* * * О соперники! Вам чаша вожделенья и желанья, Нам — приют тоски недужной и тревоги расставанья. Я любовью весь истерзан, тело все в кровавых ранах, Будто недруги решили, чтоб платил им кровью дань я. Дом Фархада и Меджнуна — это горы и долины. Я от их оков свободен в бесприютности скитанья. В миг, когда младая пери поселилась в сердце мудром, Обернулись безрассудством все дотошные познанья. Нет, в душе шалуньи этой не вписал я свое я имя: В ней бесследность, безымянность, отраженье без прозванья. Я сражен любовью насмерть, но — умри сто мне подобных: В сердце, ласковом лишь с виду, не отыщешь состраданья! Старца древнего, о боже, ты смутила мимоходом; Так пускай пройдет во благе гордость самолюбованья! Все грехи прости, кабатчик, мне, отшельнику дурному: Мне за зло — добром платил ты с постоянством упованья. Ты про Навои сказала, будто любит он другую: О творец, бессчетны этих подозрений сочетанья! * * * Знайте, что все розы мира — колкости шипов не стоят. Розоцветных вин кувшины — бед хмельных оков не стоят. Если шах тысячелетье всей подлунной будет править, То и мига униженья дни всех тех веков не стоят. Все отрады в продолженье жизни сотен поколений И минуты лицемерных властных пустяков не стоят. Коль сандал или алоэ ты швырнуть захочешь в пламя, Дым окутает жаровню — и жаркое дров не стоит! Все манящие в походы царства дальних небосклонов Едкой пыли от походных грубых башмаков не стоят. Ежели в любимой близость длится месяцы и годы, Но соперник есть — услада пары медяков не стоит! Горний мир небытия ты, Навои, иному миру Предпочти. Все ласки света двух хромых шажков не стоят! * * * Луна в носилках, о постой, постой, В моих глазах останься на постой! Твои глаза убийцами слывут, Но злей их — яд, коварный и густой. Вздыхать я стал бы у твоих дверей, — Вздох обернется смертной пустотой! Я стал Меджнуном у второй Лейли. Чудак смешон своею простотой. Не диво, что полудремотных глаз Полудобычей стал певец простой. На родинку бы милую взглянуть И захлебнуться счастья высотой. О Навои, не думай о себе: Твой идол полн бесцельной суетой! * * * Зеркало становится водою от лица, что темень гонит прочь. Точно так, как ледяным сосулькам солнца вешнего не превозмочь. Приподняв платок, ты показала, что равно прелестны лик и стан, Будто это в самый миг навруза, где спешат сравниться день и ночь! Коль зашить расселины захочешь — в сердце, обращенном в сто кусков, То стрела, сшивающая сердце, станет для тебя иглой точь-в-точь. Дремлют искорки разлуки в теле, превращенном в неостывший прах, Будто пламя, что булат из камня высекает, хлещет во всю мочь! Что ж ты мое сердце изловила, что ж ты столько раз меня гнала: Ведь бежав из плена, зверь не станет больше до ошейника охоч! Кравчий, в моем сердце скорбь вселенной, вековечной горестности дщерь, — Сделается пусть огонь печали чашею веселия точь-в-точь! Откажись же от души и тела, Навои, — ведь нет в любви земной Средства против горестей и жалоб: лишней мукой сердце не морочь! * * * Правоверные, слышите вы себялюбца стенанья? Взвился вопль до небес из страны, где живут мусульмане. Обещал мне лобзания твой животворный рубин: Хоть была это ложь, оживили меня обещанья! Солнце вырвалось ало из ласковых прядей твоих, Словно птица из плена, безумец — из пут назиданья! В дни разлуки забыла меня луноликая та: Если близость найду, позабуду про дни расставанья. Если в чаше вина отражен мой прелестный кумир, Нечестивцем я стану, расставшись с той сладкою данью. Ты, что чести и славы все требуешь от Навои, Знай — от чести и славы ушел он в земные скитанья. * * * Цвет прядей твоих — это амбра иль мускус Китая? Вкус губ твоих — сахар иль меда струя золотая? Бесчестья зуннаром не стали ли пряди твои? Не клонят ли смертные выю, его обретая? Не сердца ль огнем пламенеет твой жаркий рубин? Не в чаше ль твоей — роза светится, как огневая? Сердечной казны не стрела ль твоя стала замком, Где свежие губы, как перстня оправа литая? «Хмельного влюбленного я умертвила!» — скажи. Противились шейхи, но ты их взманила, блистая! Дехканин, меня в ее сад и цветник не тяни — Жасмин или роза верней? Вот задача простая! Как лед ее сердце… Что ж сделаешь ты, Навои: Издашь ли ты вопль, иль заплачешь, тоски не скрывая? |