– Вау, – оценила Грегорио, потом добавила, спохватившись: – Пардон.

Я на нее и не взглянула. Я видела только Риса.

– Не уходи.

У меня за спиной открылась дверь, и я едва успела повернуться и заметить выскальзывающего из машины Дойла.

– Если я твоя королева, – прошептала я, – то мой приказ: останься здесь.

Дойл наклонился к дверце:

– Я поклялся никогда больше не слышать криков людей, умирающих за меня, Мередит.

– Дойл, прошу...

– Теперь и всегда ты будешь моей Мерри.

И с этим он ушел.

У меня вырвался возглас – полувсхлип, полустон – не знаю, как определить, но слышать его от себя я никогда бы не хотела.

Открылась дверь с противоположной стороны, и я повернулась к уходящему Рису.

– Рис, нет!

Он мне улыбнулся.

– Я бы остался, поверь. Но отпустить его одного я не могу. Он мой капитан – больше тысячи лет. И прав он. Я тоже поклялся, что больше никогда люди за меня умирать не будут. Неправильно это. Что в те древние времена, что сейчас.

Он протянул руку, тронул мое лицо. Я удержала его руку на своей щеке.

– Не уходи.

– Я люблю тебя больше чести, но Дойл не был бы Дойлом, думай он так же, как я.

Он отвел руку, и первая слеза обожгла мне лицо. Я схватилась за его руку обеими своими.

– Рис, Рис, ради любви Богини, не уходи!

– Я люблю тебя, Мерри. Люблю с твоих шестнадцати лет.

Я думала, что задохнусь и не скажу этих слов, но я их сказала:

– Я тоже тебя люблю. Не умирай, ради меня.

Он улыбнулся; улыбка почти дошла до глаз.

– Постараюсь.

И он тоже ушел в ночь, на звуки битвы.

Грегорио повернулась на сиденье и схватила меня за руку. Крепко. Она думала, что знает, что у меня на уме, но она ошибалась. Я смертная, и хорошо это помню. Но кровь людей и брауни дает мне возможность творить магию даже внутри машины. Я могла применить любую свою магию, оставаясь под защитой. Выходить из машины я не собиралась, мне надо было Кела сюда заманить.

Если подманить его достаточно близко, я смогу его убить – но его магия из-за близости железа будет бессильна. Его ловушку можно обратить против него самого. Только бы придумать, как его подманить. Если бы я до этого додумалась раньше, чем ушли Дойл и Рис, они бы вывели его на меня, но я слишком поддалась эмоциям. О Богиня, помоги мне придумать хоть что-нибудь!

– Грегорио, – сказала я. – Мне надо подманить принца сюда, к машине.

– С ума сошли? Он даже не подходил к нашим, а у них раны открылись!

– Мы оба обладаем рукой крови. Семейная черта. Но меня внутри броневика его магия не достанет. Зато моя подействует и отсюда.

– А почему ваша магия внутри машины действует, а его – нет?

– Я потомок людей. Я могу творить магию здесь, как и вы, как Доусон.

Она посмотрела на водителя. Та в ответ – на нее. Обе молчали долго.

– Если ее убьют, нас ждет отставка с позором, это самый минимум, – сказала капрал Лэнс. – Повезет, если под трибунал не угодим.

Грегорио повернулась ко мне.

– Лэнс права.

– Крики слышите? Это умирают ваши мужчины. И мои под угрозой. А мы можем это прекратить, потому что стоит нам убить принца – и его сторонники растворятся в ночи. Нет смысла продолжать бой, если не будет претендента на трон. Им нужно убить меня и освободить трон для их избранника. Уберем избранника – уберем повод для сражения.

Две женщины снова обменялись взглядами. В стрельбе наступила пауза, и в этой паузе разнесся особенно жалобный крик. Предсмертный крик. Крик обрываемой человеческой жизни.

– Если я соглашусь, то как мы его заманим? – спросила Грегорио.

И мне стало ясно, что она уже согласилась, надо только придумать, как привести Кела сюда.

Я принялась думать вслух, потому что плана у меня еще не было.

– Он хочет меня найти. Он уже знает, что стражей со мной в машине нет. На его месте я уже стала бы себя искать.

