Миллер посмотрел на него.

— Понять что? Что правительство США все еще завозит сюда контрабандный кокаин?

— Не правительство, друг мой, а ЦРУ.

— ЦРУ?

— Помните Мадлен Олбрайт? Госсекретаря?

— Да, помню.

— Она сказала, что ЦРУ ведет себя, словно у него синдром избитого ребенка. — Торн рассмеялся. — Я не уверен, что хорошо понимаю, в чем суть этого синдрома, но идея передана прекрасно, вы не находите?

Сердце Миллера готово было вырваться из груди. Его тошнило, голова кружилась.

— Вы оказались в очень непростой ситуации, детектив Миллер. Вы не кто иной, как последний в длинной цепочке людей, кто намеренно или случайно подверг опасности чертовски прибыльную операцию, которую ЦРУ проводит уже много-много лет.

Миллеру стало трудно дышать. Он посмотрел на Торна.

— Роби уже пытался, знаете ли, пять лет назад вместе с оперативником ЦРУ по имени Дэррил Кинг что-то изменить. Кинг сломался спустя примерно три недели. Героин. Курительный кокаин. Ему могли предложить все, что угодно.

— Дэррил Кинг работал в ЦРУ?

— Как и Кэтрин Шеридан, как и Энн Райнер. Энн я знал лично. Приятная дама, работала с Биллом Уолфордом.

Миллер вспомнил разговор в кабинете Ласситера. Тогда они решили, что работа Райнер на Уолфорда — это достаточный повод не подпускать к этой истории газеты.

— Они все работали на ЦРУ? Те, кого убили? — спросил Миллер.

— На ЦРУ. Все они были семьей ЦРУ. Помощники, коллеги, шпики, информаторы…

— И они вот так просто смогли убить этих людей…

— Что вы имеете в виду под «так просто»? Они убивали людей так просто, детектив Миллер. Они убили очень много людей…

— Ради денег?

— Ради денег, да. Ради денег и власти. Ради политического влияния. Как, по-вашему, ЦРУ оплачивает свои операции? Вы хотя бы представляете, сколько стоят некоторые эти проекты? — Торн презрительно махнул рукой. — Конечно, нет. Кокаин, поступающий из Никарагуа, оплачивает оружие и политические услуги, он оплачивает свержение агрессивных иностранных правительств и убийство политических деятелей. Вы же не думаете, что мы каждый раз приходим в казначейство, держа в руках шляпу, и клянчим триста миллионов долларов.

— Я… я не…

— И не забывайте о национальной безопасности, — прервал его Торн. — Когда война закончилась и мы, поджав хвост, убрались из Никарагуа, нам нужны были деньги, чтобы защитить людей. Госдепартамент, Министерство обороны, Совет по национальной безопасности, Министерство иностранных дел, разведка, даже само ЦРУ… Были люди, которых надо было защитить, люди, которые принимали по Никарагуа и безопасности Соединенных Штатов важные решения. Они могли оказаться на линии огня, если бы всплыла правда. Мы говорим о людях, которым пришлось иметь дело с ситуацией в Гренаде в восемьдесят третьем, в Ливии в восемьдесят шестом, в Сальвадоре, Панаме, Ираке, Судане, о людях, которые нужны нам до сих пор. Мы были обязаны сделать так, чтобы решения, которые они принимали на благо этой страны, никогда не подвергались сомнению. Правда поставила бы администрацию Рейгана на колени. Даже попытка убийства была направлена на то, чтобы отвлечь внимание общественности.

Миллер открыл рот, чтобы что-то сказать, но Торн его прервал:

— Неужели это не очевидно, детектив? Предполагалось, что в него будут стрелять. Честно говоря, Рейган никогда особо не блистал, поэтому я не понимаю, чего от него ждали.

— Это безумие! Кто бы пошел на такое?! Кто бы устроил покушение на президента?!

