Днем наша группа была наверху, в Сьерре, и мы вернулись поздно. Мы вовремя вышли из полевого лагеря, но служащий из контроля движения направил нас на восток из-за какой-то непогоды. Это мне не подходило. Папа по большей части ничего не ел, когда меня не было.

Кроме того, мне вместо второго пилота всучили какого-то новичка; мой постоянный второй пилот и заместитель руководителя группы был болен, и мистер Кински, наш руководитель, подсунул мне этого типчика. Мистер Кински полетел в другом вертолете с группой “Пума”.

— Почему ты не вставишь себе зуб? — поинтересовался типчик.

— Ты когда-нибудь слышал о правилах дорожного движения? — спросил я его.

В вертолете всегда включалась автоматика; он управлялся с Земли и полз в кильватере грузовика, как ему и было предписано.

Типчик рассмеялся.

— Ты всегда можешь сымитировать несчастный случай. Тут… внимание! — он включил микрофон. — Волк [102]— восемь-три вызывает службу…

Я отключился и тотчас же включился снова, когда ответили из службы контроля движения. Я объяснил, что вызов был ошибочным. Типчик презрительно посмотрел на меня.

— Молокосос! — сладеньким голосом произнес он. Именно этого ему не следовало делать.

— Иди вниз, — сказал я, — и скажи Слейту Кайферу, чтобы он поднялся сюда.

— Зачем? Он же не пилот.

— Если ты меня спросишь, то я скажу, что ты тоже не пилот. Но он весит столько же, сколько и ты, а я должен держать этот ящик в равновесии.

Он откинулся назад.

— Папаша Кински назначил меня вторым пилотом. Я остаюсь здесь.

Я сосчитал до десяти и смолчал. Пилотская кабина вертолета — не подходящее место для драки. Мы больше не говорили друг с другом, пока я не опустил машину на посадочную площадку Норт-Диего и не отключил дюзы ротора.

Я, конечно, вылез последним. Мистер Кински ожидал нас, но я не видел его. Я видел только этого типчика. Я схватил его за плечо.

— Может быть, ты еще раз повторишь свою шутку? — спросил я его.

Мистер Кински появился словно из-под земли, прошел между вами и сказал:

— Билл, что это все значит?

— Я… — я хотел сказать, что я должен вытряхнуть этого типчика из его шкуры, но потом передумал.

Мистер Кински повернулся к типчику.

— Что произошло, Джонс?

— Я ничего не сделал. Спросите у остальных.

Я тоже хотел ответить, что о случившемся нужно сообщить в союз пилотов. Бунт в воздухе — серьезное дело. Но это “спросите у остальных” заставило меня смолчать. Никто ничего не видел и не слышал.

Мистер Кински посмотрел на нас обоих, потом сказал:

— Построй свою группу, Билл, и отправь ее по домам.

Я так и сделал, после чего сам отправился домой.

По возвращении я очень устал и нервничал. Я слышал сообщения во время полета. Они были неутешительными. Рационы сократили еще на десять калорий — ко всему прочему, я был голоден и вспомнил о том, что пришел слишком поздно, чтобы поужинать вместе с отцом. Далее в новостях передали, что новый космический корабль “Мейфлауэр” уже готов, и составляются полетные списки переселенцев. “Как им хорошо, — подумал я. — Никаких скудных рационов, никаких типчиков джонсов”.

Новая, с иголочки, планета.

Джордж — мой отец — сидел в столовой и просматривал какие-то бумажки.

— Ну, Джордж, — сказал я. — Ты еще не ел?

— Хелло, Билл, еще нет.

— Я уже все закончил, — я заглянул в холодильник и увидел, что в обед он ничего не ел. Я решил дать ему добавочную порцию.

Я взял два синто-бифштекса из холодильника и бросил их в быстроразмораживающее устройство, добавил пару печеных картофелин для папы и одну для себя, потом взял пакет с салатом, который оставил медленно оттаивать.

Когда я залил суповые и кофейные кубики кипятком, бифштексы уже можно было жарить. Я положил их на решетку жаровни, установил автоматику на “бифштекс с кровью” и достал из холодильника немного мармелада на десерт.

