Лилла снова обводит нас глазами и ухмыляется.

— Ну, обычно так бывает.

Я чувствую, что Анна внезапно напрягается. Нужно было держаться подальше от Лиллы. Мне хочется ее ударить. Почему бы хоть раз не побыть дружелюбной и искренней? Зачем вечно надо лезть на ссору?

Лилла окидывает взглядом бальную залу, с преувеличенным восторгом запрокидывая голову, как будто обозреть эту комнату не хватает глаз.

— Знаете, я даже не представляю, каково жить в таком доме вдвоем, — заявляет она. — Столько пустых комнат. Можно сказать, место пропадает даром. Когда Тим на работе, вы остаетесь одна в таком огромном здании. Наверное, ночью здесь особенно жутко. Вам не страшно?

— Нет, — Анна качает головой. — Нет, не страшно. Я привыкла. Ведь я всю жизнь здесь прожила.

— Как приятно родиться в такой роскоши.

— Да, наверное, — отвечает Анна.

— «Да, наверное», — повторяет Лилла, как будто пробуя слова на вкус. Словно Анна говорит на каком-то непонятном языке. Потом Лилла улыбается — холодной улыбкой, от которой ничуть не теплеют глаза — и, внезапно развернувшись, завязывает беседу с другим. Это очень грубо, и я готов силой развернуть ее обратно и заставить попрощаться с нами вежливо, как поступил бы родитель с невоспитанным ребенком. Но Анна прижимается ко мне и улыбается, глядя снизу вверх. Она дает понять, что все в порядке, поэтому я решаю на сей раз не обращать внимания.

Под взглядом Лиллы Анне кажется, что ее одновременно оценивают, вызывают на поединок и презрительно отталкивают. Она понимает, что Лилла скорее всего будет уважать противницу только в том случае, если та перестанет вести себя как серая мышка и выкажет немного смелости. Достаточно вспыхнуть лишь раз — проявить гнев или презрение, огрызнуться, сказать Лилле дерзость, и она отвяжется. Может быть, они даже подружатся. Но смелости Анне не хватает. Она не в состоянии подобрать подходящие слова и вызвать у себя гнев даже ради самозащиты.

Впрочем, враждебность Лиллы не особенно раздражает девушку. Анна наслаждается жизнью, вместо того чтобы прятаться в комнате и плакать, и это вселяет в нее чувство глубокого удовлетворения. Она знакомится с новыми людьми, здоровается, смотрит им в лицо и самым естественным образом улыбается. Тим обнимает ее за талию, и она не шарахается и не падает в слезах на пол. Анна, несомненно, развлекается и от удивления и радостной атмосферы в бальной зале набирается уверенности, чувствуя себя почти неуязвимой даже для насмешек Лиллы. С какой стати беспокоиться о том, что подумает о ней какая-то незнакомка? Ведь сейчас, впервые за долгое время, Анна вновь стала нормальной двадцатилетней девушкой.

Девушкой, которая умеет смеяться и веселиться. Девушкой, у которой есть будущее.

Мы с Анной расходимся, когда компания школьных друзей втягивает меня в спор о том, где на северных пляжах лучшие места для серфинга. В обычное время я нашел бы эту тему крайне увлекательной, но сейчас то и дело ищу глазами Анну и гадаю, чем она занята, с кем разговаривает. Я убеждаю себя, что всего лишь проверяю, хорошо ли ей так же, как и мне, но когда я замечаю, как к Анне подходит какой-то нетрезвый тип — на вид незнакомый, возможно, его привел кто-то из моих друзей — и становится слишком близко, почти навалившись на нее, я ощущаю странное раздражение.

Прежде чем я успеваю решить, не пойти ли на выручку, в дверь звонят. Анна первой отходит от пьянчужки и шагает по коридору. Оказывается, привезли еду. Я предлагаю помощь, но Анна утверждает, что ничего не нужно, и исчезает на кухне. Вскоре оттуда начинают, поднос за подносом, выносить изысканные яства — суши, клецки, потрясающие сандвичи. Потрясает как качество, так и количество еды. Наверняка Анна потратила огромную сумму. Потрясенные друзья толкают меня под бока; несомненно, они ожидали максимум хот-доги и пирожки.

Когда я направляюсь к Анне с благодарностью, на моем пути возникает Лилла.

