Ее краса — диван стихов, в нем брови в первый стих слились,

Писец судьбы предначертал им полустишьями срастись.

Был так жесток весенний град ее небесной красоты,

Как будто самоцветы звезд небесная низвергла высь.

От стонов огненных моих все горло сожжено до уст:

Когда из уст не звук, а стон услышишь, сердце, — не сердись.

Потоки слез моих — как кровь, не утихают ни на миг,

И странно ли, что в муках я, — ведь слезы кровью налились!

Была сокрыта скорбь моя, но кубок хлынул через край,

В забаву людям боль души рыданьями взметнулись ввысь.

А ей укромный угол люб, вино да горстка миндаля —

Что ж делать, если любо ей таким даяньем обойтись!

Любимая, мелькнув, ушла, похитив сердце Навои, —

Приди ко мне еще хоть раз — хотя бы жизнь отнять вернись!

Сверкнула в темноте ночной краса ее чела — свеча,

И словно солнце вдруг взошло — светлее звезд была свеча!

Ей голову сжигает страсть, а ноги держит медь оков, —

Не потому ли от безумств себя уберегла свеча?

И каждой ночью до зари она, рыдая, жжет себя —

Печальным другом стала мне в юдоли бед и зла свеча.

Не говори, что пламя — бич: к моей бессоннице добра,

Своим дрожащим языком мне сказок наплела свеча.

Желая в сердце мотылька побеги нежности взрастить,

В него роняет влагу слез и зерна без числа свеча.

Не для того ль, чтоб погубить пожаром страсти мотылька,

Ему лукаво подмигнув, свой лик-огонь зажгла свеча?

Та луноликая меня не допустила в свой шатер, —

Не так ли дразнит мотылька огнем из-за стекла свеча?

А может быть, из-за любви она сгорает и сама,

И опаляет мотылька, чтоб он сгорел дотла, свеча?

Пусть, Навои, светильник твой задует вздохи мук твоих,

Блеснул тот лик — твой ветхий дом сияньем залила свеча!

У любимой над крышей не голуби стаей кружат,

Это пери, как птицы, слетелись для нег и услад.

Или ангелы стайкой сюда устремили полет,

Над любимой кружатся, тая очарованный взгляд?

Или это плененных ее красотою сердца,

Словно легкие птицы, над крышей спускаясь, парят?

Или голуби вьются и письма влюбленных несут,

Вновь парят и взмывают, не в силах вернуться назад?

Дай вина, виночерпий, поймаем с тобой голубей —

Я по той, что их кормит, смертельной печалью объят.

Голубь, что ты скрываешь под шелковым пухом крыла?

Передай ей записку, где строчки тоскою горят.

Навои, ты, как голубь, к ногам луноликой слети

И, взмывая крылами, пари и спускайся стократ.

Встречай вином и вечер, и восход,

Лишь кабачок — спасенье от невзгод.

Налей фиал, что на тюльпан похож,

Едва лишь день тюльпаном расцветет.

Пей дотемна, ночь освежит твой вздох

Прохладою, спустившейся с высот.

Пей до поры, когда светило дня

В степи небес, как странник, побредет.

И кубок свой из рук не выпускай:

Хозяин не назначил чашам счет.

Когда твой рок послал тебе беду,

Изменишь ли его круговорот?

Ты, Навои, в тернистых путах зла —

Подай, господь, спасенье от тенет!

Кто на стезе любви един, в ком суть одна жива,

Земле и небу он — не враг, хотя число их — два!

Забудь привычку различать растенье, тварь и вещь:

Три этих сути не в ладах с единством естества.

На небо хочешь — отрешись от четырех стихий:

Они — как крест, губящий дух живого существа.

Пять чувств — не помощь мудрецу: где сердцем не поймешь,

Там два да три — как будто пять, да суть не такова!

Шесть направлений, шесть сторон — вся суть небытия,

А без того их имена — ненужные слова!

Проникнуть через семь небес противно естеству:

Они страшней кругов в аду — семи зияний рва.

Чуждайся рая, Навои, — восьми его кругов:

Они — преграда для любви, в них суть любви мертва.

Скиталец горький, страсть таю я к пери чудной красоты,

Дивится мир на страсть мою, меня ж дивят ее черты.

Ты лечишь жар, что грудь мне сжег, ко мне летящим ливнем стрел:

Подобен каплям их поток, прохладу льющий с высоты.

Ты, сердце, — воин, вражий стан тебе грозит — кольцо скорбей,

А пятна незаживших ран — твои багряные щиты.

Что это — красных перьев цвет, венчающих тростинки стрел,

Иль моим сердцем струи бед — потоки крови пролиты?

К тебе письмо — мой страстный зов — придет ли? Грозен суд людской:

Скрыть твое имя я готов — спасти тебя от клеветы.

Красивым пологом одет приют веселья и вина:

Над ним сияет солнца свет, и выси горние чисты.

Над розой соловей притих, но налетит тяжелый град —

Увянет роза уст твоих — засохнут нежные цветы.

«Не стоит, — говорят, — любви жизнь не отдавший за любовь», —

Пусть за любовь, о Навои, сто жизней будут отняты!