На другой стороне дороги, у края леса, сгустился туман. Дорога была совсем неширокая, и не успела я даже крикнуть в предупреждение, как из тумана выступили тени, которых там не было секунду назад, которых там быть не могло. Надо было помнить, что я все еще в волшебной стране, где желания становятся явью. Я хотела, чтобы Кел меня нашел. Но не вся его армия. В желаниях надо быть поосторожней, и формулировать очень точно.

Из тумана вышла Сиобхан в развевающемся ореоле длинных белых волос, подобных подхваченной ветром паутине. Она была так близко, что я видела руны, врезанные в ее белый доспех. Казалось, что он вырезан из древней кости, но мне случалось ее видеть на песке дуэльной арены, и я знала, что эта «кость» не уступит в прочности любому металлу. Меч в ее руке тоже был белый. Его клинок убивал даже бессмертных существ, а для меня и половины его мощи не требовалось. Сиобхан подняла лезвие под луч луны. На костяном клинке блестела кровь: возможно, кровь людей-солдат, но возможно, и нет.

Она хотела убедить меня, что это кровь моих стражей, моих любовников, отцов моих детей. Она думала, что вид крови станет для меня ударом, и я размякну и буду легкой добычей. Но я бы знала, будь на клинке кровь Дойла. Знала бы, если б она поразила Риса. А гибель Шолто и Мистраля, как бы я их ни ценила, мое сердце перенесет.

– Блин, – повторила Грегорио.

Я ощутила покалывающее возрастание силы – она начала плести заклинание. Слабое, но вполне настоящее.

– Не надо, – сказала я. – Я знаю что делать.

– Вы в своем уме? – крикнула водитель. – Гляньте на них!

Я посмотрела на спутников Сиобхан. По цвету доспехов они походили скорее на Благих сидхе. Большей частью серебряные и золотые, но были там и доспехи, словно сделанные из молодых листьев, из коры, из меха, а еще из материалов, для которых у смертных нет названия. Неблагие сохранили близость к истокам, не променяли наши ценности на драгоценные металлы и камни. Нескольких воинов я узнала, но других никогда не видела в полном воинском облачении. Впрочем, все они стояли позади Сиобхан, а не перед ней. Убить ее, и они останутся без лидера – змея без головы.

– С детства ими налюбовалась, – сказала я.

Я сосредоточилась на Сиобхан, правой руке Кела с незапамятных времен. Ее боялся Дойл, а Мрак не боится почти ничего. Но есть чары, которым дела нет до силы и власти; они убивают короля так же просто, как нищего.

Я опустила окно. Она крикнула мне:

– Мой меч омылся кровью твоего Мрака!

Я расстегнула ремень безопасности и встала на колени, одновременно вытаскивая из ножен Абендул. Его странной формы рукоять с вырезанным кошмаром легла мне в руку так удобно, словно целую вечность ждала прикосновения моих пальцев. Меч вышел гладко, как скользит по коже шелк. Я наставила острие на Сиобхан.

Она засмеялась.

– Ты сумела меня удивить, когда поразила рукой плоти Розенвин и Паско, но теперь я помню, что к тебе не стоит подходить близко, моя принцесса. А мне и не надо приближаться так, чтобы ты дотянулась до меня своими маленькими ручками. Я убью тебя издалека и освобожу страну от смертной грязи. Нынешней ночью мы посадим на трон истинного принца, а твоя дерзость будет забыта.

Розенвин и Паско были близнецы: возможно, именно поэтому рука плоти соединила их в один ком. Страшнее я мало что видела. Это было настолько страшно, что Сиобхан сложила оружие и сдалась мне и моим стражам.

– Она блефует, – сказала я моим спутницам. – Чтобы ее магия подействовала, ей придется вытащить меня из машины, а прикасаться ко мне она не посмеет.

– Почему? – спросила Грегорио.

– Боится руки плоти.

– А что это?

Объяснять я не стала – незачем. Сами увидят.

Сиобхан решилась сократить дистанцию – пошла ко мне. Значит, то, что она намеревается сделать, требует большей близости ко мне, чем сейчас. Прочие сидхе шли за ней следом, мерцая многоцветьем доспехов и удивляя разнообразием их формы – этакая зловещая радуга, комбинация ярчайшего сна и страшнейшего кошмара. Таковы мы, Неблагие – жуткие и чудесные.