Царственные братья находились между собой в совершенном согласии, хотя младший, конечно, рассматривался Валентинианом только в качестве своего ближайшего помощника, а Валент и не претендовал на большее. Но обстоятельства внесли в эти планы кое-какие коррективы. После нескольких неудачных лет правления Юлиана и внезапной кончины Иовиана, когда западные границы остались почти без охраны, «словно по боевому сигналу труб», как пишет Марцеллин, «поднялись самые свирепые народы и стали переходить ближайшие к нам границы». Британия, Галлия, Африка, Фракия, обе Паннонии подверглись нападениям многочисленнейших орд варваров; в довершение всего персы совсем обнаглели и, не довольствуясь разгромом Армении, требовали себе все азиатские владения римлян, ссылаясь на смерть Иовиана, как очевидное основание для расторжения заключённого при нём мирного договора.
В таких условиях Валентиниан уже не мог справиться с врагами во всех провинциях: в условиях войны возникала настоятельная необходимость предоставить полководцу особые, царские полномочия. Братья собрались в Медиане, где разделили между собой территории и войско, последний раз обнялись и отправились: Валентиниан в Медиолан, Валент — в Константинополь. Так заканчивала своё существование старая Священная Римская империя, наступало новое время. Формально ещё цельная, единая в своих политических границах и областях влияния, Империя всё же фактически с этого дня всё более и более разделялась на две непохожие, различные по настроениям и традициям, нередко противоборствующие половины — Восток и Запад.
Как указывалось ранее, едва приняв власть в свои руки, Валентиниан внезапно и очень серьёзно заболел; настолько серьёзно, что две главные придворные партии старались оперативно подготовить почву для коронации своих ставленников. Галлы, состоявшие при особе императора, намечали в его преемники Рустика Юлиана — магистра императорской канцелярии рескриптов. Это был человек со звериными инстинктами жажды человеческой крови, как говорили о нём современники, старающийся скрыть своё естество мягкими манерами. Другая партия ратовала за Севера, магистра пехоты, который был более терпимым к чужим недостаткам.
К счастью, Валентиниан всё же выздоровел и, не решаясь более ставить благосостояние Рима в зависимость от тех или иных событий, желая укрепить положение своей фамилии и Валента, о государственных качествах которого был прекрасно осведомлён, объявил августом, то есть императором, Грациана, своего 8-летнего сына от первого брака с Северой. Это было неожиданное событие — и ранее цари, желая укрепить престол и фактически ввести наследуемый титул василевса, назначали своих сыновей кесарями, но в данном случае Грациан, пусть даже формально по своему малолетству, становился императором. В связи же с тем, что Империя представляла, хотя бы и на бумаге, единое государство, юный август признавался полноправным владыкой и Запада, и Востока. Конечно, при том условии, опять же нигде не оговорённом письменно, что его дядя Валент полновесно и самостоятельно правил восточными провинциями. Теперь на правительственных документах совокупно значились имена всех трёх царей.
Конечно, Валентиниан отдавал себе отчёт в том, что данное событие может вызвать известные волнения и вообще вовсе не обречено на успех. Он заранее подготовил почву, предпринял определённые меры предосторожности и, прибыв к войскам, обратился к солдатам с речью, в которой объяснил им своё решение необходимостью обеспечения общественного спокойствия. Последние слова долгой речи императора были поглощены шумом рукоплесканий и одобрительными криками легионеров. Счастливый отец тут же надел на сына знаки императорской власти[390].
Между тем в Константинополе происходили волнующие действия. Военноначальник Юлиана-Отступника Прокопий, проживавший до сих пор в Капподакии в своём частном владении, испугался перемен во власти и, не дожидаясь вызова к императорам, решил скрыться. Ещё Иовиан опасался попыток с его стороны захватить власть, а сейчас это опасение разделили уже Валентиниан и Валент, и неспроста. На Прокопия не раз указывали как на возможного преемника Юлиана, и даже распускали слух, будто бы незадолго перед смертью в городе Карры Отступник возложил на него императорскую порфиру. Другие доказывали его причастность к семье св. Константина Великого. Всего этого было достаточно, чтобы Валент принял решение пресечь опасность в зародыше. Но его враг оказался весьма расторопным.
