— Не все можно диагностировать с помощью современной медицины, Грейс. Видишь ли, есть еще такая вещь, как односторонность восприятия.

— Ты бы не стал так говорить, если бы видел сегодня эту бедную девочку.

Неожиданно из-за угла дома, где располагалась классная комната, выбежала толпа мальчишек, которые смеялись и оглядывались назад через плечо. Когда они заметили, что на веранде сидит Грейс, они сейчас же изобразили серьезность на своих лицах и напустили на себя безразличный вид.

— Джамбо, мемсааб доктори! — проговорили они и зашагали прочь, как маленькие черные солдатики.

— Господи Боже, — пробормотала она, поднимаясь из кресла, — что еще они устроили?

За длинным зданием, в котором располагалась школа, она разглядела фигурку маленькой девочки, лежащей на земле и покрытой грязью.

— Ваньиру! — окликнула Грейс, приближаясь к ней.

Она помогла девятилетней девочке подняться на ноги, стряхнуть грязь с ее платья и спросила:

— Ваньиру, ты не ударилась?

Девочка, едва сдерживая слезы, покачала головой.

— Хочешь пойти домой?

Та замотала головой еще сильнее.

— Ну вот и хорошо. Пойди разыщи мемсааб Памми и скажи ей, что я велела дать тебе конфету.

Девочка смущенно пробормотала «Асанте сана», потом развернулась и побежала ко входу в здание школы, где мисс Памела пила чай в перерыве между уроками.

— Это одна из твоих учениц? — спросил Джеймс, когда они вновь пошли к «Дому певчих птиц». — Я и не знал, что у вас есть и девочки-ученицы.

— Она первая девочка в моей школе, и боюсь, что ей приходится переживать ужасный период в своей жизни. Ты знаешь, какую борьбу мне пришлось выдержать, чтобы попытаться привлечь девочек в школу. Три месяца назад женщина из деревни привела свою дочь в школу, и мы приняли ее.

— Это требует большой смелости.

— Разумеется! Эта женщина — вдова с девятью детьми. У нее очень тяжелая жизнь, и она рассказала мне, что хочет, чтобы ее Ваньиру досталась лучшая доля. Она первая африканская женщина, от которой я услышала хоть какое-то выражение собственных чувств. Конечно, я просто дрожала от восторга, что у меня будет учиться девочка, но мальчики жестоко издеваются над ней. Они насмехаются над ней, говорят, что она никогда не выйдет замуж, что она будет таху, потому что занимается мужским делом. И все же она приходит изо дня в день, еще более решительно настроенная, чем раньше. К тому же она очень прилежная ученица, что среди мальчиков встречается не так часто.

Когда они подошли к веранде, Грейс сказала:

— Надо что-то с этим делать, Джеймс. Ты знаешь, у нас было нападение саранчи два месяца назад, и мужчины обвинили в этом женщин. Они говорили, что это произошло потому, что женщины стали надевать короткие юбки, и Бог наслал саранчу в качестве наказания. — Она обернулась к нему: — Джеймс, я как-то раз взвесила груз, который переносят эти женщины. Одна из них несла больше ста восьмидесяти фунтов! И при этом у них высокая рождаемость. Ты видел, что у многих женщин по восемь-десять детей, они трудятся на своих фермах в одиночку, потому что их мужчины ушли работать на белого человека. А теперь, когда молодые африканцы получают образование, они больше не хотят оставаться в деревнях, а желают работать в городах. Они приезжают домой только в гости, делают своих женщин беременными и снова исчезают. И они очень сильно настроены против того, чтобы их жены и дочери получили образование.

Джеймс взглянул на ее лицо, смуглое от загара, на морщинки вокруг глаз и упрямый подбородок, подчеркивавший, что она стала еще более решительной, чем раньше. Это было лицо, которое он часто представлял себе, которое являлось ему во сне.

— Мы можем прогуляться, Грейс?

Африканцы, работавшие в миссии Грейс, больше не носили шкуры овец и шука, они надевали одежду европейского покроя, больше не брили головы, а носили очень короткие стрижки, оставлявшие кудрявые завитки волос на голове. В ушах у многих все еще были вставлены деревянные цилиндры, на руках и ногах звенели браслеты из бусин, но у большинства единственным украшением был небольшой крестик на цепочке.

