* * * Пусть сто тысяч звезд-жемчужин сыплет с высей небосвод — Туча бедствий неизбежно град печали принесет. Знает рок одну заботу, низвергая этот град, — Обломать побеги жизни, саду тела слать извод. Каждый, кто обижен долей, знает злобный рок небес, Но судьбу, старуху злую, благодетелем зовет! В океане сотворенья небо — мелкий пузырек, А пузырь хоть каплю влаги даст ли от своих щедрот? Если б небо было в силах хоть на миг найти покой, Разве так оно спешило б — день за днем, за годом год? Небо, как и я, — в смятенье, смущено своей судьбой: Как меня в кругу терзаний, мчит его круговорот. Синева на теле неба — от ударов злой судьбы: Как ни мчится, мне подобно, а до цели не дойдет! Нет могущества у неба, и слабы мы наравне, И вовеки мы не можем друг от друга ждать отчет! Навои, коль правду ищешь, знай, что сущ один лишь бог! Нету сущего вне бога, правду бог в себе несет! Часть 2. У пери — точка вместо уст, бог дал ей чудо чуд — уста. Дивятся люди на нее: да полно, есть ли тут уста! Мессия сшил своей иглой ее сладкоречивый рот, — Лишь вздохи смерти, подступив, раскроют и сомкнут уста. Все розы замерли в саду пред розоликою моей: Открыли для молитв о ней, а не для нег и смут уста. Не удивляйтесь, что она то ранит словом, то — живит: Как у Мессии, нежен рот, но злые речи льют уста. Окружье твоего лица напоминает солнца круг: Нет точки циркуля на нем, искать — напрасный труд — уста. Послушай шепот уст моих — слова их только о тебе, Но жизнь покинуть срок придет — и вздохом изойдут уста. Большую чашу, кравчий, дай! На мне как будто сотни уст, — От лютой жажды исцелит ведь лишь такой сосуд уста! Послушай, хочешь уберечь ты тайну сердца своего, — Не подражай бутонам роз: пусть губ не разомкнут уста! * * * Когда тюльпаны зацветут на брошенной моей могиле, Знай: пламень сердца рдеет тут, здесь раны кровь мою пролили. О, злы уколы стрел твоих — из ран ручьями кровь струится, А ты еще мне раны шлешь — ах, стрелы глаз не жестоки ли? Обитель тела не нужна сраженному безумьем сердцу: О доме вспомнит ли Меджнун, блуждая средь песков и пыли? Когда о бедствиях моих, друзья, рыдал я в ночь разлуки, Что значит этот ливень слез — вы хоть бы раз меня спросили! И даже Ной — мне не чета: сто тысяч лет разлука длится, Взметнулась к небу буря слез, потоп — не ровня ей по силе! О ты, кто на пиру мирском изведал чаш круговращенье, Знай: много чаш кровавых слез тебе дары небес сулили. О Навои, когда во сне увидишь свой предел родимый, Не говори, что вздорен сон, что в снах безумца нету были! * * * Светом ночи взойдет моя дева-луна, Западня ее кос непрозримо темна. Темнота людям очи затмить норовит, Но любимой моею светлы времена! А меня отрешила от дружбы своей. — Вот какая недоля еще мне дана! А с такою бедой я и жить не смогу, Кличу смерть я — сошла на меня тишина! В утро Судного дня мне прозреть лишь дано, Чашу мрака ночного испил я до дна. Верных роз не бывало в мирском цветнике. — Замолчи, соловей, твоя песнь не нужна! А умрет Навои — вы не пойте о нем: Лишь споете ту песнь — всех погубит она! * * * Узор твоих волнистых строк теперь в душе моей живет, Что ни алиф, то стройный стан в воображении встает. Нет, не письмо прислала ты, а светозарный талисман, Он горе в радость превратил, дом озарил моих невзгод. Сияют нити дивных строк, и в плачущих моих глазах Кровавые прожилки их пылают ночи напролет. Иссохший, немощный, я сам похож на трепетную нить. И корчится она в крови, что из обоих глаз течет. Возлюбленная — всех милей, и драгоценен каждый знак, Что истомившейся душе весть о любимой принесет. О щедрая, ты не письмо — ты нищему алмаз дала, В руинах дней своих никто таких сокровищ не найдет. Будь счастлив, Навои: пришло ее желанное письмо — Оно тебе от всех скорбей освобождение дает. * * * О мой алмаз, по ком тоску душа и плоть хранят, Как две жемчужины живых, что в двух ларцах горят. Войди в цветник, и пусть, узрев твой кипарисный стан, В смятенье ирисы придут, как в бурю, задрожат. Смотреть на розу перестал влюбленный соловей, Увидев, как проходишь ты через цветущий сад. В науке похищать сердца так преуспела ты, Что некого на всей земле с тобой поставить в ряд. О виночерпий, дай взгляну на чистое вино — На светлой глади отражен ее знакомый взгляд. Да, если хочешь, чтобы враг надежней друга стал, То с другом не входи к врагу — и кончится разлад. Кем оказался Навои в огне своей любви? Он — словно нищий на костре, он пламенем объят. |
