— Извините.

— Пустяки, — ответил он.

Потом он отвернулся, словно ненавидел меня. Я не мог больше оставаться там, и я также не мог вернуться к своему собственному креслу без того, чтобы не ухватиться за чужие нары. Итак, я осторожно оттолкнулся и ухватился за одну из опор, прежде чем снова врезаться головой в потолок. На потолке были петли, связанные друг с другом тросиками. Я схватился за один из них и, как руконогая обезьяна, подтянулся к ближайшему иллюминатору.

Я впервые увидел Землю из космоса.

Я знал, чего мне ожидать, но увидел совсем не то, что ожидал. Земля выглядела точно так же, как на географических картах, или, скорее, в телесообщениях со станции “Супра-Нью-Йорк”. И все же это было нечто иное. Если можно так выразиться: рассказы о темноте — это нечто иное, чем сама темнота.

Невозможно описать. Что-то красочное.

Во-первых, она находилась не точно в центре поля зрения, как в телепередачах. Она висела у края иллюминатора, и корма корабля закрывала значительную часть ее. И она двигалась. Она уменьшалась. Пока я наблюдал за ней, она стала почти в два раза меньше и более округлой. Итак, Колумб был прав.

Со своего места я видел кусок Сибири, Северную Америку и северную половину Южной Америки. Канада и восточная часть Северной Америки были закрыты облаками. Я не видел ничего светлее их. Они были ярче, чем снега на полюсах. Прямо под нами, в океане, отражалось солнце. Глазам было больно. Там, где не было облаков, море казалось почти пурпурным.

Это было так прекрасно, что у меня перехватило дыхание. Мне так захотелось снова оказаться на Земле.

А позади нее были звезды — ярче и больше, чем те, которые можно было видеть с Земли.

Довольно быстро вокруг меня образовалась большая толпа людей, пытающихся, протиснуться к иллюминатору. Дети напирали, и матери говорили: “Сейчас, милый, сейчас”. Я сдался. Я отплыл назад, к своему креслу, и крепко пристегнулся одним из поясов, чтобы не дрейфовать по помещению. Я задумался. То, что я родился на такой огромной, великолепной планете, наполнило меня гордостью. Я подумал, что видел на Земле далеко не все, несмотря на экскурсии на уроках географии, скаутские вылазки в Швейцарию и поездку на каникулы в Сомали вместе с Энни и Джорджем.

А теперь я больше этого ничего не увижу. И это очень грустно.

Я поднял взгляд. Передо мной стоял парень.

— Что случилось, Уильям? Тебе плохо?

Да, это был тот самый типчик Джонс. Меня словно огрели по башке пыльным мешком. Если бы я знал, что он тоже хочет переселиться, я бы дважды подумал, прежде чем сделать это самому.

Я спросил его, каким божьим попущением он оказался здесь?

— Конечно, точно тем же, что и ты. Кроме того, я, кажется тебя о чем-то спросил.

Я сказал ему, что чувствую себя неплохо, и спросил, почему это ему пришло в голову. Он взял мою руку и повернул ее так, что можно было видеть красную точку на месте укола. Он засмеялся, и я отдернул руку.

Он снова рассмеялся и протянул мне свою руку; на ней тоже была красная точка.

— Это случается даже с самыми крепкими парнями, — сказал он. — Тебе нечего стесняться.

Потом он произнес:

— Пойдешь со мной? Осмотримся, прежде чем нам снова придется пристегнуться.

Я пошел с ним. Хотя он и был совсем не тем парнем, которого я выбрал бы себе в друзья, но, по крайней мере, он был мне знаком. Мы пробрались к люку, который вел на следующую палубу. Я хотел пролезть в него, но Джонс удержал меня.

— Пойдем лучше в рубку управления, — предложил он.

— Что? Это же запрещено.

— А что, разве попытаться — это преступление? Идем же! — мы поплыли в другом направлении и вплыли в короткий коридор. На другом конце коридора находилась дверь с надписью: “Рубка управления — вход воспрещен!” Кто-то под ней приписал: “Это относится также и к вам!” А под этой надписью было написано: “И ко мне?”

Джонс нажал на рукоятку. Дверь не поддалась. Возле нее была кнопка. Од положил на нее свой большой палец.