Грейс остановилась у деревянного навеса, чтобы проверить ряды горшков для фильтрации воды, которые были подготовлены для раздачи крестьянам. Каждый фильтр состоял из двух круглых глиняных горшков, меньший горшок располагался в отверстии верхнего горшка. Она продемонстрировала Джеймсу, как работает эта конструкция.

— В верхнем горшочке лежит слой чистого песка, слой чистого гравия и, наконец, слой мелких осколков кирпича. Воду наливают сверху, и, когда она проходит через все эти слои в нижний горшок, она очищается от примесей, в первую очередь от червей — ришт. Я пытаюсь снабдить этим каждую хижину в деревнях и стараюсь объяснить, насколько жизненно важно очищать воду.

— Это будет ценным вкладом в твою книгу, — сказал Джеймс.

Грейс засмеялась. Джеймс постоянно оказывал на нее давление, чтобы она написала руководство по здоровому образу жизни для сельских рабочих, не имеющих медицинского образования.

— Да где же мне найти время писать книгу?

Они прошли мимо ряда развешанных на веревках для проветривания матрасов, набитых высушенными очистками от кукурузы на американский манер, которые служили своего рода фильтром, а это было уже изобретением самой Грейс.

Они взобрались по тропинке вверх в гору, и перед ними открылся вид, достойный быть запечатленным на картине: ряды зеленых кофейных кустов, отягощенные зрелыми ягодами, занимающие пять тысяч акров земли. Местность здесь была не равнинной, а поднималась и равномерно опускалась волнами, как будто это было застывшее спокойное море, яркая зелень перемежалась с полосками красной земли и длинными высокими палисандровыми деревьями, на которых распускались пурпурные цветы. Теперь был май, и сезон долгих дождей закончился, женщины и дети двигались вдоль рядов, собирая кофейные плоды и наполняя мешки. Тележки ждали их в конце каждого ряда у кромки поля, мужчины переправляли плоды к сушилкам и барабанам, которые находились внизу у реки. Гора Кения охраняла дальнюю границу этого прекрасного вида, она была острой и темной на фоне чистого неба, ее заснеженные вершины сверкали под солнцем. Прямо напротив горы через долину расположилось поместье Белладу, устремленное вверх посреди идеальных зеленых лужаек и террасных садов.

Несколько блестящих автомобилей были припаркованы на подъезде к дому. Грейс узнала одну из них, принадлежащую бригадиру Норих-Гастингсу. Другие, за исключением двух олдсмобилей Валентина, являлись имуществом постоянных гостей дома ее брата.

Белладу никогда не было тихим местом. Теперь, когда машины стали обычной вещью для Кении, а дорога, хотя все еще грязная и непроезжая во время дождя, доходила до самого поместья, да и поезда теперь добирались до городка Найэри, это место было всего в одном дне пути от Найроби. Дом Валентина стал центром светской жизни Кении; здесь постоянно устраивались приемы, охота на лис, матчи по поло, на которые сюда выбирались самые богатые люди Восточной Африки и быстро оседали здесь на кофейных плантациях. Вокруг Белладу ходило множество легенд. Для тех, кто когда-либо удостаивался чести хотя бы издалека взглянуть на этот великолепный дом, он казался местом, в котором люди всегда оставались молодыми и прекрасными, занимались изысканным времяпрепровождением, пили шампанское, и среди гостей были только богатые люди и аристократы. Двадцатые годы были временем расцвета для джентльменов, поселившихся в Кении. Кофе Тривертона корабли развозили по всему миру, и на него был огромный спрос. Брат Грейс правил, как король, и никогда не оставался один.

Грейс пристально посмотрела на дом, слушая, как шумит ветер, раздаются музыка и смех.

Она была возмущена тем, как Валентин обращается с Артуром, стараясь запугать его, чтобы тот поскорее превратился в мужчину. Мальчик подвергался жестокой порке больше, чем кто бы то ни было, если его заставали за игрой в куклы сестры. А его неуклюжесть и постоянные травмы были вовсе не следствием его невнимания, как считал Валентин, а возможно, проявлениями скрытого нервного заболевания. Грейс умоляла своего брата отправить Артура к специалистам для осмотра, но Валентин велел ей не вмешиваться в его дела и заниматься своими. У него не могло быть слабого или больного сына, и любое проявление слабости или изнеженности он выбивал из него.