Так, Луций Пропорций, добрался до Пергама и в первый же час пребывания в нем едва не оказался без вещей и документов в чужой стране, под чужим именем, среди враждебного чужого народа!

Воры, пока он, усыпленный восторженными рассказами влюбленного в свой Пергам носильщика, осматривал достопримечательности столицы, похитили его сундуки, и если бы не помощь пергамского вельможи, он бы и не знал, где бы теперь был и что делал… Точнее – что бы с ним делали…

Но, к счастью, все обошлось. И все благодаря его нечаянному спасителю!

«Как же его звали?…Что-то такое короткое, как выстрел, и певучее, как греческий стих…» – потер лоб пальцами Луций и, уже окончательно приходя в себя, с облегчением выдохнул:

– Ах, да – Эвдем!

Несколько услужливых рабов, предугадывая каждое желание, заботливо умыли гостя, расчесали, умастили тело дорогими благовониями и принесли его одежду. Его ли?

Луций растерянно взглянул на белоснежную тунику, с любимой им бахромой на рукавах, но только сделанную из тончайшей восточной материи, стоимостью не меньше десяти обычных туник, на новые, украшенные золотыми пряжками сапоги, которым в Риме вообще бы не было цены.

Он хотел было сказать, что это не его одежда, но на плечи уже легла невесомая и вместе с тем необычайно уютная, заботливо сохраняющая тепло туника, а сидящий подле него раб застегнул ремешки сапожек, пришедшихся как раз по ноге Луцию.

– Живи вечно, господин! – бухнулся он лбом перед поднявшимся римлянином, и все остальные рабы, бормоча «Живи вечно!», пятясь, поползли к двери.

Едва последний раб скрылся за дверью, как в роскошно обставленную спальню вошел управляющий, полный мужчина с гладким, круглым лицом евнуха. Скрестив на груди пухлые руки, он поклонился, всем своим видом давая понять, что немедля выполнит любое желание гостя своего господина.

– Ты, верно, ошибся, приказав рабам принести мне эту одежду! – трогая тунику, глубоко вздохнул Луций. – Такую может носить разве что только сенатор или даже консул!

– Это скромный подарок моего господина достопочтенному гостю, – тонким голосом пропищал управляющий.

– Да?! – приятно поразился Луций и повлажневшим от избытка чувств голосом спросил: – А где же сам Эвдем?

– Он занимается со своими клиентами и ждет, когда ты освободишься!

– Ах, да! – вспомнил Луций о своей официальной миссии в Пергаме. – Мне же нужно договориться с вашими торговцами о закупке большой партии оливкового масла!

– Ты можешь не беспокоиться об этом! – хитро подмигнул римлянину управляющий, и плечи его затряслись от беззвучного смеха. – Вся эта партия уже в подвалах моего господина! И смею заверить, это лучшее масло, которое только можно найти в Пергаме! Тебе надо только дать команду, когда его отправить в Рим!

– А кому платить?

– Никому! – радостно шепнул управляющий. – Это подарок моего господина, доблестной армии славнейшего Фульвия Флакка!

«Вся партия масла – бесплатно?! – мысленно ахнул Луций. – Но ведь это полмиллиона сестерциев! Действительно перед ними даже такая туника и обувь – скромный подарок! Однако… что все это значит?…»

Минуту подумав, он не пришел ни к какому выводу и решительно сказал:

– Я немедленно должен видеть твоего господина!

– Он будет счастлив лицезреть тебя!

Управляющий почтительно попятился, давая проход римлянину, и покатился рядом с ним, точно колобок, воркуя в самое ухо:

– Мой господин приказал подготовить для тебя свою личную повозку, носилки и двенадцать человек охраны. Ты можешь пользоваться ими в любой момент, как собственными!

«Двенадцать охранников, словно у консула! – не переставая удивляться, прикинул Луций. – Роскошная спальня, носилки, так меня не встречали даже в наших провинциях! Что-то тут неспроста… Кто он – этот Эвдем? Что ему нужно от меня?»

Он вспомнил свою беседу накануне вечером с дружелюбным, радушным хозяином, свои сетования на трудности по закупке оливкового масла, так как со здешними купцами ему, римлянину, не просто будет заключить выгодную сделку.

