Господство во власти аппаратно-партийной номенклатуры, ненадолго прерванное избирательной стихией улицы (в 1989–1993 “с улицы” во власть случайно зашло немало приличных людей, коих пришлось выбивать оттуда при помощи ОМОНа и танков), сменилось новой олигархической номенклатурой. Москва в этом отношении показывала остальной России дурной пример для подражания.

* * *

Нельзя не поражаться наивности, доверчивости, нелюбопытству, с какими жители России относятся к тому, что происходит в нашем Отечестве.

Значительным примером предельного равнодушия соотечественников к судьбе страны явились как раз прошедшие 14 декабря 1997 года выборы в представительные органы власти федерального города Москва. С одной стороны, внешние результаты голосований, принесшие безоговорочную победу “партии столичной власти”, возглавляемой мэром города. С другой — неотразимые примеры невозможности таких результатов.

И то же? Ничего. Ни строгого анализа, ни скандальных разоблачений, ни бесстрастной правды с той или иной стороны. Тишь и гладь.

Победители не демонстрировали грандиозности своих достижений и ничтожности противников, тщетно пытавшихся противопоставить себя всемогущему хозяйственнику и блистательным демократическим реформам столичного разлива. Ни одного протестующего слова, всхлипа или хрипа от поверженных партий. Они скромно демонстрировали неизбежность и неотвратимость результатов, согласно которым их ничтожность оказывалась настолько грандиозной, что под этими Гималаями их дальнейшие надежды должны быть погребены навсегда. Помалкивали и социологи, владеющие знанием тонкостей избирательных технологий. Вместо профессионального исследования они ограничивались ворожбой, откровенным зубоскальством, отделывались шутками, наводили тень на плетень. Словом, множество явных примеров прямых нарушений и — будто все сговорились набрать в рот воды. Заговор молчания, да и только.

Или дело в другом? Столичных публицистов мог лишить дееспособности мелкий страх. Нельзя, впрочем, исключить, что их оптом и в розницу скупил большой денежный мешок, заинтересованный в том, что произошло. И они на всякий случай затаились в своих информационных норах, выжидая, кому придется первому нарушить негласное табу. И “пострадать за обчество”… Вероятнее же, что было и то, и другое, а еще — сложившаяся уже стойкая привычка жить “применительно к подлости”.

Нет никакого сомнения в том, что выборы 1997 и их официальные результаты заслуживают хотя бы поверхностного исследования — вопреки заговору молчания.

Итак, городская избирательная комиссия сообщила: выборы состоялись. На участки для голосования явилось 2,11 млн. избирателей из 6,83, проживающих в Москве. Власти пытались убедить всех в том, что чуть ли не 31 % избирателей реализовали свое “активное право”, чтобы образовать региональную и местную представительную власть. Власть, о существовании которой еще несколько недель назад даже не подозревали, вдруг взяли, да и благословили — пусть и третью всех голосов.

Спрашивается, где доказательства, что нас не мистифицируют? Их нет. Есть как раз совершенно иные доказательства.

Известно, что на большинстве участков к 18 часам появилось не более 6-10 % избирателей, а к 10 вечера их, якобы, оказалось даже больше 31 %. Невозможно представить, чтобы в вечернее время, когда на улицах города никого не было, толпы страждущих неведомо каким образом оказались на избирательных участках.

Утром и в течение всего дня избирательные комиссии изнывали от безлюдья — за час приходили единицы. Оказалось, что счетных фантастов подвела погода. Никто не предполагал, что в день голосования резко понизится температура воздуха. И это спутало все карты. Вопреки логике улицы были как никогда безлюдны, а результаты голосования как никогда оптимистичны. При ином климате это разительное расхождение еще можно было бы скрыть, а вот студеною московской зимой — никак!

Согласно последней переписи, состоявшейся в 1989 году, в Москве проживало 9 млн. чел., в том числе 7 млн. избирателей. После этого страна распалась, значительное число жителей столицы, относящиеся к народам, отделившимся от России, должны были превратиться в иностранных граждан, о чём они мечтали, чего вожделели. Не все из них предпочли остаться избирателями в стране, которая уже не признавалась ими своим Отечеством. Одновременно с внедрением нового экономического механизма началось стремительное вымирание старших возрастов и сокращение прироста населения. Оба эти фактора должны были существенно уменьшить избирательный корпус. Но он в Москве вопреки статистической логике вовсе не сократился.

Если на 12 декабря 1993 года числилось 6987,5 тыс. избирателей, то на 14 декабря 1997–6826,2 тыс. Официально число имеющих право голоса в столице уменьшилось всего-навсего на 161,3 тыс. чел. или на 2,3 %. Цифра явно несуразная.

Здесь уместно повторить незабвенную фразу из “письма ученому соседу”: “Этого не может быть, потому что не может быть никогда”. Чудес не бывает. Следовательно, имеет место фальсификация, оформление мертвых душ. Чеховский “сосед” изобличает гоголевского авантюриста без нашей помощи.

Сколько приписано голосов — вопрос, на который можно ответить лишь приблизительно. Выборочная проверка ряда избирательных участков дала примерно 50-100 приписок. Если принять во внимание, что всего в Москве было создано 3139 избирательных участков, то “ревизская сказка” о численности электората могла вырасти на весьма приличную величину — от 157 до 314 тыс.

Есть ли смысл этим заниматься? А как же! Несуществующие избиратели при крайне малой численности голосов, необходимых для победы ставленников номенклатуры, позволяют манипулировать конечными результатами при оформлении окружных протоколов. Если бы явка избирателей была достаточно высокой, этот метод был бы невозможен. Но отмеченная тенденция прогрессирует. Разочаровавшись в избирательной демократии, народ перестал участвовать в публичной политике.

Расчет дает по 9 тыс. лишних, так сказать, резервных голосов на каждый из 35 избирательных округов. Располагая ими, можно идти на какие угодно всеобщие “демократические” выборы. Победа обеспечена на “все сто”. И даже больше.

Федеральный закон установил, что избирательные списки готовит глава местной администрации. Но в Москве единственным главой местной администрации считается городской мэр. На 9 миллионов жителей — один уполномоченный населением чиновник. Все остальные городские чиновники — его назначенцы, его доверенные лица, имущественное, должностное, гражданское состояние которых зависит от того, насколько они будут лояльны, аккуратны, мэропослушны.

Вероятно, предусматривая монополию главного муниципального чиновника в этой чисто технической сфере, законодатели имели в виду, что любой глава местного самоуправления избирается населением каждого околотка, посада или слободы? Но в Москве всё иначе, всё не так, как предписано. С 1991 года местное самоуправление ликвидировано и на его месте образованы совсем не конституционные и откровенно незаконные структуры — префектуры и супрефектуры, возглавляемые префектами и супрефектами, назначить или уволить которых столичный мэр может единоличными распоряжениями.

Наделяя местного самоуправленца правом вести избирательные списки, закон оговорил, что местное самоуправление не входит в систему органов государственной власти, автономно и им не подчиняется. Оборотная сторона данного положения заключена в том, что государственная власть не вправе вмешиваться в процесс составления избирательных списков, этот вопрос находится вне сферы ее компетенции. В Москве это конституционное положение проигнорировано. Значит, списки составляются ненадлежащими должностными лицами и им грош цена.

Можно ли полагаться на достоверность списков, если их составляет чиновник, находящийся в услужении вышестоящего всевластного чиновника, в пользу которого он не может не действовать? На вопрос “сколько будет дважды два”, ответ такого чиновника всегда последует один и тот же — “сколько прикажете”.