А в книге я прочел: «По репарации Советскому Союзу были переданы Италией печально известный трагической гибелью в 1955 году «Джулио Чезаре» (линкор «Новороссийск»), четыре подводные лодки и гордость итальянского военно-морско-го флота — учебное парусное судно из Ливорно «Христофор Колумб». На нём начинали морскую службу многие из тех «человекорыб», которые вошли в состав 10-й флотилии MAC, а также сам любимец Муссолини, подводный диверсант № 1 «Черный князь» Боргезе, скорее всего, приложивший руку к трагической гибели линкора «Новороссийск» на Севастопольском рейде. В 1949 году в итальянской печати появились сообщения о том, что итальянские корабли в порты Советского Союза не дойдут, а будут взорваны на переходе. Этого не случилось благодаря тому, что наши моряки, быстро освоив итальянскую технику, сами довели корабли до мест базирования, оставив по дороге итальянские экипажи. Судьба «Христофора Колумба» на Чёрном море было простой. Назвали «Дунаем». Числился учебным судном Черноморского флота, использовался для подготовки курсантов ВВМУЗов, часто обеспечивал проведение парусных соревнований. Николаевские яхтсмены старшего поколения до 60-х годов жили на нём во время парусных регат. Яхт-клубовский устный фольклор об итальянском прошлом и безвестной кончине учебного барка «Дунай» в Севастополе молчит. И только на старой фотографии одесского яхтсмена — фотографа А. Котляревского, которая сохранилась в яхтенном архиве М. Григорьева, увидел фото с характерным узнаваемым силуэтом. Дальнейшую судьбу «Дуная» можно предположить — в начале 60-х годов его, скорее всего, порезали на металлолом на Чёрной речке. В Одесском музее флота хранятся два его бронзовых кнехта. «Америго Веспуччи» до сих пор бороздит океаны.

После первого курса дизелисты «Голландии» должны были проходить корабельную практику на крейсере «Красный Крым», стоявшем у дебаркадера в Одессе. Из Севастополя в «город у Чёрного моря» нас доставил трёхмачтовый барк «Дунай». Помимо показательных парусных учений, нас учили устройству парусного корабля. Одуревших от изобилия корпусных и рангоутных терминов курсантов боцман «Дуная» выводил из состояния сонной неги флотскими анекдотами и былями. Вот один из анекдотов.

Екатерина II, знакомясь с вновь присоединёнными к Империи южными землями, была восхищена в Севастополе мощью молодого Черноморского флота. По окончании смотра на флагманском корабле был устроен приём. Нижних чинов убрали на нижние палубы, на шкафуте матросский хор, оркестр дудочников, танцы фрейлин двора и молодых флотских офицеров. В кают-компании накрыты столы.

В разгар веселья у одной из фрейлин возникла проблема из сферы «минус попить». Гальюн на парусных кораблях, как известно, располагался в носу под бушпритом, между риделями. Понимая, что в это время подзорные трубы всех кораблей эскадры направлены на флагмана, фрейлина не решилась озарить своим изящным задом севастопольский рейд, поэтому, обнаружив какой-то открытый люк, решила спуститься вниз. На её беду в этом небольшом помещении занимался шкиперскими работами молодой матросик, подкрашивая что-то. Заметив вверху трапа сверкающее великолепие, матросик задул светильник и притаился в полутьме. Фрейлина не решилась во тьме уходить от трапа далеко и, присев, тут же с упоением зажурчала. Матросик, увидев это флотское непотребство, макнул кисть в кандейку с краской и мазнул ей меж ног. С воплем фрейлина мигом оказалась на шкафуте пред ясны очи императрицы.

— Смотри, матушка, что охальник со мной сделал!

Выволокли матросика. Нужно наказывать, а за что? Петровским морским уставом предусмотрено многое, но этого случая нет. В главе шестая на десять, пункте 129, например, есть «Кто женский пол изнасильствует», где сказано: «Ежели кто женский пол изнасильствует и освидетельствуется, за то оной живота лишен да будет, или вечно на галеру послан будет, по силе дела»[6]. Но ведь не было столь насильственного действа. Наконец, в разделе «Чищенье и покраска кораблей» нашли зацепку: «Всяк матроз, нашедший на корабле щель и закрасивший оную предварительно не проконопатив, подлежит наказанию кошками у машты и лишению воскресной чарки сроком на один год»[7].

Матросика выдрали и лишили.

