Как мог мужчина, которого она ненавидит, сделать с ней такое? Полная отвращения к себе самой, Сара заставила свое тело отстраниться от него, пытаясь избегнуть его прикосновений. Ее голова откинулась назад, и она услышала свой стон, когда его губы оставили ее рот, чтобы двинуться с мучительной медлительностью к груди, которую обнаружили его нетерпеливо ищущие пальцы.

Как она могла на самом деле наслаждаться, чувствуя его язык и губы и отдавая себе отчет в том, до какого напряженного чувственного пика дошло его возбуждение? Как могла она желать того, что он делает, даже медленного скольжения его руки по ее животу? Его рука двигалась между их телами, интимно касаясь ее, его пальцы, казалось, жгли ее сквозь складки красного шифона, разделявшего их. Ее лицо начало гореть так же, как горело ее тело, — как будто его охватил жар горящего костра, наполняя опасным чувством томности и ожиданием большего.

И затем совсем внезапно ее освободили — она упала бы, если бы его руки не подхватили ее.

— Вы видите? — резко прозвучал его голос через расстояние, которое внезапно снова разделило их. У вас нет сил бороться против вашей собственной чувственной натуры, несмотря на всю вашу решительность и всю вашу ненависть. Я думаю, что вы, вероятно, легли бы в постель с самим дьяволом, если бы он целовал вас достаточно настойчиво.

Она ненавидела звук его смеха, который, казалось втыкал колючки в ее кожу, которую его рассчитанные ласки сделали слишком чувствительной. Его глаза были суровыми и непроницаемыми, они не выказали никаких чувств, когда на мгновение остановились на покрасневшем лице.

— Не надо так на меня смотреть, не кажется ли вам, что мы достаточно активны для сегодняшнего вечера? Идите к себе в постель, моя маленькая лгунья, и, может быть, я навещу вас позже.

Даже после того как она убежала от него, не произнеся ни единого слова перед тем, как броситься в бегство, спасаясь от его темного сатанинского присутствия, забыв гордость, горя от стыда, Сара думала, что все еще слышит его слова, повторявшиеся в голове:

«Идите к себе в постель, моя маленькая лгунья, и, может быть, я навещу вас позже». Он сказал может быть. Последний, сделанный в насмешку, поворот жестокого ножа, который он уже воткнул в нее.

Сара взлетела по ступенькам, как будто за ней гнался сам дьявол. Согнувшись, тяжело дыша, она остановилась за толстой деревянной дверью, которая не имела замка изнутри — символ ее здешнего положения, а также напоминание о другом времени, когда женщинами владели, как собственностью, и использовали их согласно велениям мужчин, которые владели ими.

Как только ей удалось достаточно овладеть собой, чтобы лечь спать, Сара заснула так крепко, как будто никогда не хотела просыпаться. Во сне ее преследовал большой волк, крадущийся на лапах, с красными, горящими в ночи глазами. Несмотря на то что она знала, что он может догнать ее одним прыжком, он предпочитал оставаться позади, играя с ней, позволяя бежать, напрягая все силы до того, что ее сердце, казалось, готово было разорваться в груди. Он ждал, это был его каприз, потому что в любой момент он мог вонзить когти ей в горло, стремился довести ее до обморока от изнеможения, тогда наконец и возьмет ее.

— Нет!

Она, должно быть, сказала это вслух, внезапно пробудившись. В комнате было жарко, и она лежала потная поверх сбитых простыней.

Благодарение Богу, она проснулась. Постепенно биение сердца замедлилось, и ее убыстренное дыхание нормализовалось. В комнате было темно от опущенных занавесок. Который час? А затем с болезненным вздохом, который был похож на рыдание, застрявшее в горле, она напомнила себе, что время в этой тюрьме не имеет значения. Что в том: долго ли она спала и поздно ли сейчас? Она была здесь, подобно маленькому мотыльку, заключенному в янтаре, или подобно какой-нибудь совсем новенькой наложнице из гарема мавританского султана, которая ждет со смесью трепета и любопытства сиюминутного капризам своего хозяина.

Сара прижала холодные пальцы к векам. Были и другие сны — кошмары, о которых она не хотела даже думать, не то что их анализировать, тем более она не хотела помнить о том, чем они были наполнены, и в любом случае она не желала думать о том способе, которым он опозорил ее и сломил ее гордость вместе со способностью обороняться.

