Удивляло другое: как Савицкий, отличавшийся пе только честностью, но и проницательностью, не разглядел всей закулисной возни вокруг вопроса о продаже Николаевского завода.

Подпоручик догадывался, что отвергнутые им в Николаевском заводе лазебниковские деньги нашли здесь в Иркутске готовые карманы в мундирах чиновников Горного отделения. Конечно, это обошлось Лазебникову подороже, но ясно было, что Ярыгин не жалел денег своего доверителя. И не удивительно: отдавались сотни рублей, а возвратиться в кассу Лазебникова должны были сотни тысяч, а может быть, и миллионы.

И если подпоручик мог поручиться за честность Савицкого, то столь же уверен он был, что многие из его помощников основательно ознакомились с запахом лазебниковских кредиток.

Не знал подпоручик другого, что отозван он был из Николаевского завода не по совету и настоянию кого‑либо из подкупленных помощников Савицкого, а по личному указанию его высокопревосходительства.

Незадолго до отъезда на Амур генерал–губернатор виделся с архиепископом Иннокентием.

После того как были согласно решены все вопросы, связанные с Амурской экспедицией, архиепископ сказал:

— Не хотелось бы отвлекать мыслей ваших от предстоящих высоких и светлых дел, по из малых зерен зла произрастают тучные плевелы, заполняющие ниву, — И ознакомил генерал–губернатора с письмом отца Амвросия о предосудительном поведении подпоручика Дубравина.

Как и предполагал Тирст, генерал–губернатор заглянул в формулярный список подпоручика и, утвердясь в мнении, что совершенное — не случайный проступок, а достойное осуждения свойство испорченной натуры, приказал немедленно отозвать Дубравина в Иркутск.

Нс зная этого, подпоручик возлагал большие надежды па заступничество главного горного ревизора генерал–майора Бароцци де Эльс. Генерал–майор строил Николаевский завод и был награжден «за проявленное при сооружении завода отличное усердие к исполнению обязанностей службы и радение о сохранности польз казенных, предусмотрительность и примерное бескорыстие» орденом Святой Анны И степени с императорскою короною.

Самая мысль о продаже завода в частные руки казалась ему кощунственной, и он, конечно, должен был поддержать подпоручика и помочь ему вывести Тирста на свежую воду.

Два генерала, сидевшие за оживленной беседой в губернаторском кабинете, разительно отличались наружностью своей друг от друга.

Военный губернатор, генерал–лейтенант Густав Карлович Венцель, как истый потомок тевтонов, был высок, широкоплеч, костист и белобрыс. Впрочем, о последнем можно лишь догадываться, так как губернатор был совершенно лыс.

В сидевшем напротив генерал–майоре Петре Антоновиче Бароцци де Эльс сказывалась южная кровь: роста он был ниже среднего, склонный к полноте, черноволосый и смуглый.

— Мне думается, Густав Карлович, — говорил Бароцци де Эльс резким, слегка гортанным голосом, — вы превратно истолковываете письмо его высокопревосходительства министра финансов. Он предоставляет окончательное решение вопроса на благоусмотрение местного начальства.

— Однако же мнение министра выражено вполне определенно, — возразил Венцель.

Он и флегматичностью своей являл полную противоположность порывистому Бароцци де Эльс.

— Справедливо, и все ж таки министр не отвергнет наших доводов. Извольте выслушать, Густав Карлович, и вы признаете, что они достаточно весомы. Завод сей нужен казне. В Высочайше утвержденных «Правилах об управле нии заводом» указано, что целью его учреждения является снабжение края железом, железными и чугунными изде лиями. В интересах казны всемерное развитие края Сибирского, изобилующего столь великими богатствами. Именно по недостатку железа сдерживается добыча золота и сере бра, развитие судоходства на великих сибирских реках. А если взять во внимание нужды присоединенного вновь к державе Российской Амурского края, то важность сего завода еще возрастает. И осмелюсь заметить, Густав Карлович, прибыли или убытки самого завода ничтожное имеют значение против пользы конечной, от деятельности завода проистекающей.