— ЦРУ, — ответил Торн. — Этим они и занимаются. Они стоят на страже. Они стоят на страже и защищают Америку. И они делают все, что необходимо, все, на что у остальных не хватает смелости и решительности. А потом еще удивляются, о чем блеют эти либеральные засранцы в конгрессе, когда начинаются разговоры о нарушении гражданских прав и свобод, о правах иностранных государств проводить такую политику, какая им по душе! — Глаза Торна горели от возбуждения, словно он хотел выложить Миллеру все, что знает. — Что касается ЦРУ, никто не имеет права ни на что, пока это не подтверждено Управлением…

— Вы же не хотите сказать, что Хинкли должен был застрелить Рейгана…

— Я не буду ничего говорить, но мы должны были проследить, чтобы он его не убил. На Освальда повесили убийство Кеннеди. На Серхана Серхана свалили смерть Бобби в отеле «Амбассадор» в шестьдесят восьмом году. А кто помог Вудворду и Бернстайну быть услышанными, когда они хотели выкинуть Никсона из Овального кабинета? Мы! Для этого мы и существуем. — Торн наклонился вперед. — А хотите знать, почему я вам все это говорю? Потому что вы не можете ничего с этим поделать, детектив Миллер.

Миллер был потрясен.

— Не стоит удивляться. Хотите знать, что случилось с Хинкли после попытки убийства Рейгана? Они отвезли его в дурдом, накачали медикаментами и превратили его мозги в пюре. Сегодня его заставляют думать одно, завтра другое, что противоречит ранее сказанному. И так постоянно. Его сбивали с толку, запутывали, заставляли сомневаться в собственном имени, в самом его существовании. Его загнали в такое состояние, что даже если бы он вспомнил, кто приказал ему убить президента, то не мог бы этого сказать. Теперь он может говорить все, что ему вздумается, потому что он похож на психа, а когда открывает рот, то становится законченным сумасшедшим. Кто поверит человеку, который пытался убить президента Соединенных Штатов?

Миллер чувствовал, как в груди медленно и неотвратимо растет гнев. Этот гнев появился много дней назад, но теперь Миллер столкнулся с человеком, который знал о ситуации намного больше, чем он. И этот человек насмехался над ним.

— Это невероятно, черт подери! — заявил Миллер. — Я не сумасшедший. Я офицер полиции, и найдется очень много людей, которых заинтересуют мои слова…

— Какие слова, детектив? О каком-то воображаемом заговоре, который тянется со времен войны в Никарагуа, войны, о которой большинство американцев не помнят? Или вы хотите рассказать о Джоне Роби, уважаемом преподавателе, писателе, кандидате на Пулитцеровскую премию? О том, что он был профессиональным убийцей на службе у ЦРУ и несет ответственность за десятки смертей в Никарагуа и во многих других странах? И все это по приказу правительства? Вы эту историю хотите рассказать, детектив, да? Или историю Ленточного Убийцы? Как одному наемнику на службе правительства дали задание зачистить кое-что здесь, в Вашингтоне? Он проявил творческий подход и решил применить старую систему складирования, которую мы практиковали в Никарагуа. — Торн улыбнулся, словно вспоминая старые добрые времена.

— Складирование? — переспросил Миллер. — Что вы имеете в виду?

— Тела. Десятки тел. Разложенных на деревянных полках и прикрытых брезентом. Мы обливали их лавандовой водой. Использовали ее литрами. Это был кошмар! Ужасная вонь от разлагающихся тел и лаванды. Кто это придумал, я не знаю. И на шею каждому трупу вешали бирку, как на багаж в аэропорту. На бирке писали, как следует избавиться от трупа. Одних надо было выбросить так, чтобы их обнаружили, другие должны были исчезнуть. Были специальные уборщики, которые делали это, как только туда поступали трупы.

— И этим занимался Роби? Вы мне это хотите сказать? Роби занимался этим в Никарагуа, а потом приехал и продолжил здесь?

— Нет. Боже, нет! Роби никогда бы такого не сделал. Роби очень, так сказать, приземленный человек. Нет, тот, с кем вы имели дело, это совершенно другой человек. Кстати, вы его знаете.

— Что?

— Труп, который вы обнаружили в багажнике. Это ваш так называемый Ленточный Убийца.

— И кто это был, черт побери? — спросил Миллер, понимая, что правда окажется намного ужаснее, чем он предполагал.

— Кто он был? Его звали Дон Карвало, но кем он был — это не имеет значения. Ему дали указание уладить кое-какие дела. По каким-то причинам он решил добавить немного отсебятины, поэтому его попросили с игрового поля. Вас, вероятно, заинтересует тот факт, что Роби убрал его.