Апогей Карибского кризиса. Все многочисленные корабли и подводные лодки Северного флота рассредоточены в точки маневренного базирования по губам Мурманского побережья Баренцева моря.

Подводной лодке «С-363», ставшей позже уже на Балтике звездой радио, телевидения, газет и журналов, выпала точка в губе Ара Мотовского залива. Звездой она стала из-за халатности и просчётов штурмана, когда, плавая длительное время в густом тумане, лодка вылезла на камни прямо у входа в военно-морскую базу Швеции «Карлскруе». Через несколько лет шведы не смогли отказать себе в удовольствии выкупить «С-363» в качестве металлолома, а затем поставить её на пьедестал в той же базе, покрасив в красный цвет и назвав «Шведским комсомольцем».

Губа Ара в те времена была диким и безлюдным местом — отвесные скалы, долинки с карликовыми березками. Долинки по осени красны от морошки и шляпок полярных грибов — разновидности подосиновиков.

Стали на якорь в метрах 150-ти от берега. Ветра нет, течения в почти замкнутой акватории — тоже. Экипажу разрешена ловля рыбы. Организм подводников, задубевший от ржаных сухарей, сухой картошки и прочих сухих «деликатесов», требовал разнообразия и витаминов. «Мозговой центр» — мех и старпом, посовещавшись, обратились к командиру лодки капитану 2-го ранга Клюкову с предложением переправиться на берег и набрать грибов. Так как положенная по штату надувная спасательная лодка «ЛАС-3» давно утратила герметичность и была за ненадобностью брошена в береговую баталерку, решено было переправиться на берег на деревянной сходне, принайтованной но походному к верхней палубе кормовой надстройки.

Для обеспечения плавучести этого мореходного средства под сходню должны быть привязаны надутые резиновые тридцатилитровые мешки для дистиллата. Веслами служили доски из аварийно-спасательного имущества отсеков. Обратное возвращение обеспечивает сизальский трос от аварийной водолазной буй-вьюшки.

Под напором молодости, не достигший и сорока лет, но уже считавшийся «дедом» командир долго колебался. Хорошая морская практика его предупреждала, но всё же разрешил. Разве устоишь под прессингом шебутного меха — старшего инженер-лейтенанта В. Удовиченко, а гарантом выступает старпом JI. Лесков. План авантюры был расписан как госбюджет страны.

На палубе надстройки соорудили это «гидротехническое недоразумение», спустили на воду, привязав страховочный конец. «Аргонавты» — старпом и мех (как командир разрешил им обоим), одев гидрокостюмы ГК-2 от спасательного снаряжения ИДА-51, верхом оседлали ходовой мостик — то бишь сходню. Вода в конце осени, как и в любое другое время года на Севере, +4 «С. Погребли, ушли в отдельное плавание. Боцман в корме лодки потравливает конец и корректирует курс. Плот вытащили на береговую осушку и за березками, буквально рядом, стали «косить» чалыши — полярные подосиновики с ещё не раскрывшимися шляпками. Менее чем за час набили все наволочки, которые захватили. Оповестили лодку, что возвращаются. Боцман, решив обеспечить быстрый и надёжный отход, подтянул «Кон-Тики» к урезу воды, но просчитался — плот по инерции соскользнул в воду и закачался в метрах пятнадцати от берега. Увидев, что плот уходит, бригада добытчиков ринулась сквозь деревца к берегу, не глядя на то, что комбинезоны рвутся о ветки. Как Робинзон и Пятница, они застыли на берегу — до субмарины, как до Полярного.

Чтобы не усугублять ситуацию, старпом вынес вердикт: «Мех, ты моложе, ты и лезь в море. Только разденься догола». Приказ есть приказ. Мех, вспомнив молодую жену и папу с мамой под Кировоградом, вошёл в «купель». Он не понял — в холодную воду вошёл или в кипяток. Одно было ясно — он перестал ощущать часть своего мужского достоинства. Но плот прибуксировал. Растёрся на берегу, но это были зря потраченные усилия. Когда они погрузили наволочки и оседлали сходню, вода через полученные прорехи в гидрокостюмах заполнила их чуть выше «того самого». Повизгивая от «удовольствия», аргонавты пришвартовались к лодке. Здесь их ждало разочарование — первыми на борт подняли мешки с грибами, а соплавателей за шиворот с трудом поднимали по трое здоровяков. Ведь в костюмы влезло более ста литров воды.