Дверь открылась, и перед нами появился мужчина, на его лацканах блестели две звездочки. Позади него стоял пожилой мужчина с четырьмя звездочками. Он крикнул:

— Кто это, Сэм? Скажи им, что они должны оставить нас в покое!

Первый мужчина спросил:

— Что вы здесь ищете, дети?

— Извините, сэр, нас интересует астрогация, — сказал Джонс. — Нельзя ли нам осмотреть рубку управления?

Я тотчас же увидел, что мужчина хочет вышвырнуть нас отсюда, и уже приготовился к этому, когда пожилой человек сказал ему:

— Ах ты, боже мой! Отойди, Сэм, позволь им войти!

Сэм пожал плечами и сказал:

— Как вам будет угодно, кэп.

Мы вошли внутрь, и помощник сказал:

— Держитесь за что-нибудь покрепче. Не парите по рубке и некасайтесь ничего, иначе я оборву вам уши. Ну… кто же вы, собственно говоря?

Мы представились.

— Рад с вами познакомиться, Хэнк и Билл, — сказал он. Потом он провел рукой по рукаву моей формы, который снова высунулся из-под корабельной одежды. — Юноша, твое нижнее белье слишком длинно.

Я покраснел и объяснил ему, почему я это ношу. Он, улыбаясь, произнес:

— Итак, ты контрабандой пронес ее на борт. Глупый поступок. Эй, Сэм? Хотите чашечку кофе?

Они ели сэндвичи и пили кофе — не из чашек, конечно, а из маленьких пластиковых бутылочек, как младенцы. Там даже были соски. Я отказался. Хотя после укола мисс Эндрюс я чувствовал себя гораздо лучше, но я не хотел рисковать.

В рубке управления, как оказалось, не было ни одного иллюминатора. В носовой части находился огромный экран, но он не был включен. Я спросил себя, что бы сказала миссис Тарбаттон, если бы знала, что капитан не может видеть, куда мы летим, и что это было ему безразлично.

Я спросил его об иллюминаторах. Он ответил, что иллюминаторы существуют только для пассажиров и туристов.

— Зачем мне здесь нужны иллюминаторы? — спросил он. — Чтобы высунуть голову и изучать дорожные знаки? Мы можем видеть все, что нам нужно видеть. Сэм, включи экраны и объясни все этим ребятам.

— Хорошо, кэп, — второй мужчина подплыл к своему креслу и нажал на пару кнопок. А его сэндвич тем временем спокойно плавал в воздухе.

Я осмотрелся. Рубка управления была круглой, но не совсем, потому что одна ее сторона была шире, чем другая. Помещение это находилось практически в самом носу корабля. Тут были два кресла, одно для пилота, а другое для его помощника. Они находились у стены, отделяющей рубку от пассажирского салона. Большую часть ее объема занимал компьютер.

Кресла эти выглядели намного более удобными, чем пассажирские; они были подогнаны к телу так, что колени, спина и голова опирались, как это было сделано в зубоврачебном кресле. На их подлокотниках даже были рычаги управления, чтобы пилоты без особого напряжения могли управлять приборами, сидя в креслах. В центре над каждым креслом находилась приборная доска, так что капитан и его второй пилот всегда могли прочитать показания приборов.

Телеэкран засветился, и мы увидели Землю. Она заполняла большую часть экрана.

— Это вид с кормы, — объяснил второй пилот. — Его передает находящаяся там камера. Такие камеры установлены повсюду. Теперь посмотрим, что у нас впереди, — он произвел переключение но на экране появилась только пара маленьких точек, которые, возможно, были звездами. Хэнк сказал, что в иллюминатор видно гораздо больше звезд.

— Мы используем экран не для того, чтобы наблюдать за звездами, — ответил пилот. — Если нам нужны звезды, мы пользуемся коэлостатом. Смотрите! — он отклонился назад и потянулся вверх. Над его головой, перед одним из его глаз, появился окуляр, окруженный резиновым ободком. Ему не нужно было поднимать голову с кресла. — Коэлостат — это телескоп, спаренный с перископом.

Он не предложил нам заглянуть в окуляр, а снова повернулся к пульту управления. Там была пара радарных устройств, какие можно найти на каждом самолете и даже на каждом вертолете, и, кроме того, множество других приборов, назначения большинства которых я не мог понять. В других я узнал указатель скорости сближения, термометр и так далее.