Мерзавца своего в лагерь отправлять.

– О! Там ему и место.

– На отдых, – поправился я.

Ленька откупорил вторую пару. Над бутылками завихрился холодный дымок. Пиво было хорошее.

– Ну, старик, часа через два – два с половиной твоя благоверная и прибудет. Мы еще с тобой и бутылочку эту, – Тимирязьев потряс вином, – оприходуем.

Я с сомнением принялся за пиво. Ленька выглянул из-под зонтика и крикнул буфетчице:

– Девушка, в вашей тошниловке холодильник имеется?

– У нас даже микроволновка имеется! – кокетливо отозвалась длинноногая девица в шортах и переднике.

– Ого! – Тимирязьев восхищенно присвистнул. – Может, охладите для нас бутылочку?

Длинноногая с готовностью улыбнулась.

– А как насчет пляжа?

Она развела руками.

– Нет, мальчики, мне тут до десяти вечера пухнуть.

Через полчаса Тимирязьев извлек из холодильника бутылку вина. Буфетчица, покоренная моим другом, даже поставила перед нами миску со льдом.

– Жарковато становится, – вздохнул Тимирязьев и посмотрел на часы. – Мы, старик, еще на пляж успеем смотаться. Вино, песок, девки голые, – мечтательно протянул он. – А? Как ты? У тебя деньги есть? На тачку?

Я слегка разомлел. Действительно, а почему бы не смотаться на пляж? Искупнуться, выпить вина и домой.

– Есть, – ответил я и вспомнил: – Только мне в кулинарию…

– Не видал ты этих синих кур! Поехали! – сказал Ленька и взмахнул рукой.

«Ладно, – подумал я. – В конце концов, живем один раз, а у меня дома есть заначка. На нее и куплю этих самых синих кур».

Я бросил полиэтиленовый пакет в урну и – в майке и тапочках – залез в машину, где уже сидел мой неугомонный друг.

– Водный стадион! – прохрипел Тимирязьев.

И как я буду купаться в семейных трусах до колена? Слава богу, что, словно специально для этих случаев, кем-то придумано вино!