Танские новеллисты вписали много ярких страниц в сокровищницу литературы своего великого народа.

О. ФИШМАН

Ученый муж по имени Хоу из Фэньиня, живший при династии Суй, был человек необыкновенный. Я, Ван Ду, считаю его своим учителем. Перед кончиной он подарил мне древнее зеркало и сказал:

— Храни его, и тебя минуют все наваждения.

Я принял подарок и очень дорожил им. Зеркало имело восемь цуней[1] в поперечнике; на обратной его стороне было рельефное изображение лежащего единорога, а вокруг него на равном расстоянии друг от друга — черепаха, дракон, феникс и тигр. Ближе к краю следовали восемь триграмм и двенадцать созвездий[2], а по самому краю были начертаны двадцать четыре иероглифа, отчетливо видные и написанные как бы в стиле «ли»[3], но таких знаков не найдешь ни в одной книге.

Учитель говорил:

— Эти двадцать четыре знака соответствуют двадцати четырем сезонам года[4].

Когда на зеркало падали лучи солнца, то все изображения и знаки его обратной стороны отчетливо выступали на тени, отбрасываемой зеркалом. При легком ударе зеркало издавало чистый звон, который не затихал в течение целого дня. Конечно, это было необыкновенное зеркало! Не удивительно, что учитель дорожил им и считал зеркало чудодейственным. Однажды он сказал мне:

— Давным-давно я слышал, что император Хуан-ди[5] отлил пятнадцать зеркал. Первое имело в поперечнике пятнадцать цуней, что соответствует пятнадцати дням — сроку, в течение которого луна из узкого серпа превращается в диск. Каждое следующее зеркало было в поперечнике меньше предыдущего на один цунь, следовательно это зеркало восьмое по счету.

Хотя времена Хуан-ди — седая старина и письменных свидетельств о них не сохранилось, тем не менее в словах такого достойного мужа, каким был учитель Хоу, сомневаться невозможно. В далекую старину Ян добился благополучия, приобретя нефритовый перстень, а Чжан Гун погиб, потеряв свой меч. Ныне наступили тревожные времена, и я с глубокой печалью взираю на события; вся страна словно охвачена огнем, — где найдется место для спокойного житья! И вдобавок ко всем бедам — вот несчастье! — я лишился драгоценного зеркала! Поэтому я хочу рассказать о всех чудесах, связанных с ним, чтобы те, кто станет его обладателем в грядущих поколениях, знали бы о его происхождении.

Это зеркало досталось мне в пятом месяце седьмого года правления «Дае»[6] от учителя Хоу, кончина которого совпала с моим приездом в Хэдун по окончании срока моего цензорства. Возвращаясь в шестом месяце того же года в Чанъань, я попал в Чанлэпо и остановился в гостинице, которую держал некий Чэн Сюн. У хозяина появилась новая служанка, очень красивая девушка по имени Ин-у, что значит Попугай. Я достал свое зеркало, чтобы поглядеть на себя и привести в порядок одежду, как вдруг служанка повалилась на пол и стала биться головой о доски.

— Пощадите меня! — кричала она, обливаясь кровью. Я позвал хозяина и спросил, что это значит.

— Два месяца назад ее привел один проезжий, — отвечал Чэн Сюн, — девушка была очень больна, и человек этот оставил ее, сказав, что заедет за ней на обратном пути. С тех пор он не появлялся, а девушка стала служить у меня. Больше я ничего о ней не знаю.

Подозревая, что это оборотень, я приблизился к девушке с зеркалом в руках.

— Пощадите меня, и я приму свой первоначальный вид, — взмолилась она.

— Сначала расскажи о себе, потом примешь свой прежний вид, — сказал я, пряча зеркало, — и я тебя пощажу.

Девушка поклонилась и стала рассказывать:

— Я — тысячелетняя лисица и жила под старой сосной, растущей перед храмом на горе Хуашань. За мои превращения небо покарало меня смертью. Меня схватил было владыка горы Хуашань, но я ускользнула и бежала в края между реками Хэ и Вэй. Там Чэнь Сы-гун из Сягуя удочерил меня и относился ко мне с добротой. Позднее меня взял в жены человек из тех же мест по имени Чай Хуа, но жизнь с мужем не наладилась, и я убежала на восток. В Ханьчэне мною завладел Ли У-ао, человек жестокий и беспощадный. Несколько лет он силой заставлял меня кочевать вместе с ним, привез меня сюда и здесь покинул. К несчастью, я натолкнулась на это волшебное зеркало и не могу больше скрывать свое подлинное обличье.

— Ты — лисица и, вероятно, приняла человеческий облик для того, чтобы делать зло людям? — спросил я.

— Наоборот, чтобы служить им, — отвечала девушка. — Но зверь, принимая облик человека, оскорбляет богов, и я готова принять смерть.

— Я хотел бы пощадить тебя, если это возможно, — сказал я.

— Благодарю вас за вашу доброту, но, оказавшись однажды под лучом этого зеркала, я уже не могу сохранять чужой облик. И хотя я в течение долгого времени была человеком, мне придется принять свое настоящее обличье. Об одном только прошу — уберите зеркало в ящичек, чтобы я могла выпить вина перед смертью.

— А ты не убежишь, если я спрячу зеркало? — спросил я.

Смеясь, она отвечала:

— Разве я могу быть такой неблагодарной? Ведь вы, ваша милость, хотели пощадить меня. Но от волшебного зеркала я уже не могу уйти. Лишь одного хочу — чуточку веселья перед своей гибелью.

Я убрал зеркало в ящик, угостил девушку вином и позвал соседей присоединиться к пиру. Девушка быстро захмелела и, поправив одежду, начала танцевать и петь:

Закончив песнь, девушка снова поклонилась, превратилась в лисицу и умерла к удивлению всех присутствующих.

В первый день четвертого месяца в восьмой год правления «Дае» случилось солнечное затмение. Я отдыхал в одной из комнат цензората, когда заметил, что стало темнеть. Вскоре пришел служитель и сказал, что затмение еще только начинается. Я поднялся, достал зеркало, чтобы привести себя в порядок, и тут вдруг заметил, что оно потускнело и не отражает свет. Я догадался, что зеркало имеет связь с тайной мрака и света, иначе почему вместе с затмением солнца оно утратило свой блеск? Не успел я прийти в себя от изумления, как зеркало снова заблестело — солнце тоже начало постепенно открываться. Когда оно засияло, зеркало обрело свой обычный блеск. С этих пор я стал замечать, что во время затмения солнца или луны зеркало также становилось тусклым.