Все потемнело, а когда темнота рассеялась, я увидела свое тело, лежащее у озера Грез. Надо мной склонялся Такер, тряс за плечи.

— Вернись, Бет. Пора идти.

Я рывком вошла в тело. Тепло Байрон-стрит сменилось холодной сыростью канала.

— Зачем ты это сделал? — громко возмутилась я. — Мне не хватило времени.

— Нас слишком долго не было. Опасно. Ты не волнуйся, магия останется с тобой.

— То есть я смогу переноситься когда захочу?

— Угу, — гордо кивнул Так. — Если кто попил из озера Грез, оно остается внутри. Ты теперь разделяешь его силу. Избавиться от нее можно, только попив из Леты.

— Она и вправду существует? — заинтересовалась я.

— Конечно, — сказал Такер. — Буквально означает «река Забвения». Она заставляет забыть, кто ты есть.

— Ужасно! Это проклятие?

— Когда как. У некоторых в жизни бывало такое, о чем помнить не хочется. Попьешь из Леты, и дурные воспоминания уходят на дно.

Я прищурилась на него:

— Ты так уверенно говоришь… Знаешь кого-нибудь, кто это делал?

— Да. — Такер уставился на свои ботинки. — Я.

— От чего ты хотел сбежать? — не подумав, спросила я, и Такер рассмеялся.

— Теперь уже какой смысл спрашивать?

— Верно, — признала я, взяв его за руку. — Я рада, что река дала тебе покой.

Такер пожал мне руку, но на лице его было сомнение.

В отель мы вернулись с удвоенной поспешностью — боялись разоблачения. Мои мысли были заняты воспоминанием о руках Ксавье — не таких напряженных, какими я видела их недавно, а прежних, когда он гладил меня по лицу, доказывая нам обоим, что весь мрак мира не затмит нашего счастья. Как же мы были тогда наивны! Теперь-то я знала, как смертоносен бывает мрак. Для сражения с ним понадобится вся наша отвага до последней капли. И даже тогда шансов маловато.

После первой попытки «переноса», как называл его Такер, я ни о чем другом не могла и думать. Теперь, вспомнив вкус дома, я особенно остро ощущала пустоту отеля «Амброзия». Весь день я терпеливо совершала привычные движения, дожидаясь случая вернуться в Венус-Коув, узнать, что там происходит. И пока Ганна причесывала меня или уговаривала поесть, я мысленно стремилась к единственной цели: снова увидеть Ксавье. Такер был начеку, а я отсчитывала минуты: когда же он наконец уляжется и даст мне свободу вернуться на свое место, хотя бы и невидимо.

Такер понимал меня лучше, чем я думала.

— Словно наркотик, верно? — заметил он. — Поначалу все мало.

Спорить не приходилось. Побывка на Байрон-стрит воодушевила меня как ничто другое.

— Я была совсем рядом, даже запахи чувствовала.

Такер пристально осмотрел меня.

— Видела бы ты свое лицо. Оно светится, стоит тебе заговорить о них.

— Потому что для меня они — всё!

— Понимаю, но имей в виду: между твоими возвращениями жизнь у них продолжается. Со временем ты станешь всего лишь теплым воспоминанием. И в конце концов почувствуешь себя призраком среди незнакомцев.

— Со мной такого никогда не будет, — рассердилась я. Мысль, что Ксавье привыкнет жить без меня, была невыносима, я и думать об этом не хотела. — Кроме того, ты кое-что забыл. Я — не призрак. Я, как ни странно, жива. Смотри! — Я основательно ущипнула его за руку, и на его бледной коже расплылось красное пятно.

Такер слабо улыбнулся.

— Хочешь повторить прямо сейчас, да?

— Конечно. А ты бы не хотел?

— Ты всегда такая нетерпеливая?

— Нет, — резко ответила я, — только в человеческом облике.

Такер насупился. Как видно, сомневался, сумею ли я ответственно распорядиться новым даром. Я решила его успокоить:

— Еще раз спасибо, что научил меня, Так. Мне тяжело здесь, а от возможности повидать своих стало много легче.

Непривычный к похвалам Такер смутился и принялся ковырять ковер пяткой.

— Да пожалуйста, — промямлил он и тут же помрачнел. — Прошу тебя, будь осторожна. Понятия не имею, что сделает Джейк, если узнает.

— Буду осторожна, — согласилась я, — но обязательно найду способ вытащить нас отсюда.