— Здесь вы вступаете в противоречие с министром, — снова столь же флегматично возразил Венцель.

— Да ведь самое трудное позади, Густав Карлович! — воскликнул Бароццп де Эльс. — Сейчас завод может и должен давать прибыли.

— Однако ж не дает?

— Принимались мною меры к выяснению причин сего. К сожалению моему, посланный в завод подпоручик Дубравин отозван. Полагал бы полезным вернуть его в завод.

— Подпоручик Дубравйн отозван по указанию его высокопревосходительства, как серьезно скомпрометировавший себя.

— Пустое, Густав Карлович, — махнул рукою Бароцци де Эльс. — Кто из нас молод не бывал? Убежден, что Михаилу Семеновичу пристрастно донесли. Но если так, готов ехать сам.

Венцель покачал лысою головой.

— Не имеет смысла, Петр Антонович. На следующем заседании Совета надлежит определить мнение по письму министра финансов.

— И каково же ваше мнение? — напрямик спросил Бароцци де Эльс, глядя при этом так, как если бы не Венцель, а сам он был старшим в чине и должности.

Венцель отвечая с обычной невозмутимостью:.

— По моему глубокому убеждению, занятия промышленностью, равно и торговлей, не свойственны казне. Назначение правительства и местных властей — управлять. А каждое сословие должно заниматься своим делом. Крестьяне — хлебопашеством, мещане — ремеслами, купцы и фабриканты — торговлей и промышленностью. .Власть же государственная — должна быть властью.

— Однако ж сам Петр Великий положил начало казенным заводам, — возмутился Бароцци де Эльс.

— Другое было время, Петр Антонович, — назидательно произнес Венцель. — Надлежало Европу догонять. Посему и потребовались во всем экстраординарные меры. Ныне, слава богу, нет в том надобности.

— Насколько мне известно, Густав Карлович, — возразил Бароццн де Эльс, — генерал Корсаков, следуя начинаниям предшественника своего графа Муравьева–Амурского, не пренебрегает казенными производствами.

Венцель в первый раз позволил себе улыбнуться.

— Генерал–губернатору сейчас, как никогда, нужна поддержка министра финансов для того, чтобы достойно завершить главное из начинаний графа: благоустройство присоединенного графом Амурского края. И генерал Корсаков не склонен, тем более по частному вопросу, вступать в противоречие с министром. Об этом Михаил Евграфович сам предварил меня перед отъездом. И даже если бы придерживался я других взглядов, должен следовать мнению его высокопревосходительства, ибо председательствую в Совете по его поручению.

После того как председательствующий в Совете столь ясно изложил существо дела, продолжать беседу не имело смысла, и главный горный ревизор, учтиво откланявшись, удалился глубоко удрученный.

Приходилось уступать, что было не в его характере. Если бы дело было только во мнении министра фипансов, Бароццп де Эльс не остановился бы перед рапортом па Высочайшее имя.

Но идти против ясно выраженной воли генерал–губернатора он не мог. Генерал–адъютант Корсаков был не только начальником, но, прежде всего, преемником и продолжателем дела графа Амурского. И в качестве такового был для большинства служивших с ним авторитетом непререкаемым.

В то самое время, когда главный горный ревизор Бароцци де Эльс тщетно пытался предотвратить продажу Николаевского завода, наиболее именитые иркутские купцы, числом до семи, собрались в ресторане Гринберга, на углу Большой и Тихвинской.

Человек, мало знакомый с торговым миром Иркутска, не усмотрел бы в этом сборище ничего необычного, тем более что был отличный повод: в ресторан поступила свежая партия астраханских балыков. Добрая рыбка водилась и в Сибири, по в искусстве ее обработки местные мастера далеко уступали астраханцам. А купцы иркутские, как, впрочем, и всякие иные, любили и умели покушать.

Необычным было другое: впервые за многие годы в одной компании собрались Лука Семенович Лазебников и городской голова, тоже коммерции советник, Гордей Никитич Жабинов. Уже одно эго обстоятельство свидетельствовало, что, помимо астраханских балыков, еще и какая‑то другая, более существенная причина привела в ресторан Гринберга почтенных отцов города.