– Хоть твоим!

– Нет уж, спасибо! – взвизгнула она. – Я еще поживу на белом свете! Значит, ты утверждаешь, что нашу квартиру снимает бывшая Маргарет Тэтчер?! – взяла Мария еще на полтона выше и в который раз потрясла фотографией. – Мне Володька все объяснил, когда яему фотку этой квартирантки показала! Премьерша, говорит, это английская!

Вот поганец! Хулиган, двоечник! Откуда он о Тэтчер-то знает? Когда не надо…

Я снял пальто, непринужденно облокотился на черный мотоцикл и улыбнулся.

– Ах ты об этом? Так я просто подшутить над тобой хотел. Ты же своего летчика тоже за Володькиного папашу выдаешь. – Я сделал обиженное лицо. – А почему мне нельзя?

Мадам Еписеева на мгновенье задохнулась от негодования.

– Значит, ты хочешь сказать, что иностранка все-таки существует?

Надо бы предупредить Светку! На всякий случай! Нельзя так надолго выбиваться из курса семейных событий. Кто знает, не взбрело ли Марии в голову навестить свою подругу Ларису, а заодно и мою постоялицу? Я стал лихорадочно прокручивать возможные варианты ответа на следующий вопрос: «Кто тебе эта рыжая баба?» Надо что-то поабсурдней! Что там Катька советовала? Стоять на своем?

– Ну конечно, существует! – с готовностью подтвердил я. – Я вас как-нибудь познакомлю…

Для убедительности я принялся развязывать шнурки. Мадам Еписеева заглянула в мое опущенное лицо. Страшные слова все-таки прозвучали:

– А кто тогда эта рыжая баба? Что она делает в нашей, Сенечка, квартире?

Я поспешно прошел на кухню, уселся на табуретку и старательно выпучил глаза. Сделаем вид, что я не расслышал.

– Баба? Рыжая? Так вы познакомились? Надеюсь, ты с ней вежливо разговаривала?

Мария остановилась у плиты, ее рука нервно нащупывала что-нибудь из кухонной утвари. Потяжелее. Так ничего и не нащупав, жена застонала:

– А я-то, дура наивная, решила Ларису навестить. Раз уж он такой рыбак, думаю, что даже в выходные с женой посидеть не может, то и я поеду погощу.

По моей спине побежали мурашки.

– Вот это правильно, Машенька. Нельзя забывать подруг.

– Ты меня от темы-то не уводи, не уводи! – прикрикнула она.

– Ну как ты могла подумать?

Мария, чуть успокоившись, села напротив, а я приготовился слушать дальше.

– Хорошо же я погостила! Смотрю, а напротив, в окошке твоем, свет горит. Ну, думаю, вот и повод познакомиться с иностранкой. Попрощалась с Ларисой да и пошла себе… – Она подозрительно посмотрела на меня. – Звоню в дверь – открывает шалава рыжая, в бигудях…

Светка! Господи, ну почему в тот момент там не было ее директора?! Мне было бы гораздо легче! В смысле – врать.

– Да ты что! – удивленно воскликнул я и привстал с табуретки. – Я эту иностранку вообще-то плохо помню. Она мне сперва вообще старушкой показалась.

Мадам Еписеева одарила меня ироническим взглядом.

– Хороша старушка! Чуть не придушила меня, кобылища!

– Ну ты же без предупреждения, – попытался оправдать я Светкины действия. – Они, иностранцы, знаешь какие пугливые! У них ведь закон неприкосновенности жилища. Могла вообще пристрелить на месте мою бедную женушку…

Я попытался погладить Машу по руке, но она с силой хлопнула ладонью по столу.

– Так, значит, иностранка, говоришь?!

Я закивал.

– А что же она тогда таким отборным матом на меня, а?

– О! – со знанием дела протянул я. – Мат они все знают. Но – не более, не более…

– Молчал бы уж, врун несчастный, – чуть не расплакалась Мария. – Она мне еще кой-чего, кроме мата, сказала. Я спрашиваю, вы из-за границы, мол? А она: какая такая заграница? И хохочет, все про какие-то челюсти говорит!

Я чуть было не поправил: «Черусти!» – но зажал рот обеими руками.

Мария всхлипнула:

– Халат чуть не до пупка расстегнут!

Мне стало жалко мадам Еписееву, однако я продолжал стоять на своем и выдвинул другую версию:

– Слушай, Маш, ты только успокойся! Иностранка-то через неделю должна приехать. Она мне говорила, да я забыл. Так, может, это воровка? Ты квартиру-то осмотрела? Может, она украла что?

