И Сьюзен, и котенок выслушали меня внимательно, глядя на меня круглыми глазами, и согласились на мои условия. Я старалась не привязываться к кошечке — пусть дружит только со Сьюзен и признает только ее. Но попробуйте устоять, когда черно-белый пушистый шарик усаживается на задние лапки, выпячивает свой толстый животик, машет передними лапками в три дюйма длиной, задевая за уши, и говорит тебе яснее всяких слов: «Ну пожалуйста, мама, давай подеремся».
Однако уговор, что Сьюзен заберет кошечку с собой, оставался в силе. Мы больше не обсуждали этот вопрос, поскольку уговорились с самого начала.
Я открыла переднюю дверь — кошки нет. Открыла черную.
— Входите, ваше высочество.
Ее светлейшее высочество, принцесса Полли Пондероза Пенелопа Персипух прошествовала в дом, задравши хвост («Не слишком-то ты торопилась! Тем не менее благодарю. Но надеюсь, что это больше не повторится. Что там у нас на завтрак?»). Принцесса уселась перед кухонным буфетом, где стояли ее консервы.
Она скушала шестиунцевую банку тунца с печенкой, попросила еще, расправилась с телятиной в соусе и закусила печеньем. Время от времени она отрывалась от еды, чтобы пободать мои ноги. И наконец начала умываться.
— Полли, покажи-ка лапки, — она была не в столь безупречном виде, как обычно, и я никогда не видела ее такой голодной. Где же она пропадала последние три дня?
Осмотрев подушечки ее лапок, я убедилась, что она проделала долгий путь. Уж я скажу пару слов Сьюзен, пусть только позвонит. Но пока что кошка тут, это ее дом, и ответственность по старшинству переходит ко мне. Когда я буду переезжать, придется взять ее с собой — куда деваться. Сьюзен, хорошо бы ты опять на время стала незамужней — я бы тебя отшлепала.
Я смазала лапки Полли вазелином и вернулась к своей работе. Принцесса устроилась спать на куче книг. Если она и скучала по Сьюзен, то вслух об этом не говорила. Похоже, она согласилась довольствоваться одной служанкой.
В час дня я все еще разбирала книги и подумывала — съесть мне холодный сэндвич или, куда ни шло, разогреть банку томатного супа, когда позвонили в парадную дверь. Полли открыла глаза.
— Ты кого-нибудь ждешь? Уж не Сьюзен ли? — Я пошла открывать.
Нет, не Сьюзен. Дональд и Пресцилла.
— Входите, милые! — распахнула я дверь. — Есть хотите? Завтракали?
Больше я их ни о чем не спрашивала. В стихотворении Роберта Фроста «Смерть поденщика», хорошо известного в моей параллели, есть строки: «Дом — это место, куда тебя обязаны впустить, когда тебе некуда деться». Мои дети пришли домой — потом они сами расскажут мне все, что сочтут нужным. Я порадовалась, что у меня есть дом, куда я могу их впустить, и постельное белье, чтобы их уложить. Ни кошка, ни дети не изменили моих планов, но планы могут и подождать. Хорошо, что я не успела выехать вчера, в понедельник — куда бы делись тогда эти трое? Трагедия!
Я быстренько, на скорую руку, собрала им ланч, открыв-таки две жестянки томатного супа Кемпбелла.
— Сейчас, сейчас. У меня остался большой кусок свадебного торта, и он еще не совсем черствый. И полгаллона ванильного мороженого, мы его даже не открывали. Будете?
— Еще бы!
— Присс верно говорит. Мы сегодня еще ничего не ели.
— Батюшки! Ну-ка, садитесь. Ешьте суп, а там посмотрим. А может быть, приготовить вам завтрак, раз вы не завтракали? Бекон с яйцами? Кашу?
— Все сгодится, — ответил сын. — А если оно живое, я отгрызу ему голову.
— Веди себя прилично, Донни, — сказала ему сестра. — Начнем с супа, мама, — пока мы ели, она спросила: — Мама, а почему у тебя кругом кучи книг?
Я объяснила, что собираюсь запереть дом и продать его. Дети обменялись серьезными, почти удрученными взглядами.
— Не волнуйтесь, — сказала я им. — Печалиться не о чем. Мне не к спеху, а дом и ваш тоже. Вы ничего не хотите мне сказать?
Все и так было ясно, стоило на них поглядеть — грязные, усталые, голодные, растерянные. Они не поладили с отцом и мачехой и уехали из Далласа «навсегда».