— Нас?

— Конечно. Мы теперь одна команда.

Такер все правильно сообразил. Я хотела вернуться домой в эту же ночь. Первая попытка только раззадорила мой аппетит. Я не лгала, обещая, что постараюсь нас вытащить, но пока для меня это было не главное. Ради собственного спокойствия мне прежде всего хотелось снова повидать Ксавье, как будто ничего не случилось. Чем бы он ни занимался, я хотела быть рядом, хотела впитать его присутствие сколько сумею и унести с собой. Оно станет моим талисманом на предстоящие бесконечно долгие дни и ночи.

Поэтому, когда в дверях появилась Ганна с ужином, я едва не отослала ее прочь — торопилась залезть в свою слишком просторную постель, чтобы перенестись оттуда домой. Ганна взглянула на меня, как смотрела всегда, жалея, что не в силах помочь. Она, хоть и была моложе, относилась ко мне по-матерински, как к птенцу, которого надо выкармливать и нянчить. Только ради нее я наспех проглотила приготовленный ею ужин — хрустящий хлебец, какое-то жаркое и пирожок с фруктовой начинкой.

Ганна не ушла сразу, очевидно, было у нее что-то на уме.

— Мисс, — заговорила она наконец, — как вы жили, пока не попали сюда?

— Училась в старшем классе школы, в маленьком городке, где все между собой знакомы.

— Но вы ведь не оттуда?

Я удивилась, что Ганна заговорила о моем прежнем доме. Привыкла на земле хранить тайну и все время забывала, что здесь всем известно, кто я такая.

— Я не из Венус-Коув, — признала я, — но он стал моим домом. Я ходила в школу «Брюс Гамильтон», а мою лучшую подругу звали Молли.

— Мои родители работали на фабрике, — выпалили вдруг Ганна. — Они были слишком бедны, чтобы посылать меня в школу.

— У тебя дома были книжки?

— Я не умею читать.

— Еще не поздно, — заверила я. — Хочешь, научу?

Мое утешение оказало на Ганну обратное действие: она опустила глаза, улыбка пропала.

— Какой теперь смысл, мисс.

— Ганна, — начала я, осторожно подбирая слова, — можно тебя спросить?

Она кинула на меня боязливый взгляд, но все же кивнула.

— Ты здесь давно?

— Больше семидесяти лет, — сдержанно ответила девушка.

— Как же вышло, что ты, такая добрая и ласковая, попала сюда?

— Это долгая история.

— Я хочу послушать.

Ганна пожала плечами.

— Что там рассказывать? Я была молода. Спасти одного человека хотела больше, чем спасти душу. Заключила договор, продалась сюда, а когда осознала ошибку, было поздно.

— Сейчас ты бы сделала другой выбор?

— Думаю, я бы попыталась добиться того же другим способом. — Взгляд Ганны затуманился, она с тоской уставилась перед собой, затерялась в воспоминаниях.

— Значит, ты сожалеешь. Ты была слишком молода, чтобы отдавать себе отчет в своих поступках. Когда за мной придут родные, я тебя здесь не брошу.

— Не тратьте время, мисс. Я сама сделала выбор, а такой договор не отменишь.

— Ну не знаю, — легко ответила я. — Всякий договор можно пересмотреть.

Ганна улыбнулась, на миг забыв о вечной настороженности.

— Я бы хотела прощения, — сказала она, — но здесь некому его дать.

— Может, тебе станет легче, если расскажешь мне?

Как я ни спешила к Ксавье, крик о помощи невозможно было не услышать. Ганна заботилась обо мне, нянчилась со мной в самые темные часы. Я была пред ней в долгу. Она носила свой груз десятилетиями. Если возможно, я постараюсь хотя бы облегчить ей ношу.

Подвинувшись, я похлопала по простыне. Для постороннего мы, наверно, выглядели двумя подружками-школьницами, шепчущимися о детских секретах.

Ганна, нерешительно покосившись на дверь, подсела ко мне. Я видела, что ей неловко: глаза в пол, красные от мытья и стирки пальцы нервно перебирают пуговицы униформы. Она прикидывала, можно ли мне доверять. Не удивительно. Она одинока в мире Джейка, ей не к кому обратиться за добрым словом или советом. Она научилась быть благодарной за кусок пищи, за каждую ночь, которую провела, никем не обиженная. Мне казалось, любую боль Ганна принимает как мученица, в уверенности, что другого и не заслуживает.