Мария подняла на меня заплаканные глаза, и я вдруг вспомнил ту девушку из школьного коридора, которая приглашала меня к себе на чашку чая. Но уже в следующую секунду беззащитная и робкая девушка превратилась в свирепую гарпию.

– Ага, у нас ведь Африка! – подтвердила она. – Воровки в апреле месяце в халатах по квартирам разгуливают!

Мадам Еписеева уперла локти в стол. Она явно ждала следующей версии. Что ж, пожалуйста, вот вам другая версия!

– Ну, даже не знаю. – Я почесал в голове и выпалил, словно меня только что осенило: – Точно! Ты вот все говорила, что иностранцы дураки, квартиры на день снимают, а платят за целый месяц! А никакие они не дураки! Вот, небось, и наша пересдала квартиру этой рыжей корове!

Прости меня, Света, но так уж получилось!

Маша тяжело встала и швырнула мне в лицо свой последний и главный козырь:

– Так вот, Сенечка! Эта корова сказала, что ты, мол, ее и поселил! – Мария изменилась в лице, губы ее задрожали. – Я, говорит, подруга его старинная, а ты – неизвестно что…

Невероятно, но они не узнали друг друга! И даже не вспомнили «Гавану»!

Мадам Еписеева с рыданиями попыталась выйти из кухни, но пошатнулась. Я обхватил ее вздрагивающие плечи и начал нашептывать в розовое ушко ласковые слова:

– Ну, Машунь! Ну не надо! Сама должна понимать… Ну как я тебе скажу… А ей позарез надо было… Она же платила исправно… Так что какая разница, что она не иностранка…

– Развратный ты тип! – вскрикнула Мария. – Ты ведь в эту квартиру и раньше баб водил! А теперь эту… поселил, чтобы, значит… Постоянно!!!

Я усадил обмякшую Марию на табурет, продолжая увещевать. Она постепенно успокоилась, но даже ее русый затылок дышал злобой и недоверием. Я поцеловал это теплое гнездышко и не встретил отпора.

В этот момент в кухню проник хулиган Еписеев. Проскользнув мимо меня, он остановился на безопасном расстоянии и ехидно проговорил:

– Что-то я в выходные стал просыпаться ни свет ни заря. Гляжу, а они с этой жирной, – он кивнул по направлению комнаты, где укрылась девушка Елена, – вместе куда-то уходят… В обнимочку. Да и рыбка эта, – Володя приподнял прозрачный серебристый пакет, – под Москвой не водится…

Ложь! Какая возмутительная ложь! Я специально спросил в «Океане»! Сказали, что рыба прямо из Пироговского водохранилища! Ах, как бы я хотел сейчас звездануть по этой наглой роже! Но нельзя, руки заняты Машиными плечами.

Мария насторожилась. Словно по заказу, по коридору прошлепали тяжелые шаги. К нашей горячей компании присоединилась уроженка Орехова-Зуева.

– Пора мне, Машенька, – пробасила она. – На поезд опаздываю. Ты б мужа-то отрядила мне в помощь. Одной не дотащить, – скромно добавила Елена. – Эвон мешков сколько…

Довольный Еписеев улизнул в свою комнату.

– Я ж тебя, змея, пригрела в своей квартире! – заголосила Мария. – А ты мужа от меня увести хочешь!

– Да только ж до вокзала, – удивилась Елена и по-коровьи захлопала ресницами.

Но Маша не успокаивалась:

– А и забирай! Увози в свою тьмутаракань! Сама взвоешь, как начнет он там по бабам ходить! – Она повернулась ко мне: – Что смотришь? Хватай мешки и проваливай!

– Машунь! – я воздел руки к потолку, но жена ухватилась за мясной топорик, который некстати валялся на столе.

– Проваливайте! Оба!

Девушка Елена боязливо попятилась, с трудом протиснувшись в дверной проем. Я последовал за ней. Сзади на меня напирала разгневанная Фемида. Правда, весов у нее не было, да и глаза она завязать забыла. Но зато меч имелся, да еще какой – топорик для отбивных. Елена распахнула дверь в комнату, украшенную черепом, и, оттолкнув хулигана Еписеева в дальний угол, ухватилась за баул.

– А ты что смотришь? – взвизгнула Маша. – Хватай!

Я послушно вцепился в какой-то ящик. Жизнь мне была еще дорога. Надо дать жене немного остыть! Провожу Елену – одной проблемой станет меньше. А там что-нибудь придумаю!