Уже собираясь уходить, она наконец-то заметила то, что искала: небольшую коробочку с недавно доставленным лекарством. На стенке коробочки была надпись «Пенициллин». Чудодейственное средство Грейс.

Схватив еще несколько каких-то склянок, но не представляя, понадобятся ли они ей, Роуз завернула все в льняное полотенце и быстро покинула лазарет.

Вернувшись в рощу, она увидела, что в беседке ее уже дожидается Нджери. При ней было ведро воды, бутылка средства для мытья полов, одно полотенце и никаких одеял.

— Мыло для рук, Нджери! — сказала Роуз. — Чтобы руки мыть. И одеяло, и подушку. Быстро! И ни с кем не разговаривай.

Роуз распахнула дверь теплицы и заглянула внутрь. Незнакомец даже не пошевелился. Он все так же лежал в рассеянном солнечном свете, и его измученное тело казалось инородным объектом в этом маленьком царстве распускающихся цветов и растущих в горшках плодовых деревьев.

У нее вдруг возникло сильное чувство, ранее знакомое, но ныне забытое. В прошлом подобные порывы возникали у Роуз довольно часто: ей хотелось спасать раненых или осиротевших животных, выхаживать их, заботиться. Но по отношению к человеку она такого еще не испытывала. И это ее удивляло. Ведь этот мужчина был врагом; а ее муж на Севере сражался с итальянцами. Однако в этом несчастном, исстрадавшемся человеке, лежащем среди цветов, Роуз, как ни хотела, не могла увидеть врага, потому что смотрела на него не глазами, а сердцем, ее сердце говорило, что перед нею живое существо, которому нужно помочь.

Она опустилась на колени возле него. Он еще был жив, но Роуз опасалась, что это ненадолго.

— Вы меня слышите? — спросила она. — Я попробую вам помочь. Я принесла лекарства.

Он лежал на боку и ничего не отвечал.

Роуз на мгновение замешкалась, но потом протянула руку и коснулась его лба. Он был горячим.

Окинув взглядом теплицу, она приметила рабочую скамейку, достаточно широкую, чтобы на ней поместился мужчина. Отложив в сторону сверток похищенных из лазарета предметов, Роуз обошла лежащее тело и подсунула руки ему под мышки. Но сдвинуть его с места у нее не получилось.

— Пожалуйста, — сказала она. — Помогите мне подвинуть вас.

Он застонал.

Ее охватила паника. Он лежал прямо напротив открытой двери. Вряд ли кто-нибудь зайдет в эвкалиптовую рощу, но если это все же случится, незнакомца сразу заметят.

И Роуз поняла, что его нужно спрятать. По-другому нельзя. Сейчас к необходимости заботиться о раненом добавилось желание защитить его от тех, кто на него охотился.

Она в очередной раз огляделась. Возле ближайшей стены выстроились нежащиеся розовые кусты, готовые для пересадки. Роуз спешно один за другим переставила тяжелые горшки и остановилась только тогда, когда убедилась, что ее подопечному хватит места. Потом она вернулась к нему и все же кое-как оттащила раненого от двери.

Предварительно постелив полотенце, взятое из лазарета, она уложила незнакомца среди роз.

На свете не было того, чего бы Нджери не сделала ради своей госпожи. Несмотря на то, что это госпожа Грейс приняла ее в этот мир из чрева Гачику двадцать пять лет назад и что именно госпожа Грейс старалась уберечь ее от страшной церемонии ируа семь лет назад, сестра Дэвида Матенге была искренне предана госпоже Роуз.

Нджери уже не помнила то время, когда она не мечтала жить в большом каменном доме и быть рядом с красивой женщиной, похожей на обретший человеческие черты солнечный зайчик. С ранних лет, когда Нджери в очередной раз убегала из хижины матери, чтобы поглядеть на женщину в роще, она чувствовала особую магию своей госпожи. Приятная грусть наполняла жизнь хозяйки, она шла по жизни источая какую-то едва уловимую меланхолию. Остальные этого, казалось, не замечали, но Нджери, натура чувственная и восприимчивая, ощущала ее всеми фибрами своей души.