Напрягая память, все еще затуманенную обилием дорогих вин, которыми угощал его Эвдем, он припомнил почтительные, но вместе с тем преисполненные чувством собственного достоинства слова хозяина о возросшем влиянии Рима на всю Малую Азию, в том числе и на его родной Пергам. Эвдем говорил что-то еще, но все это было, как порыв ветра перед дождем. Истинных своих намерений он так и не открыл. Впрочем, так же, как и сам Луций.

«Так чего ему надо от меня? – продолжал размышлять Пропорций. – Поддержки Рима в каком-нибудь заговоре против Аттала? Высокой должности в новой провинции? Разрешения поехать торговать в Рим? Как бы там ни было, а пятьсот тысяч сестерциев, надежный ночлег, охрана – как нельзя кстати! И совсем будет хорошо, если этот Эвдем поможет мне проникнуть во дворец к Атталу!»

– Кроме того! – обежав повеселевшего Луция, запищал на другое ухо управляющий. – Если ты задержишься по делам в других городах нашего царства, рабы доставят тебя в лучшие харчевни Эфеса, Левков, Смирны. Можешь привести и своих друзей: еда, вино, танцовщицы – все оплачено!

– Твой хозяин случайно не бог с рогом изобилия в руках? – недоверчиво слушая управляющего, рассмеялся Луций.

– Нет, он на службе у начальника кинжала!

Луций приостановился, словно налетел на невидимую стену. Внезапная догадка осенила его.

«А этот Эвдем не так уж и прост! Повозка, охрана, оплаченный обед во всех городах, – все это действительно неспроста! Мало того, что я весь на виду в его доме, так теперь ему будет известен каждый мой шаг в Пергаме и за его пределами! Но он явно перестарался, теперь я буду начеку. Не отказываться же мне в самом деле от его подарков и услуг, чтобы не вызвать подозрений, да и без охраны в этом городе мне никак нельзя!»

Сделав вид, что рассматривает одну из многочисленных в коридоре статуй – бородатого Сатира, Луций кивнул управляющему, и они продолжили путь. Перед обитой позолоченными пластинами дверью евнух попросил римлянина минуточку подождать, пока он доложит своему господину о приходе достопочтенного гостя.

– Не угодно ли тебе будет пока осмотреть эту прекрасную парную статую? – указал он коротким пальцем на мраморную фигуру девушки, склонившуюся над спящим юношей. – Это Селена и Эндимион, которого Зевс погрузил в вечный сон, чтобы сохранить ему вечную молодость и красоту. Скульптор запечатлел один из тех трогательных моментов, когда влюбленная Селена приходила в пещеру на горе Латмос, чтобы любоваться юношей и целовать его!

Заинтересовавшийся Луций обошел статую и, когда оглянулся, управляющего рядом уже не было. Из приоткрытой двери донесся знакомый голос Эвдема:

– Сейчас освобожусь. – И тот же голос, только уже жесткий, не терпящий возражений, быстро проговорил: – Это хорошо, что ты познакомился с рабом купца Артемидора. Этот торговец, любитель скульптур и красивых ваз, привлек мое внимание, еще когда я был начальником кинжала. И только неслыханная осторожность помогла ему тогда сберечь свою голову. Теперь же, под видом обиженного римлянином человека ты наконец сможешь проникнуть в его дом и сообщать мне о каждом новом госте, о каждом разговоре! Не обессудь, что для убедительности твоих слов о жестокости римлянина мои люди вчера основательно разукрасили тебя. Вот тебе за это три золотых статера!

– Но, господин! – послышался знакомый Луцию голос, прерывающийся от обиды и волнения. – Я вызвался служить тебе совсем не ради денег!..

– Знаю, Демарх! – повысил голос Эвдем. – И потому доверил тебе один из самых опасных домов в Пергаме! А статеры возьми, – уже мягче добавил он. – Они еще пригодятся твоей семье. Ведь теперь некогда будет таскать тележки с вещами гостей Пергама, а твое прекрасное знание города поможет в достижении более высоких целей! Ступай!

Дверь распахнулась, и на Луция чуть было не налетел тот самый носильщик, по вине которого он чуть было не остался без вещей.