Картофель был готов, и, бросив взгляд на свою таблицу рациона, я добавил пару кусочков маргарина. Раздался сигнал. Я вытащил бифштексы, накрыл стол и зажег свечи, как это всегда делала Энни.

— Иди ешь, — позвал я и быстро вписал число калорий в таблицу рациона, прежде чем бросить упаковку в мусоропровод.

Папа вошел, я тоже уже был готов. Вся эта процедура длилась две минуты двадцать секунд. Стряпня — это действительно что-то забавное. Я не могу себе представить, почему некоторые женщины поднимают из-за этого столько шума — вероятно, у них нет никакой системы.

Папа понюхал бифштекс и усмехнулся.

— Мальчик, мальчик, ты когда-нибудь сделаешь нас банкротами.

— Не бойся, — сказал я. — У меня в этом месяце еще есть остаток, — я наморщил лоб. — Если в следующем квартале сократят рацион, вот тогда уже хуже.

Папа опустил вилку с нанизанным на нее куском бифштекса.

— Опять, — сказал я. — Еще раз, Джордж, и не понимаю зачем. Мы собрали хороший урожай, а в Монтане пущена новая дрожжевая фабрика.

— Ты в курсе всего этого, Билл?

— Конечно.

— Тогда ты, конечно, знаешь о результатах последней переписи в Китае. Тебе надо только ненадолго взять в руки калькулятор.

Я знал, что он имеет в виду, и бифштекс мой вдруг приобрел вкус старой резиновой подметки. И как можно пользоваться системой распределения, если в соседнем полушарии такие попытки были сразухже дискредитированы?

— Эти тупые китайцы должны производить на свет как можно меньше детей и сами себя обеспечивать продовольствием.

— Все должно быть распределено по справедливости, Билл.

— Но… — я замолчал. Джордж был прав, как всегда, но справедливость представлялась мне сомнительной. — Ты слышал о “Мейфлауэре”? — спросил я его, чтобы сменить тему.

— А что с “Мейфлауэром”? — голос папы вдруг стал каким-то осторожным, и это удивило меня. Со времени смерти Энни — моей матери — у нас с папой не было друг от друга никаких тайн.

— Он уже готов. Теперь начнут отбирать переселенцев.

— В самом деле? — снова этот осторожный тон. — Что ты сегодня делал?

— Ничего особенного. Пятимильный вылет из лагеря. Мистер Кински проверил пару новинок. Я видел одного горного льва.

— Правда? А я думал, что их больше не осталось в живых.

— А я всегда думал, что в живых остался хотя бы один.

— Ну, значит, ты был прав. Что еще?

Я поколебался, потом рассказал ему об этом типчике Джонсе.

— Он прежде не был в нашей группе. Как только ему пришло в голову вмешаться в управление вертолетом?

— Ты все сделал правильно, Билл. Кажется, что типчик, как ты его называешь, еще слишком зелен для того, чтобы получить права на управление вертолетом.

— Но он старше меня на целый год.

— В мое время человеку должно было исполниться шестнадцать, прежде чем он мог заявить о себе.

— Времена меняются, Джордж.

— Да, тут ты прав, тут ты прав.

Теперь папа казался печальным, и я понял, что он думает об Энни. Я поспешно спросил:

— Неважно, сколько ему лет. Я просто не могу понять, как он выдержал тест на твердость характера?

— Психологические тесты неточны, Билл. Они так же мало точны, как и люди, — папа откинулся в кресле и раскурил трубку. — Нужно ли мне сматываться сегодня вечером?

— Нет, спасибо, — он спрашивал это всегда, и я всегда отклонял это предложение. Если я делаю все чисто, то он — основательно. — Сыграем в криббедж?

— Хорошо. Я обдеру тебя до нитки.

— Ничего у тебя не выйдет, — я убрал со стола, бросил тарелки в мусор и последовал за ним в гостиную. Он взял доску и вытащил карты.

Но мысли его были далеко от игры. У меня были все преимущества перед ним, когда он положил карты и взглянул на меня.

— Мальчик мой…

— А? Я хочу сказать — что, Джордж?