Они всегда были вместе — Нджери и леди Роуз. В детстве Нджери убегала от матери, чтобы посидеть с женщиной из рощи. Роуз никогда не спрашивала, почему чернокожая девочка приходила к ней, но с улыбкой принимала ее и кормила из неизменной плетеной корзины. В то время госпожа Мона, дочка женщины, ровесница Нджери, тоже ходила с ними в беседку и занималась с гувернанткой. Но потом Мона уехала в школу, в Найроби, и госпожа осталась в полном распоряжении Нджери. Госпожа Роза взяла Нджери в дом, назначив личной служанкой и выплачивая ей три шиллинга в месяц, которые Нджери отдавала матери. Тогда девушка зажила великолепной жизнью: носила старые платья госпожи, спала рядом с ее спальней в большом каменном доме, приносила ей по утрам чай, а потом целый час расчесывала ее роскошные волосы.

Нджери не понимала, как ее брату Дэвиду или девушке Ваньиру могли не нравиться вацунгу. Нджери была просто очарована их светлой кожей и необычным образом жизни, ей казалось, что до их прихода земля кикую была вовсе не такой замечательной.

Она семенила по дорожке, нагруженная одеялом, подушкой и набором специально заказанного госпожой лавандового мыла, и не спрашивала, зачем это потребовалось. Нджери никогда не сомневалась в приказаниях госпожи и исполняла их неукоснительно.

Но, войдя в теплицу, Нджери вскрикнула и уронила свою ношу на пол.

— Тихо! — шикнула на нее Роуз. — Иди сюда и помоги мне.

Нджери не могла пошевелиться. Древние табу кикую пригвоздили ее к каменному полу.

— Нджери!

Девушка во все глаза смотрела на лежавшего на полотенце лицом вниз мужчину. Рубашка, которая некогда прикрывала обнаженную спину, сейчас валялась в стороне. Госпожа обмывала его все еще кровоточащие раны.

Роуз вскочила на ноги, подхватила с пола мыло и взяла Нджери за руку.

— Хватит глазеть, лучше помоги мне. Этот мужчина ранен.

На деревянных ногах Нджери приблизилась к нему, но заставить себя коснуться его тела она не могла. Только смотрела, как Роуз обрабатывает еще не зажившие красные полосы на его спине, видела, как изящные белые руки, которые никогда не касались ничего грязного или некрасивого, смывают засохшую кровь и следы земли, бережно подсушивают раны, а затем наносят заживляющую мазь.

Наконец Роуз отстранилась от него и сказала:

— Это должно помочь. Не знаю, что еще можно сделать. Мне кажется, у него очень высокая температура. Он может от нее умереть. В некоторые раны попала грязь, началось заражение.

Взгляд Нджери невольно опустился на спину незнакомца. Она видела то же, что и ее хозяйка: помимо свежих шрамов там были и старые.

— Его наказывали много раз, госпожа.

Роуз изучала бутылочку с пенициллином. Она не имела никакого представления, сколько лекарства вводить больному. Слишком мало — это все равно что не колоть. А вдруг слишком большая доза погубит его? Да и что вообще такое — этот пенициллин?

Дрожащими руками она набрала жидкость в шприц, вспоминая, как это делала Грейс, поместив два пальца в металлические кольца и выдвигая большим пальцем поршень. Это производило довольно пугающее впечатление, а иголка казалась просто огромной.

Набрав препарат в шприц, Роуз посмотрела вниз и неуверенно пробормотала:

— И куда колоть?

Подумав, что вакцины обычно колют в руку, она промыла небольшой участок кожи на тугих мускулах на плече и вонзила иглу.

С его стороны никакой реакции не последовало.

— Боже мой, — молила небеса Роуз, надавливая на поршень. — Главное, чтобы я не ошиблась.

Покончив с инъекциями, Роуз подалась назад и стала наблюдать за незнакомцем. Он крепко спал, как ей казалось, слишком крепко. Она отметила, что у него благородный профиль.

Когда она нащупала у него на шее пульс, ритм ей не понравился. Его сердце работало словно из последних сил, с каждым толчком разгоняя не кровь, а отчаянные мольбы о помощи.

Потянувшись вперед, Роуз убрала с его лба влажные от пота темные волосы.

— Бедняга, — произнесла она сочувственно. — Что же ты натворил, чтобы заслужить такое обращение?

А потом она замолчала, глядя на его черные волосы. Время как будто остановилось; воздух стал влажным, в нем перемешались душистые ароматы цветов и запах земли. В небе промелькнула какая-то быстрая птица. Солнце клонилось к закату, прячась за высокий эвкалипт и заставляя причудливые тени выползти из своих дневных убежищ и заполнить оранжерею. Две женщины, белая и африканка, сидели по обе стороны от спящего раненого.