— Мы же не знали, мама, что ты собралась продавать дом. Теперь нам с Донни придется поискать что-нибудь другое — потому что туда мы не вернемся.
— Не спеши. Никто вас на улицу не гонит. Да, этот дом я собираюсь продать, но мы поселимся под другой крышей. Кстати о продаже: я говорила Джорджу Стронгу — он занимается недвижимостью, — что он сможет купить наш участок, как только Сьюзен выйдет замуж, — я подошла к видеофону и набрала номер компании «Гарриман и Стронг».
На экране появилась женщина.
— Гарриман и Стронг, инвестиции. Предприятия Гарримана, Промышленный союз. Чем могу служить?
— Я Морин Джонсон. Хочу поговорить с мистером Гаррима-ном или с мистером Стронгом.
— Их сейчас нет. Можете оставить им телефонограмму — конфиденциальную, если пожелаете. Или поговорите с мистером Уоткинсом.
— Нет. Соедините меня с Джорджем Стронгом.
— К сожалению, не могу. Вы будете говорить с мистером Уоткинсом?
— Нет. Передайте мистеру Стронгу следующее: «Джордж, говорит Морин Джонсон. Усадьба продается, и я говорю это тебе первому, как обещала. Обещание я выполнила, но продажу собираюсь оформить сегодня, поэтому сейчас позвоню в компанию Дж. К. Николса».
— Прошу вас, подождите минуточку, — лицо на экране сделалось ангельским, а голос наполнился сладостью, как у хозяйки салона восемнадцатого века. Затем появился Джордж Стронг.
— Привет, миссис Джонсон. Рад видеть.
— Морин, старина. Я позвонила сказать, что переезжаю. Можешь забирать дом, если хочешь. Он тебе еще нужен?
— Сгодится. Ты уже назначила цену?
— А то как же. Ровно в два раза больше той, что ты намерен предложить.
— Начало хорошее. Теперь и поторговаться можно.
— Минутку, Джордж. Мне нужен другой дом, поменьше, с тремя спальнями, поблизости от Юго-Западной средней школы. Есть у тебя такой на примете?
— Найдется. А еще есть дом в соседнем штате, рядом со школой «Миссия Шоуни». Хочешь сменять старый дом на новый?
— Нет, хочу обобрать тебя до нитки. Сдашь мне новый дом в аренду на год с автоматическим возобновлением контракта, если от меня не поступит предупреждения за девяносто дней.
— Ладно. Я заеду к тебе завтра в десять? Хочу осмотреть твою усадьбу, указать тебе на ее недостатки и сбить твою цену.
— Договорились, в десять. Спасибо, Джордж.
— Всегда пожалуйста, Морин.
— В Далласе вифоны все объемные, — сказал Дональд. — Почему в Канзас-Сити до сих пор плоские? Почему их не модернизируют?
— Дорого, — ответила я. — На все вопросы, которые начинаются с «почему», ответ всегда звучит «дорого». Но на твой вопрос могу ответить подробнее. Далласский эксперимент себя не оправдывает, и трехмерные видеофоны скоро выйдут из обращения. Если хочешь знать, почему, посмотри «Уолл стрит Джор-нэл». Номера за последний квартал лежат в библиотеке. Шестая серия, первая страница.
— Да нет, мне все равно. По мне, пусть хоть дымовые сигналы передают.
— Раз ты об этом заговорил, воспользуйся возможностью, которую я тебе предлагаю. Если хочешь выжить в мире джунглей, Дональд, читай вместо комиксов «Уолл стрит Джорнэл» и другие такие же издания, например «Экономист». Ну что теперь — мороженое и торт?
Я поместила Присциллу в комнату Сьюзен, а Дональда — в комнату Патрика, как раз рядом с моей ванной. Мы рано легли спать. Около полуночи я встала в туалет, не зажигая света — в окно светила луна. И уже собралась спустить воду, как услышала за стеной характерный ритмичный скрип кровати. Я с головы до ног покрылась гусиной кожей.
Присс и Дони уехали отсюда совсем маленькими — двух и четырех лет, и не знают, наверное, что этот старый дом звукопроницаем, как палатка. Боже! Бедные дети.
Я затихла. Ритм учащался. Потом Присцилла запричитала, а Дональд заворчал. Скрип прекратился, и оба вздохнули. Пресцил-ла сказала:
— Мне это было просто необходимо. Спасибо, Донни.
Я гордилась ею. Но надо было спешить: как мне это ни претит, надо захватить их на месте преступления. Иначе я не смогу им помочь.