— Да. До меня дошли слухи, что какие-то парни воруют скот из карантинной зоны и водят его этим путем. Если их не поймать, они распространят чуму со скоростью ветра. Может погибнуть все мое стадо! В общем, было решено снарядить патруль. Надеюсь, их скоро поймают. Да, пока не забыл. — Он протянул ей кожаную седельную сумку. — Это тебе от жены командующего округом. Как она сказала, в знак благодарности за прекрасно удаленный зуб.

Грейс с энтузиазмом и радостью ребенка, получившего подарок на Рождество, открыла сумку и заглянула внутрь.

— Дай бог ей здоровья! — воскликнула она, достав оттуда жестяную коробку с печеньем, сливовый пудинг и баночки с консервированным имбирем, джемом и медом.

Положив гостинцы на стол, Грейс протянула сумку Джеймсу. Она заметила на его лице тревожное выражение.

— Джеймс, что-то случилось?

Он перевел взгляд на холодный, темный камин и задумался на секунду.

— Несколько моих работников слегли с дизентерией, а у меня закончился рыбий жир. Я подумал… — выдавил он из себя.

Она встала и подошла к шкафу с медицинскими препаратами. Достала оттуда бутылку и поставила ее на столик между их креслами.

— Для тебя все что угодно, Джеймс.

— Спасибо, — поблагодарил он и снова замолчал.

Несколько минут они сидели молча, слушая ночь. Грейс гадала об истинной причине его визита. Наконец Джеймс произнес:

— Как дела в клинике?

— Справляемся. Вот только с преподаванием у нас беда. Я столько писем написала, прося, чтобы нам прислали медсестер и учителей. Но вместо этого прибудет инспекционная комиссия. Знаешь, Джеймс, — сказала она, наклонившись к нему, — я придумала план. Может быть, Люсиль согласится мне помочь, пока здесь будет комиссия. Приедет, проведет несколько занятий. Расскажет библейские истории. Это должно помочь, я думаю. Что скажешь, если я попрошу ее?

Он посмотрел ей прямо в глаза, и Грейс поняла, каким будет его ответ, еще до того, как он произнес:

— Люсиль не поможет тебе, Грейс.

— Почему?

— Потому что это она написала на тебя жалобу в миссионерское общество.

Грейс уставилась на него во все глаза.

Джеймс отвел взгляд.

— Я узнал об этом сегодня утром. Она сама мне сказала.

Ночь подступала к коттеджу все ближе, казалось, она хотела просочиться через щели окон и дверей. Олеандровые кусты, растущие вокруг веранды, зашелестели; затем послышалось возбужденное урчание гиен, кружащих возле падали. В довершение всего засвистел чайник. Грейс встала и направилась к нему. Она вылила половину содержимого чайника в фарфоровый заварник, затем поставила чайник на стол и вернулась в гостиную.

— Но почему, Джеймс? — прошептала она. — Почему она это сделала?

— Боюсь, я не знаю ответа. Я был так же шокирован, как и ты. Я не могу объяснить, что происходит с Люсиль. — Он с несчастным видом посмотрел на Грейс. — Когда мы только приехали в Восточную Африку десять лет назад, после того как поженились, она, казалось, пришла в восторг от того, что будет здесь жить. Отец Люсиль умер, когда она была еще маленькой девочкой, ни сестер, ни братьев у нее не было. Когда я с ней познакомился, она жила вместе с матерью над магазинчиком, они души друг в друге не чаяли. Мы уезжали из Англии с плохим чувством. Люсиль рассталась с матерью не очень хорошо: миссис Роджерс не хотела, чтобы ее дочь становилась женой поселенца. — Джеймс достал из кармана рубашки трубку. Он наполнил ее табаком, раскурил и продолжил свой рассказ: — Мы решили, что лучшим вариантом для всех нас будет привезти мать Люсиль в протекторат, после того как устроимся сами. Восточная Африка — прекрасное место, чтобы провести там старость, при условии, конечно, что у тебя есть хороший дом и комфортные условия проживания. Мы начали копить деньги и планировать. Миссис Роджерс должна была жить вместе с нами на Килима Симба. Я думаю, что справиться с тем шоком, который испытала Люсиль при первом знакомстве с жизнью поселенцев, помогла ей ее мечта. А шок действительно был. Когда она увидела ранчо, то проплакала несколько дней. Но потом начала переписываться со своей матерью, посылать ей брошюры про протекторат, и матери идея с переездом понравилась. В этом году она должна была переехать к нам.

