Хотя я просто пытаюсь помочь и избавить девушку от лишних хлопот, она кажется расстроенной.

— Но если ты сама хочешь… — я указываю на список. — Если ты правда хочешь все это, тогда никаких проблем, я не возражаю. Я подумал — зачем взваливать на тебя ненужную работу?..

— А что? — Анна искоса смотрит на меня. — Разве я так уж занята?

Она забирает блокнот и откашливается.

— Можно я кое о чем попрошу, Тим? Об одной услуге.

— Конечно.

— Разреши мне самой организовать вечеринку.

— Ну, если ты так хочешь…

— И за мой счет.

— Ни за что.

— Почему?

Я качаю головой.

— Нет-нет. Я…

— Перестань, — перебивает Анна, и я вновь замечаю проблеск внутреннего огня, который обычно таится в глубине. — Все нормально. Я так хочу. Я не маленький ребенок, и у меня много денег. Гораздо больше, чем я могу потратить. Куда их девать, если я безвылазно сижу в четырех стенах?

— Но ведь так будет не всегда, — возражаю я. — Ты поправишься. И тогда деньги тебе понадобятся.

— И все-таки я гораздо богаче, чем нужно для одного человека. Маленькая вечеринка не нанесет никакого ущерба моим финансам. Пожалуйста, Тим. — Девушка взволнованно качает головой. — Пожалуйста, не пытайся меня оберегать, читать мораль и так далее. И не смущайся. Я и сама хочу устроить праздник. Будет весело. Веселее, чем когда-либо за все это время. Да, я сказала, что ты ничем не можешь мне помочь… но, кажется, я ошиблась. Если ты сейчас разрешишь…

Она запыхалась, щеки разрумянились.

Что тут скажешь? Я не горю желанием устраивать большую вечеринку. На мой взгляд, довольно и дружеского барбекю, которое ничуть не хуже дорогих деликатесов. Но разве я могу отказать? Анна очень решительно, даже отчаянно настроена.

— Ну ладно, — отвечаю я. — Согласен.

— Договорились. Спасибо. Будет очень весело.

Хотя Анна и твердит про веселье, вид у нее беспокойный. Она хмурится и держится напряженно. Лицо у девушки встревоженное и мрачное, словно она организует похороны, а не праздник.

Она просит Тима составить список гостей. Надо сделать нечто вроде электронной открытки и разослать приглашения друзьям.

Он долго-долго сидит, просматривая телефонную книгу в мобильнике, размышляет, грызет ручку, выписывает адреса. Качает головой и вычеркивает несколько имен, что-то бормоча в знак объяснения, прежде чем протянуть ей листок.

— Больше пятидесяти человек, — говорит Анна, посчитав гостей.

— А ты? — спрашивает он. — Кого ты сама хочешь пригласить?

— О, это же твой праздник, а не мой.

— И что? Какая разница? Пригласи и своих друзей. — Тим обводит жестом дом. — Вряд ли здесь будет слишком тесно.

Так легко солгать, привести множество убедительных доводов, забраковать идею на корню, но Анна чувствует, что щеки вспыхивают румянцем, прежде чем она успевает что-нибудь придумать или собраться с духом.

— Я не… — она осекается. — Я приглашу Маркуса и Фиону.

— И все? Только двоих? — негромко уточняет Тим, и Анна понимает, что он жалеет ее, пытается понять, отчего она такая несчастная и одинокая.

Первая паническая атака случилась спустя неделю после смерти Бенджамена. Маркус и Фиона были на работе, Анна сидела дома одна. Она одевалась и раздумывала, чем заняться. Она так скучала по Бенджамену, что ежеминутно боролась со слезами, и вдруг девушку охватило незнакомое ощущение — что-то сжало грудь, подступил невероятный ужас.

Сначала Анна не поняла, что случилось, почему вдруг она остро ощутила биение собственного сердца, почему перехватило горло, почему в легкие как будто влили цементный раствор. Ей показалось, что она умирает от сердечного приступа.

Она написала Маркусу, прося помощи.

Приехала Фиона, причем раньше, чем Анна рассчитывала, и та чуть не заплакала от радости, увидев подругу. Именно Фиона разговаривала с врачами, когда привезла Анну в больницу. Она объяснила, что случилось, изложила порядок событий. Анна молча слушала, пока Фиона рассказывала про смерть родителей, про Бенджамена.