— Еда просто супер, — говорит она. Официант во фраке предлагает нам поднос с клецками, мы берем по штуке и немедленно съедаем.

— Как вкусно, — произносит Лилла.

— Да.

— И шампанское отличное. — Она поднимает бокал. — Совсем не похоже на твои обычные вечеринки с пивом и чипсами, Тим.

— О да.

Я внезапно смущаюсь, хотя никакого повода нет. Лилла внимательно наблюдает за мной, и я вдруг ощущаю досаду.

— Нашел себе состоятельную девочку, да? — Она ухмыляется.

— Отвали, — говорю я и хочу отойти, но она властно удерживает меня за плечо.

— Не злись, я просто дразнюсь. Хотя, признаю, мне очень любопытно. Совсем недавно ты сказал, что Анна какая-то странная, наговорил всякой жути, а сегодня вы стоите в обнимочку и, кажется, радуетесь жизни. Мы ведь с тобой друзья, правда? А друзья не должны секретничать.

Друзья. Снова это слово. Мое раздражение только возрастает.

— На самом деле не я, а ты сказала, что она странная. Я только сказал, что у нее есть некоторые проблемы.

— Да-а, но ты же видел, как она за тобой наблюдала! А разгром на кухне? Ничего странного, хочешь сказать? А по-моему, так просто жуть.

— Не исключаю, что мне померещилось, и никто за мной не наблюдал. Неудивительно. Было поздно, и я устал на работе и вдобавок хватил пару бутылок пива. А что касается кухни… да, это странно. Даже жутко. Как угодно. Но все-таки давай проявим сочувствие. Анну вполне можно понять. Учитывая обстоятельства.

— Какие?

Я жму плечами.

— Жизнь. Иногда она сводит с ума. И вообще не груби. Этот дурацкий разговор про деньги был вообще ни к месту.

— Ну извини. — Лилла усмехается и, видимо, ничуть не сожалеет. — Я не утерпела и слегка копнула. Господи, Тим, только представь, каково владеть таким домом в двадцать лет. Он, наверное, стоит миллионы…

Она недоговаривает, потому что появляется Патрик и хозяйским жестом обнимает ее.

— А, Патрик, — широко улыбаясь, говорю я. — Тебе весело?

— Просто супер, — отвечает он с такой же неискренней улыбкой.

Когда подносы пустеют, мы включаем музыку. Лилла, разумеется, одной из первых выходит на середину и начинает танцевать. Она хватает того, кто стоит ближе, и принимается прыгать. Лилла танцует так же энергично, как делает все остальное, и старается занять максимум места.

Анна улыбается мне, стоя у противоположной стены. Я залпом допиваю пиво, беру другую бутылку и шагаю к ней.

— По-моему, вечеринку можно официально объявить успешной, — говорю я.

Мы стоим рядом, в уютном молчании, и смотрим на танцующих. Я очень доволен и слегка навеселе от спиртного и от общей атмосферы веселья, но тут Патрик прокладывает себе дорогу на середину залы. Он стремится к Лилле, как умирающий с голоду — к еде. Притянув Лиллу к себе и прижимаясь пахом, Патрик уродливо подражает «Грязным танцам» и одновременно ищет глазами меня. Когда мы встречаемся взглядами, он самодовольно скалится. Вот идиот. Он даже не понимает, как глупо выглядит. Будь Лилла со мной, я бы на него даже не поглядел. Будь Лилла со мной, плевал бы я на Патрика.

Я хватаю Анну за руку и втягиваю в горячую тесноту зала. Ни о чем не спрашиваю, ни о чем не думаю. Я хочу что-то доказать — Лилле, Патрику или самому себе, Бог весть. Наверное, нечестно использовать Анну для столь сомнительной цели, но она не сопротивляется и не жалуется. В любом случае, танцуя с Анной, чья рука покорно лежит в моей, я забываю про Лиллу и Патрика, не прикладывая к тому никаких усилий.

Анна танцует, закрыв глаза и слабо улыбаясь. Она, в отличие от Лиллы, не дерзка и не хвастлива, занимает минимум места и не требует общего внимания, зато двигается очень ритмично. Как будто тревога, которая обычно окружает Анну темным облаком, вдруг рассеялась под действием музыки и танца, и она превратилась в лучезарного, солнечного человека. Дерганая и неуклюжая девушка, к которой я привык, исчезла без следа. Анна полностью изменилась и вдобавок стала красивой.