Убежав от чиновников императоров, приехавших для его ареста и препровождения к Валентиниану, Прокопий тайно отправился в провинцию Босфор, где и провёл несколько месяцев, регулярно меняя своё местонахождение и одежду. Наконец, побродив по деревням Вифинии, он задумал пробраться в Константинополь. Обстоятельства благоприятствовали ему: Валент в это время был занят войной против готов в Сирии, и Прокопий в Константинополе попросту перекупил два легиона, шедших на помощь действующей армии. Обладая же военной силой, Прокопий наконец совершил то, что от него так долго ждали — объявил себя императором и единственным законным наследником Юлиана.
Как это нередко бывает, народ не проявил к новому царю никаких чувств, но постепенно ощущение новизны и удачно распространённый слух, будто Валентиниан погиб на Западе в битве с варварами, сделали своё дело — Прокопия стали признавать законным государем всей Римской империи. Отсюда, кстати сказать, легко сделать вывод, что Восток не признавал Валента самостоятельным, то есть без Валентиниана, царём. Если Валентиниан погиб, то и Валент утратил свои права на престол — таков, по-видимому, был вывод, сделанный на Востоке.
Прокопию также очень помогла женитьба на вдове Констанция Фаустине, которая опрометчиво связала свою судьбу, и жизнь маленькой дочери от их брака с благочестивым императором, с авантюристом. С ребёнком на руках Прокопий объезжал город, и солдаты, сохранившие самую добрую память о своём государе, вместе с горожанами приветствовали его. Но здесь важную роль играла не только память о Констанции, но и то, что для римского сознания, сочетавшись браком с женой покойного императора, Прокопий как бы ещё более приобщился к семейству св. Константина. Он стал законным (насколько римские неписаные традиции принимали такое содержание понятия «законности») преемником царского престола.
Образ законного царя и воинская сила, находившаяся в его руках, кардинально изменили ситуацию в пользу узурпатора. Буквально с каждым месяцем его влияние росло, равно как и перечень городов и территорий, признавших власть Прокопия. По счастью для Валента, военачальник Эквиций, не так давно рассматривавшийся в качестве кандидата в императоры, остался верен воинскому долгу и заблокировал узурпатору выходы на Иллирию, куда тот стремился. Но военное счастье пока ещё было на стороне самозванца — после нескольких удачных боёв вся Вифиния перешла под власть Прокопия. Валент окончательно пал духом и даже помышлял о том, чтобы снять с себя знаки императорского достоинства, но был остановлен своим ближним окружением. Всё же положение его было почти отчаянным[391].
Ситуацию усугубляли дошедшие до Валентиниана слухи, будто бы его брат погиб в одном из сражений и весь Восток уже признал Прокопия законным государем. Для него это означало бы полную катастрофу — справиться с алеманами на Западе и «новым Магненцием» на Востоке Валентиниан явно не мог. По счастью, вскоре пришли известия, из которых следовало, что Валент всё же жив, хотя угроза его царству чрезвычайно велика.
Но дни Прокопия были уже сочтены — как учит история, любой узурпатор только тогда имеет шансы на успех своего предприятия, когда его заговор быстр и скор; любые промежуточные ситуации, в конце концов, приводят к неизбежному провалу таких начинаний. И эта ситуация не стала исключением. Зимой с 364 на 365 г. Валент собрал все свои силы и вместе с магистром Востока Лупицином двинулся навстречу соединениям Прокопия. Ему в голову пришла удачная идея срочно вызвать в армию старых полководцев Констанция, память которого так много значила, и она принесла ему на этот раз победу. В двух сражениях при Фиатире и Накозии несчастный узурпатор был покинут своими солдатами, схвачен и казнён[392]. Узурпатор был жалок в последние дни своей жизни, но нельзя забывать, что почти 8 месяцев Прокопий гордо именовал себя августом, держа в страхе Валента, а Валентиниана в напряжении.