Приступ паники, заключил врач. Психическое, а не физическое состояние. Он сказал Анне, что это нормальная, почти ожидаемая реакция организма на то, что с ней произошло. От тоски с людьми случаются странные вещи. Она вполне здорова. Проблема в голове.

К сожалению, Анна не успокоилась, узнав про «всего лишь панику». Приступы продолжались регулярно, застигая девушку в самых неожиданных и невероятных местах — когда она ходила за покупками или искала нужные книги в библиотеке. Ее окутывала удушающая пелена страха, заставляя бегом бежать в туалет. Когда удушье проходило, Анна ловила такси и сворачивалась клубочком на заднем сиденье, как больная. Добравшись до дома, она немедленно ложилась в постель, пряталась под одеялом и плакала, пока не засыпала.

Панике сопутствовал стыд. Кем нужно быть, чтобы бояться супермаркета? Кем нужно быть, чтобы избегать разговоров с людьми, избегать даже взглядов из опасения, что окружающие узнают правду? Кем нужно быть, чтобы мчаться домой и прятаться под одеялом, чтобы перевести дух?

Паника и стыд усугубляли друг друга и переплетались. Наконец дошло до того, что Анна спряталась в четырех стенах, совершенно отстранившись от мира.

С тех пор как умерли родители, она под разными предлогами избегала встреч с друзьями, предпочитая проводить время с Маркусом и Фионой. Паника лишь ухудшила положение. Анна так часто лгала, придумывала столько отговорок и отказывалась от стольких приглашений, что друзья даже перестали звонить. Воздерживаться от общения оказалось на удивление легко. Многие для виду пытались не терять связи, но, несомненно, обрадовались тому, что их оттолкнули. Они были просто счастливы, освободившись от обременительной необходимости дружить с Анной — теперь, когда она так изменилась.

До полудня мы сидим и строим планы касательно вечеринки. Нам легко друг с другом; не считая неловкого момента, когда я спросил, кого она хочет пригласить, мы проводим время самым приятным образом.

Я приношу на кухню лэптоп, и, пока я доедаю завтрак, Анна рассылает приглашения. Закончив, она ищет в Интернете фирмы, занимающиеся поставкой еды, спиртного и прочего, что нужно для вечеринки.

— Какого цвета шарики?

Я жму плечами и улыбаюсь.

— Серебристые, — решает Анна. — Серебристый цвет будет отлично смотреться на фоне белого потолка. — Что предпочитаешь пить? Какое твое любимое пиво?

— Мне все равно, Анна. Честное слово. Какое угодно.

— Надо заказать получше. Немецкое какое-нибудь. Если не ошибаюсь, немцы варят отличное пиво. А еще будет французское шампанское. И хорошая еда.

Несмотря на первоначальные сомнения, меня увлекает идея затейливой, хорошо организованной вечеринки. Дорогое пиво, вкусная еда. И пусть обо всем позаботится кто-нибудь другой. Почему бы и нет? Идет время, раз за разом звонит мобильник — друзья отвечают на приглашения. Большинство соглашаются, двое-трое извиняются и говорят, что не смогут прийти. Получив очередное сообщение, Анна записывает на листочке цифру: 23, 24, 25… 47, 48, 49.

Дойдя до пятидесяти, она улыбается.

— А ты популярен. Почти все твои друзья приняли приглашение. Ага, — добавляет она, получив письмо от Маркуса. — Мои тоже придут.

Анна смеется. Я с удивлением наблюдаю за ней, но ее смех так заразителен, что вскоре хохочем мы оба. Смеемся долго, пока на глазах не выступают слезы. Мы сгибаемся, хватаясь за животы, пытаемся остановиться, перевести дух и успокоиться, но каждый раз, глядя друг на друга, начинаем сначала.

— Хватит, — наконец говорит Анна, все еще подхихикивая. — У меня голова разболелась.

— У меня тоже, — говорю я, делая глубокий вдох. — Хватит. Дыши ровней.

— Вот именно. Что толку? — отвечает Анна, с шутливой серьезностью качая головой. — Зачем радоваться? Ну-ка быстро, давай опять грустить.