Александр Александрович Блок Собрание сочинений в девяти томах Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 Стихотворения. Книга третья (1907–1916) Страшный мир (1909–1916) К музе Есть в напевах твоих сокровенных Роковая о гибели весть. Есть проклятье заветов священных, Поругание счастия есть. И такая влекущая сила, Что готов я твердить за молвой, Будто ангелов ты низводила, Соблазняя своей красотой… И когда ты смеешься над верой, Над тобой загорается вдруг Тот неяркий, пурпурово-серый И когда-то мной виденный круг. Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда. Мудрено про тебя говорят: Для иных ты — и Муза, и чудо. Для меня ты — мученье и ад. Я не знаю, зачем на рассвете, В час, когда уже не было сил, Не погиб я, но лик твой заметил И твоих утешений просил? Я хотел, чтоб мы были врагами, Так за что ж подарила мне ты Луг с цветами и твердь со звездами — Всё проклятье своей красоты? И коварнее северной ночи, И хмельней золотого аи, И любови цыганской короче Были страшные ласки твои… И была роковая отрада В попираньи заветных святынь, И безумная сердцу услада — Эта горькая страсть, как полынь! 29 декабря 1912
«Под шум и звон однообразный…» Под шум и звон однообразный, Под городскую суету Я ухожу, душою праздный, В метель, во мрак и в пустоту. Я обрываю нить сознанья И забываю, что́ и как… Кругом — снега, трамваи, зданья, А впереди — огни и мрак. Что́, если я, завороженный, Сознанья оборвавший нить, Вернусь домой уничиженный, — Ты можешь ли меня простить? Ты, знающая дальней цели Путеводительный маяк, Простишь ли мне мои метели, Мой бред, поэзию и мрак? Иль можешь лучше: не прощая, Будить мои колокола, Чтобы распутица ночная От родины не увела? 2 февраля 1909 «В эти желтые дни меж домами…» В эти желтые дни меж домами Мы встречаемся только на миг. Ты меня обжигаешь глазами И скрываешься в темный тупик… Но очей молчаливым пожаром Ты недаром меня обдаешь, И склоняюсь я тайно недаром Пред тобой, молчаливая ложь! Ночи зимние бросят, быть может, Нас в безумный и дьявольский бал, И меня, наконец, уничтожит Твой разящий, твой взор, твой кинжал! 6 октября 1909 «Из хрустального тумана…» Из хрустального тумана, Из невиданного сна Чей-то образ, чей-то странный… (В кабинете ресторана За бутылкою вина). Визг цыганского напева Налетел из дальних зал, Дальних скрипок вопль туманный… Входит ветер, входит дева В глубь исчерченных зеркал. Взор во взор — и жгуче-синий Обозначился простор. Магдалина! Магдалина! Веет ветер из пустыни, Раздувающий костер. Узкий твой бокал и вьюга За глухим стеклом окна — Жизни только половина! Но за вьюгой — солнцем юга Опаленная страна! Разрешенье всех мучений, Всех хулений и похвал, Всех змеящихся улыбок, Всех просительных движений, — Жизнь разбей, как мой бокал! Чтоб на ложе долгой ночи Не хватило страстных сил! Чтоб в пустынном вопле скрипок Перепуганные очи Смертный сумрак погасил. 6 октября 1909 Двойник («Однажды в октябрьском тумане…») Однажды в октябрьском тумане Я брел, вспоминая напев. (О, миг непродажных лобзаний! О, ласки некупленных дев!) И вот — в непроглядном тумане Возник позабытый напев. И стала мне молодость сниться, И ты, как живая, и ты… И стал я мечтой уноситься От ветра, дождя, темноты… (Так ранняя молодость снится. А ты-то, вернешься ли ты?) Вдруг вижу — из ночи туманной, Шатаясь, подходит ко мне Стареющий юноша (странно, Не снился ли мне он во сне?), Выходит из ночи туманной И прямо подходит ко мне. И шепчет: «Устал я шататься, Промозглым туманом дышать, В чужих зеркалах отражаться И женщин чужих целовать…» И стало мне странным казаться, Что я его встречу опять… Вдруг — от улыбнулся нахально, И нет близ меня никого… Знаком этот образ печальный, И где-то я видел его… Быть может, себя самого Я встретил на глади зеркальной? |