— А почему не переехала?

— Она умерла, неожиданно и скоропостижно. Ей было только пятьдесят лет. Люсиль чуть с ума не сошла от горя. Это случилось два года тому назад; шла война, и Люсиль не смогла поехать в Англию на похороны. Мне кажется, именно тогда она и начала меняться.

— Меняться? Как?

— Незаметно, настолько незаметно, что я только сейчас, оглядываясь назад, понимаю это. Она привезла из дома их старую семейную Библию и начала читать ее по вечерам. Затем стала наведываться в методистскую миссию в Каратине. Когда она услышала, что сестра Валентина едет в Африку с целью открыть там миссию, она прямо возликовала.

— Понятно, — отозвалась Грейс, затем встала и пошла на кухню. Налив в чашку чай и подав ее Джеймсу, она тихо спросила: — Она не сказала тебе, что именно написала в своей жалобе?

— Нет. — Джеймс в задумчивости мешал чай, наблюдая за круговыми движениями ложки. — Теперь мне кажется, что я совершил большую ошибку, привезя Люсиль в Восточную Африку. Ей было всего девятнадцать, мне двадцать два. Она была полна романтических надежд. Когда мы наконец приехали на Килима Симба, она даже онемела от разочарования.

— Многие жены, да и мужья тоже испытывают чувство шока, когда в первый раз видят свое новое место жительства.

— Я должен был предвидеть это. Я родился и вырос здесь. Я обязан был понять, как отличается эта жизнь от той, к которой она привыкла. — Джеймс поставил чашку и подошел к камину. Его привычную спокойную манеру держаться нарушали резкие движения и едва сдерживаемое волнение. — Грейс, если бы ты только знала, как ужасно я себя чувствую из-за всего этого.

— Я думала, что нравлюсь Люсиль, — тихо произнесла она.

— Ты очень нравишься ей, — выпалил он и более тихим голосом добавил: — Нам обоим нравишься.

Грейс не могла заставить себя посмотреть на него, позволить себе поддаться его тону, его мужественной внешности. Она была ужасно зла и в то же время удручена и обижена предательством подруги.

— Что же я буду делать, когда приедет комиссия?

— Я с радостью помогу тебе.

Она покачала головой.

— Боюсь, ты ничем не сможешь мне помочь. Я ошибалась, думая, что обманом решу свою проблему. Люди Суффолка считают, что делают пожертвования в христианскую миссию. Они имеют право знать, на что идут их деньги. — Она встала и расправила плечи. — Мне просто нужно найти способ, как умаслить их, или убедить в необходимости того, что я делаю, или, на худой конец, подумать о том, как обойтись без их помощи. Я не знаю.

Джеймс подошел к ней и посмотрел прямо в глаза.

— Грейс, скажи мне, что это не повредит нашей дружбе.

У нее сжалось горло.

— Ничто на свете не в силах сделать это, Джеймс.

— Ты по-прежнему будешь приезжать к нам на ранчо?

Она колебалась с ответом.

Он резко развернулся и ударил кулаком по ладони.

— Как такое могло случиться? Я думал, она счастлива. Она казалась такой. — Он нервно заходил по комнате. — Она превосходно справлялась с хозяйством и детьми. За десять лет ни разу не пожаловалась. — Он резко остановился и посмотрел на Грейс: в его глазах затаилась боль. — Люсиль хорошая женщина, я не знаю, что бы я без нее делал. Но… Я был вне себя от гнева, когда она сказала утром мне о письме, и накричал на нее. Наговорил кучу неприятных вещей. Я не хотел ее обидеть или оскорбить — единственное, о чем я думал в ту минуту, была… — Он понизил голос. — Грейс, ты самое лучшее, что случалось со мной. Единственное, о чем я мог думать, — это о том, что, если Люсиль каким-то образом разрушила нашу дружбу…

В соломенной крыше шелестели белые муравьи, по стенам ползали ящерицы. Дом был живым: таким же живым, как сад и лес рядом с ним. Двое в коттедже стояли молча, слушая звуки окружающего их мира, глядя друг другу в глаза, наслаждаясь близостью тел и интимностью момента.