Прекрати! Сегодня другой день, а вчера она была слишком усталой и сонной. Ее ум был наполнен слишком большим количеством видений, звуков и образов, которые, должно быть, подсознательно влияли на мысли, несмотря на осознанное неприятие этого. Сегодня, если ему захочется испытать ее, она не окажется для него легкой добычей. Он не сможет…

Отбросив постыдную, наполовину сформулированную мысль, Сара заставила себя подняться с постели, ее глаза с невольным подозрением обратились к двери.

Придет ли он навестить ее, намереваясь завершить физически свою победу над ней? Или он ждет с мужским самодовольством, что она сама придет к нему?

Почти злобно Сара нажала кнопку, вызывая Серафину или кого-либо из служанок. Сегодня, поскольку она достаточно пришла в себя, чтобы планировать свои действия самой, она будет играть роль избалованной одалиски, окруженной слугами. Если он пошлет за ней, она притворится больной и откажется спуститься вниз. Пусть думает, что пожелает.

Слава Богу, на ее звонок ответила сама экономка. Она сообщила Саре, что уже четверть восьмого вечера, но ей не велели будить ее.

— О? Как любезно со стороны хозяина!

Женщина проигнорировала ее саркастическое замечание, и это с запозданием напомнило ей, что прежде всего Серафина хранит свою верность ди Кавальери и служит уже второму поколению этой семьи. Какое ей дело до глупого мотылька, который сам подлетел к пламени слишком близко.

— Приготовить вам ванну, синьорина? Я распорядилась приготовить для вас поднос с кофе, апельсиновым соком и сладкой булочкой, в случае если вы голодны. И если скажете мне, что вы желаете надеть к ужину…

— Я… я себя не очень хорошо чувствую! — сказала Сара, произнося слова быстро, чтобы скрыть свою нервозность. — Мне хотелось бы полежать в горячей ванне, но после нее, если будет удобно, я осталась бы здесь, в халате. Я не чувствую себя в силах одеться и спуститься к ужину — можно принести мне поднос сюда? Что-нибудь легкое — суп и салат как раз подошли бы.

— Ничего больше? Синьорине необходимо есть…

Глаза Серафины с неодобрением скользнули по стройному телу Сары и ее худому лицу, остановившись на мгновение на темных кругах у нее под глазами.

— Я совсем не голодна, но есть и еще кое-что.

Я лепечу, как идиотка, подумала Сара в отчаянии, но ничего не могла с собой поделать.

— Как вы думаете… как вы думаете, не мог бы кто-нибудь побыть со мной некоторое время? Я знаю, что у вас много дел, но, может быть, кто-нибудь из служанок. Странное ощущение, которое я почувствовала прошлой ночью, немного пугает меня. Я не хочу снова чувствовать искушение выйти наружу, чтобы вдыхать пьянящий аромат сардинской ночи!

Она сказала верную вещь, потому что Серафина перекрестилась и кивнула без дальнейших вопросов.

— Я пришлю Терезу. Она говорит лучше остальных, и даже немного знает английский. Я уверена, что у нее будет полно вопросов об Америке, но она приятная девушка и очень добросовестная.

Итак, по меньшей мере на эту ночь она защищена.

Погрузившись в глубокую мраморную ванну и даже позднее, когда она отдалась странной роскоши чувствовать себя избалованной и разрешила Терезе причесать себе волосы, Сара старалась избегать мысли, которая угрожающе пряталась в глубине ее ума: защищена от кого?

Тереза осталась с ней и после того, как, отбросив первоначальную робость, начала живо расспрашивала ее об Америке — как и предупреждала Серафина, иронично подумала Сара. Она съела свой легкий ужин и несколько раз прошлась по комнате, но затем, заметив, что девушка украдкой зевает, Сара пожалела ее и отпустила. Она знала, что уже поздно и дом затих. Теперь ей следовало снова заснуть, чтобы проснуться освеженной и готовой противостоять… чему бы то ни было! У нее было время вооружиться, она была готова. Он больше не найдет в ней никакой склонности к слабости, как бы ни старался пробить брешь в баррикаде, которую она только что соорудила против него. Название этой игры — стратегия, уверяла себя Сара.